слов.
– Тихо! Тихо! А то договоритесь у меня сейчас до карцера! – прикрикнул инспектор. – Да и за хамство у священника вам чего-нибудь придумаю…
«Хотя что им можно придумать?» – вдруг подумал инспектор, вздохнул и повел своих подопечных дальше.
Глава 6
– Что-то мне постоянно хочется есть… – сказала Наташа.
– Еще бы… – усмехнулся Бесчетнов. – вас ведь теперь двое.
– Ну да… – ответила она. – но я буду толстая, как слон.
– Не будешь… – помотал он головой.
Они лежали на диване в их квартире. Спускался вечер. За окном стояла осенняя темнота.
– У меня грудь увеличилась… – пожаловалась она.
– Зато теперь не надо тратиться на имплантацию! – поддразнил он ее.
– Ну да, есть свои плюсы… – засмеялась она. Помолчав, она продолжила с усмешкой: – Ходила сегодня к главному, он сидит с грустным лицом… Спрашивает: «Значит, покинете вы нас? А кто же работать будет?».
– А ты?
– А что я? Сказала, что ненадолго: вот рожу, и сразу из роддома – сюда…
– Ты еще репортаж про роды напиши… – пошутил Бесчетнов, и спохватился – еще ведь и правда напишет!
– О! и верно! – сказала Наташа. – Надо дневник вести. Как я раньше не додумалась…
– Додумаешься тут… – сказал Бесчетнов, имея в виду гибель Петрушкиных и все, что было с этим связано. Наташа поняла его и кивнула. Оба замолчали. Они теперь избегали говорить о плохом, считая, что ребенок может услышать. По тем же соображениям не включали и телевизор. Бесчетнов, посмеиваясь над собой, бросил курить и вот уже месяц героически держался, удивляясь сам себе.
– Я тут взялась читать про течение беременности на четвертом месяце… – начала Наташа.
– И что? – спросил Бесчетнов.
– Да фильм ужасов какой-то… – сказала Наташа. – Возможно нарушение памяти, удушье, запоры, отеки рук и ног…
Оба засмеялись… но Наташа вдруг оборвала себя.
– Ой… – изумленно вскрикнула она.
– Что? – насторожился Бесчетнов.
– Шевелится… – шепотом сказала Наташа, будто боясь спугнуть кого-то. – Шевелится!
– Кто?
– Ребенок!
Бесчетнов от изумления открыл рот.
– Юра, ну ты даешь… – сказала Наташа с некоторым превосходством. – Это как раз самый срок. В шестнадцать недель ребенку положено начинать шевелиться. Хочешь потрогать?..
Она положила его руку себе на живот. Бесчетнов мысленно сказал: «Ну, привет. Ты как?» Ему показалось, что в ответ что-то и правда шевельнулось на другой стороне живота. Бесчетнов помотал головой – надо же.
– Прикинь, он мне отвечает… – шепотом сказал он.
– Как? – удивилась Наташа.
– Я ему говорю: «Привет». А он толкается.
– Ишь, телепаты нашлись… – шепотом проговорила Наташа.
– Мужик будет… – проговорил Бесчетнов.
– С чего ты решил? – взглянула на него Наташа. Хотя еще месяц назад, когда пол можно было узнать на УЗИ, они решили – пусть будет сюрприз, но иногда им обоим хотелось понять, кто же подрастает в Наташином животе.
– Голос такой мужской, уверенный… – засмеялся Бесчетнов.
– Фу ты… Голос… – разочарованно проговорила Наташа. – Я думала, и правда понял.
– да как бы я понял? – пожал плечами Бесчетнов. – Вот если ему порнокартинки показывать и смотреть, не потвердело ли там чего…
– Дааа. Акушер-экспериментатор… – Наташа с укоризной покачала головой. – Ладно, сейчас я буду ему телепатические сигналы посылать.
Она сосредоточилась. Бесчетнов с улыбкой на это смотрел.
– И что ты ему передаешь? – спросил он.
– Не сбивай! – строго сказала она. – Поздороваюсь для начала.
– А потом?
– А потом скажу… Скажу, что я – мама. И что я его очень жду. И очень люблю.
Она опять сосредоточилась. Бесчетнов смотрел на нее и увидел, как улыбка расцвела на ее лице.
– Ответил! Ответил! – зашептала Наташа. – Говорит: «Папа и мама, я вас тоже люблю! Ждите, скоро буду!».
– Прямо так? – усмехнулся Бесчетнов.
– Прямо так! – смеясь, ответила Наташа.
– Ты ему скажи, пусть не сильно торопится. Надо не скоро, а вовремя.
– Сейчас! – ответила Наташа и опять сосредоточилась.
– Ну что? – спросил Бесчетнов.
– Он говорит: «Знаю, сам не дурак!» – с важной миной проговорила Наташа и они оба захохотали.
Глава 7
В этот же вечер Николай Палыч Петрушкин вдруг посмотрел в окно и понял, что за окном – осень. До этого он не замечал времен года. Ему казалось, что время остановилось, но тут он увидел желтую листву, зябко торопящихся под дождем людей, отливающий белым от света фонарей мокрый асфальт и понял – осень.
Первым делом подумалось, что нынче Данила пошел бы во второй класс. От этой мысли заболело сердце. Петрушкин отошел от окна и прошел в ту комнату, где всегда, приходя к ним, играли внуки. Здесь до сих пор лежали их игрушки – машины, роботы, конструкторы. Петрушкин сел на низенький стульчик и голоса Алексея, Алины, Данила и Акима зазвучали вокруг него.
Петрушкин вспомнил, как после свадьбы они с женой Лидией поехали в свадебное путешествие в Одессу. Как они потом прикидывали, в поезде и зародилась новая жизнь. Потом девять месяцев будущий Алексей Петрушкин исправно ходил с мамой на лекции в университет, набираясь ума от лучших профессоров. Слушал хорошую музыку – Петрушкины ходили на симфонические концерты. Он даже и пошевелился в первый раз на концерте, когда басистый певец запел «Гори, гори, моя звезда!». Потом, когда Алексей повзрослел, они рассказывали ему об этом – к старому романсу в семье было особое отношение.
В детском саду Алексей придумал вырезать родной город из земли и улететь всем городом в космос. Иногда, впрочем, он уверял родителей, что проект этот давно осуществлен и все они на самом деле уже мчатся по огромному космосу, хоть и никто, кроме него, Алексея, это не замечает.
– Тебе бы книжки писать… – смеясь, говорил ему тогда отец.
– А я пишу! – серьезно отвечал сын. Но то ли не писал, то ли потом потерялась куда-то эта космическая одиссея.
Они путешествовали всей семьей по всей огромной когда-то стране. Бывали и в горах – в Карпатах, на Тянь-Шане. «Приохотил его к поездкам… – горько подумал Петрушкин. – А был бы домосед – был бы жив». но он тут же подумал, что домосед – это был бы не его сын. Когда у Алексея родился младший, Аким, в городе стояли сорокоградусные морозы. В роддом не пускали никого и никак. Алексей с Данилом на руках и с биноклем на шее забрался на дерево и оттуда разглядывал сам и давал посмотреть Даниле на маму и Акима. Даже сейчас, вспомнив об этом, Петрушкин усмехнулся. Отчаянный был у него сын, таким он его и любил.
Стукнула входная дверь – пришла жена. Петрушкин смахнул слезы – у жены и так болело сердце, при
