нарушениями, и она о продаже ничего толком не знала.
Опять же, первой моей реакцией была усмешка. Я был уверен, что никаких шансов у нее нет. Но оказалось, что оригинал ее доверенности на продажу квартиры не могут отыскать (заверенных копий – несколько, но необходим был оригинал), и дело медленно, натужно, но все-таки завертелось.
Я вспоминал эту гадину – она улыбалась до ушей, когда я осматривал комнаты, объясняла, какие хорошие обои поклеены, какой новый шкаф мне останется; она желала мне счастливо здесь жить; она извинялась, что не успела вынести к контейнерам поломанные игрушки… И вот теперь развелась со своим арабом, одумалась… Что ж это такое!
Новый год я встречал в отвратительном настроении. Да в отчаянии просто-напросто. И следующий год не предвещал ничего хорошего.
– С одной стороны, торопиться мне некуда, – говорил я Ивану; он теперь часто бывал у меня – приезжал на метро, чтобы можно было пить. – Однозначного решения суд не вынесет ни по тому делу, ни по другому. По крайней мере, быстро… У меня адвокат хороший, не то что этот наш юрист-лошок в агентстве. Свинья, столько всяких нюансов пропустил.
– А ты платил ему? – спросил Иван.
– Да нет. Так, показал, попросил…
– Поэтому и пропустил.
– Ну, блин, тебя послушать, так за каждый пук надо башли выкладывать.
– А что, не так? – Иван нагловато смотрел на меня; в последнее время он вообще стал вести себя со мной бесцеремонно, слабинку, что ли, почувствовал, почувствовал, что я от него завишу.
– Да, в принципе так, – пришлось согласиться. – Но это неправильно.
– Хе-хе. Неправильно, что деньги придумали.
– Ладно, давай хлопнем. – Я наполнил рюмки и, выпив, продолжал – нужно было выговориться: – Да, я не тороплюсь. Это наверняка будет тянуться два-три года. И не факт, что им что-то перепадет. Но сама мысль убивает, что квартира под судом, что Наталья мало что трахалась с кем-то, когда я деньги зарабатывал, так теперь претензии предъявила. Возьми и отдай ей половину квартиры. А она к ней никаким боком…
– Кстати, – вошел в столовую Максим (он по-прежнему обитал у меня, правда, часто уезжал в командировки), – ты здесь прописался уже?
– Нет. Там прописан, дома.
Максим удивленно выпучил глаза:
– Ты что?! Срочно нужно здесь прописываться. У тебя будет единственное жилье – в плане, что некуда выезжать. А иначе арестуют квартиру, тебя выкинут, может, сунут тысяч тридцать грина.
– Понял, понял, – закивал я. – Действительно… Спасибо, Макс.
Иван усмехнулся:
– А говоришь, адвокат хороший. Гнать такого надо.
– Посмотрим… Я с ним еще не вдавался в детали…
Но на адвоката я разозлился. Впрочем, радость, что Максим подсказал такой верный ход, сейчас была сильнее злости. Да и не хватало ее на все накаты судьбы.
Еще выпили. Пожевали закуску. Было все-таки тяжело. И водка не особенно торкала.
– Мы тут репетицию записали, – нарушил довольно долгое молчание Иван. – Неплохо получилось. Хотите послушать? – Вынул из кармана цифровой диктофон.
Макс заинтересовался:
– Что за репетиция?
– Группы нашей. У нас ведь группа с Олегом Свечиным. Когда-то обсуждали с тобой вместе.
– А, да, вспоминаю.
– Вот первый плод, так сказать. Включить?
Я промолчал – мне было не до какой-то записи. А Максим, наверно, со скуки сказал:
– Включай, заценим.
Иван потыкал кнопочки, раздался суженный крошечным динамиком грохот, треск, жужжание. И сквозь них стал пробиваться слабый и бесцветный голос вокалиста, кажется, Свечина, которому помогал немного более живой басок Ивана.
– Ни слова не разобрать, – сказал я; поднялся, пошел в туалет.
Когда вернулся, какофония звучала тише, зато Иван с Максимом разговаривали предельно возбужденно.
– Да это ясно! – тряс головой Максим. – Музыка стала пресной вообще. Слушать нечего.
– Вот-вот, – поддерживал Иван. – Я не утверждаю, что мы какое-то новое слово скажем, но по крайней мере – пытаемся смысл придать. Выразить. Это, – кивнул на скрипящий, хрипящий диктофончик, – не показатель. Качество, конечно, нулевое. Студия нужна. Но все же что-то и в таком виде чувствуется. И – тексты.
– Да, – поддержал Макс, – я слышу кое-что. Панк-рок такой…
– Социальный, – значительно добавил Иван и подпел диктофончику: – Русский сидит у разбитого корыта, а россияне на Канарах отдыхают!.. Думаем, где бы записаться теперь по-нормальному, концерт дать.
– Вам продюсер нужен, – высказал мысль Макс; я смотрел на них, как на начинающих артистов, разыгрывающих сценку.
– Продюсер, это конечно. Но где найти… Не пойдешь ведь к Пригожину или Матвиенко с этим. «Вот, послушайте. Помогите».
– На хрен их! Попсари. – Макс деловито наполнил рюмки. – У меня связи есть, я могу помочь. Запись вполне реально устроить.
– Максим, тебе не кажется, что ты то же самое Ивану уже говорил с полгода назад? – не выдержал я. – К тому же где у тебя связи? Ты к музыке вроде никакого отношения не имеешь…
– Как это – никакого?! А Лиане кто запись устраивал? В одной из крутейших студий.
– Ну дак за такие бабки, какие она выложила, можно и в Лондоне записаться.
– Не всё деньги решают. Хорошая студия под все подряд подписываться не будет. Даже если это выгодный проект. Тут связи нужны, личные отношения. – Макс проглотил водку и грустно выдохнул: – Жалко, конечно, Лиану… Талантливый человек, цель в жизни есть… Она ведь с детства поет, пробивается. И не может никак… А безголосых всяких раскручивают пачками…
– Ну а ты-то чего со своими связями ее не раскрутил? – подколол я. – Ты ведь на роль продюсера претендуешь.
– Да ни на что я не претендую. Болтовня это просто пьяная… – Макс что-то резко раскис. – Давайте Лианку послушаем.
Косясь на продолжающий хоть и тихо, но раздражающе хрипеть и потрескивать диктофон, я сказал, что не против. Иван тоже согласился – «никогда не слышал» – и выключил свою запись.
– А как называется? – спросил Макс.
– Что?
– Группа ваша.
– «Плохая примета». Я придумал!
– Неплохо… Нет, Вань, я не отказываюсь, что-нибудь будем думать. – Он нашел в стопке дисков на столе сидишку с песнями своей бывшей жены, вставил в проигрыватель.
Полилась джазовая мелодия, и в нужном месте вступил густой, сочный голос Лианы. Она пела по- английски песню собственного сочинения (как и все остальные на диске), но очень напоминавшую какой-то джазовый стандарт Гершвина или, может, Армстронга. В общем, качественное, но вторичное…
Послушали молча, а потом я ляпнул:
– Слушай, Макс, возвращался бы к ней. Ведь любите же друг друга.
Он надулся, мотнул головой:
– Нет.
– Ну, бывают моменты, что люди надоедают… Пожили отдельно, а потом снова…
Я заговаривал об этом с ним и раньше, и не только потому, что об этом просил Руслан. Мне самому было обидно, что друзья, у которых так хорошо поначалу все складывалось, повторяли схему жизни большинства
