– Не суетись под клиентом! – Старостин решительно сбросил пальцы собеседника с лежащих перед ним бумаг, подтянул их к себе. Глянул – точно, подпись Малышева. – Ладно, бывай!
– Вы про меня не забудьте, – уже в спину покидающему кабинет директору Департамента безопасности пискнул главбух.
– Конечно, не забуду, – не оборачиваясь, бросил Старостин и вышел в коридор.
Разумеется, он не собирался делиться с этим дураком-главбухом. Миллион долларов – это такая сумма, что хорошо, без остатка, делится на единицу. Любой второй при дележе лишний. А про третьего и речи идти не может.
Старостин чуть ли не бегом ворвался в свой кабинет. Запер дверь, полез в стол, извлек оттуда чистый бланк доверенности; взял из шкафа одну из многочисленных папок-скоросшивателей. Здесь у него хранились образцы подписей руководителей концерна. Для чего? А он и сам бы не смог объяснить. Просто когда-то взял и собрал. На всякий случай. Вот и пригодились…
Андрей Михайлович изучал подписи. Роспись Малышева была бы предпочтительнее, конечно… Но она и сложнее в исполнении. Виктор Георгиевич, человек резкий и порывистый, расписывался так же, вполне в духе своей натуры. Правые завитки чередовались с левыми, между ними, совершенно не к месту, ложились прямые линии. Тяжело…
А вот подпись финансового директора – самое то. Конечно же, она тоже непростая, многозавитковая. Но все эти завитки и росчерки идут только в одном направлении.
Старостин подошел к окну, приложил к нему лист с образцом подписи финансового директора, наложил на него чистый лист бумаги. Взяв шариковую ручку, начал осторожно обводить просвечивающую подпись…
Тот, кто думает, что вот таким образом можно четко скопировать чужую подпись, ошибается. Нет, получится, конечно, нечто такое, похожее. Но – всего лишь похожее. Рука немного подрагивает, линии получаются нечеткие, размытые, корявые. То есть вообще не то. Дело не в точности пролегания линий, в их совпадении. Дело в отработанности. Ведь роспись выполняется одним лишь движением руки, на автопилоте. Попробуйте провести самый простой эксперимент – вспомните, как выглядит ваша подпись до последнего завитка. А потом – распишитесь. Не автоматически, отключив мозг и следуя за рукой, а по памяти проводя линии. То, что у вас получится, никто, даже вы сами, не признаете за свою подпись. Будет нечто непонятное и корявое.
Вот и сейчас Старостину надо было просто проверить направление линий, понять их расположение относительно друг друга, общий наклон. Дать руке почувствовать. После чего он перебрался за стол и стал методично, раз за разом отрабатывать на чистых листах бумаги автограф финансового директора.
Минут через двадцать Старостин счел, что достиг в этом деле определенных успехов. Пододвинул к себе бланк доверенности, несколько раз вдохнул-выдохнул и одним слитным движением расписался. Взял доверенность, сверил свою роспись с образцом… А ведь нормально получилось! И не придерешься!
Скомкав листы, на которых тренировался, бросил их в корзину для бумаг. Вообще-то такие вот бумаги подлежат уничтожению… Но сейчас не хотелось с этим заводиться. Время, время, время! Да и не собирался он после визита в банк возвращаться в этот кабинет. Та часть жизни, что была связана с концерном, завершена…
2
– Извините. Как мне попасть в третье отделение?
Охранник, стоящий у входа в частную психиатрическую клинику, немного свысока взглянул на визитера. Невысокий, худощавый, впечатление богатыря не производит. Длинный козырек бейсболки, насаженной на самые уши, полностью закрывает верхнюю половину лица. Солнцезащитные очки здоровенные, скрывают все остальное. Только остренький подбородок копьем торчит вперед. В руках какой-то бумажный сверток…
Вообще-то охранник просто набивал себе цену, затягивая паузу и изучая визитера. Не пропустить его он просто не мог. Те, кто лежал в клинике, могли бы потом – решись он на такое – выразить свое недовольство поведением стража ворот. И пришлось бы ему тогда искать работу. Закон капитализма: все решает тот, кто платит.
Эти люди шли напропалую, уверенные в себе, в собственной значимости, в том, что их никто не посмеет остановить. На охранника они и внимания не обращали. Вроде как и нет его здесь. Стоит стол, за столом – стул. А на стуле – никого. Вот и решил охранник чуть потешиться, поднять немного упавшую за последнее время донельзя планку самооценки. Таким этот даже не человек – человечек! – выглядел забитым и запуганным, что не порисоваться перед ним было бы просто грешно.
– А к кому идете? – строго спросил страж ворот.
– К брату, – торопливо и чуть заискивающе проговорил пришелец. И добавил на всякий случай: – Брат там у меня. Болеет, бедолага…
Многозначительно помолчав еще немного, охранник важно кивнул:
– Ну, раз брат… Иди. Второй этаж.
– Спасибо! – Втянув голову в плечи, малый проскочил мимо стража.
Не спеша поднялся на второй этаж. На лестничной площадке – только одна дверь. Солидная, металлическая. В металле – прямоугольник окошка. Справа на стенке – кнопка звонка.
Пришелец несколько секунд постоял перед дверью, потом натянул бейсболку еще ниже – хотя куда уж ниже-то? Поправил очки. Хрустнув бумагой, переложил сверток в правую руку. Левой, через руку, потянулся к звонку. За дверью послышалась заливистая трель.
Несколько секунд ничего не происходило. Потом окно распахнулось. В проеме было заметно явно женское лицо в обрамлении белого ворота.
– Что хотели? – ровным бесцветным голосом спросила женщина.
– Брат мой тут у вас лежит. – Пришелец повторил то же, что до этого говорил охраннику. – Увидеться мне бы с ним. Переговорить…
– Приемные часы в отделении… – заученно и немного устало начала выговаривать женщина, однако замолчала – у самого ее носа вдруг возникла двадцатка в долларах.
– Мне бы только пару слов сказать… – заныл пришелец. – Мама у нас болеет…
Женщина за дверью быстро огляделась по сторонам. А ведь неплохой приварок к ее зарплате! Рука сама тянулась к деньгам. Однако она и боялась – не дай бог кто увидит, что она по своей инициативе, не спросив врача, впустила в отделение постороннего… Можно было, конечно, этого самого врача позвать, и пусть он сам решает. Но тогда эта симпатичная бумажка ему и достанется. Жалко…
– Я не могу вас пропустить в отделение… – жалобно пробормотала женщина. – Тихий час у нас сейчас. Больным отдыхать положено.
– Да мне не надо в отделение! – Бумажка сама собой впорхнула в ладонь женщины. – Пусть сюда, к окошечку, подойдет. Я только пару слов ему скажу – и все!
– Ну, если к окошечку… Как зовут-то брата?
– Михаил! Шилов!
– Есть такой… – Женщина без труда вспомнила этого хамоватого и грубого, крайне неприятного здоровяка, Шилова. – Сейчас позову…
Подходя к палате Михея, женщина думала о том, что ведь бывает же так. Ведь братья, а не похожи. Один – здоровый и скотина конченая. Второй – маленький, худенький, а понимающий.
Женщина осторожно постучала в дверь палаты.
– Чё надо?! – послышался из-за двери хриплый бас.
«Сволочь!» – подумала женщина и, чуть приоткрыв дверь, бросила скороговоркой:
– Там к вам пришли. У двери стоят.
– Кого там еще черти принесли?! – возмутился Михей.
Но дежурная медсестра уже уходила по коридору, стремясь свести общение с хамом до минимума. Пришлось Михею вставать с кровати и отправляться следом за служащей.
Не спеша, вразвалочку, авторитет приблизился к открытому окошку в двери.
– Кто там? – спросил он у медсестры, которая уже заняла свое место за столом поста. Но та промолчала – сделала вид, что не услышала вопроса.
– Кому я там понадобился? – спросил Михей, наклоняясь к окну, чтобы увидеть стоящего на той
