слишком близко подобрались к нему.
БАБ успокоил Дубинина:
— Не бойтесь, Скуратова скоро не будет!
Зафиксирован был и другой разговор — Шабдурасулова с Березовским. Разговор касался моего письма, которое я — в черновом варианте, — оставил у Орехова и Бордюжи. (Об этом письме я уже говорил.) Орехов показал эту бумагу Шабдурасулову, поэтому Шабдурасулов и сказал БАБу:
— У прокуратуры очень серьезные претензии к Центральному банку…
Березовский в ответ поставил прямую задачу: сейчас не до распрей, не до обсуждений, какие грехи имеются за Центробанком России — это второстепенно, главное сейчас — это Скуратов. Скуратова надо как можно быстрее убрать!
Моей же целью на тот момент было — обсудить материалы проверки ЦБ на заседании Совета безопасности — по аналогии с обсуждением «черного вторника», — и вообще довести это дело до логического конца. Бордюжа эту идею поддерживал, но потом развернулся на сто восемьдесят градусов видать, кто-то убедил.
В общем, в результате подковерной борьбы все наши усилия были сведены на нет. Так ничем эта проверка и закончилась. Обидно!
Деньги, которые платили наши государственные банкиры себе как заработную плату — начиная с Дубинина и кончая последней уборщицей, — нам и не снились. Это бешеные суммы. За малейший чих выписывались гигантские премии, карманы туго набивались долларами.
Нарушения там, похоже, вообще считались некой служебной добродетелью.
Много было разговоров и по поводу странного исчезновения стабилизационного кредита МВФ, который был выдан нашей стране за две с половиной недели да черной даты 17 августа 1998 года. Впрямую говорили о хищениях, о том, что этот кредит был целиком перечислен на счета президентской семьи и так далее. Мы провели и эту проверку.
Прямых хищений не установили. Но вот что интересно: из стабилизационного кредита в 4,8 миллиарда долларов 4,4 миллиарда Центральный банк продал, минуя торги межбанковской валютной биржи, 3,9 миллиарда долларов вообще даже не заходили в Россию, они так и остались за рубежом, и лишь 471 миллион долларов был брошен на поддержание курса рубля. Этого было, естественно, очень мало.
По закону все деньги стабилизационного кредита должны были пойти на укрепление рубля.
3,9 миллиарда долларов были просто перечислены с корреспондентских счетов Центробанка на корреспондентские счета других банков прямо в США. Всего таких банков, облагодетельствованных ЦБ оказалось восемнадцать!
Почему они получили деньги, минуя Московскую межбанковскую валютную биржу? Вопрос. Почему получили деньги именно эти восемнадцать банков, а не другие восемнадцать, или сорок, пятьдесят, шестьдесят — тоже вопрос. Получить ответы на эти, касающиеся каждого человека, живущего в России, вопросы нам не удалось, как и на другие больные вопросы. Последовало мое освобождение от должности.
Я уже не говорю об ответе на вопрос, который касается престижа нашей страны. Это — вопрос о дефолте. Мы неожиданно взяли и объявили себя нищими, разделись перед всем миром. Вы думаете, этот вопрос обсуждался на заседании правительства? Нет, не обсуждался. Обсуждался на заседании Совета Федерации? Не обсуждался. На заседании Совета безопасности? Не обсуждался. Может быть, о нем говорили в Госдуме? Нет, не говорили.
Тогда кто же принял решение объявить Россию на весь мир нищей?
Имена этих людей Россия должна знать.
Собрались пять человек, поговорили немного, поухмылялись — слишком уж «веселым» показался им этот исторический момент и объявили: «Дефолту быть!»
Вот их имена:
Дубинин Сергей Константинович,
Кириенко Сергей Владиленович,
Задорнов Михаил Михайлович,
Чубайс Анатолий Борисович,
Гайдар Егор Тимурович.
Большего унижения России за многие века, по-моему, не было.
Понадобились значительные усилия Примакова и его правительства, чтобы этот вопрос дезавуировать. Ну какая Россия, к шутам, нищая?
Тем временем последовал запрос Госдумы по поводу аудиторской проверки Центробанка, и я написал письмо, где рассказал о многом, что вскрылось в ЦБ, в частности о деятельности «Фимако». Потом меня обвиняли в том, что я огласил некие тайны Центробанка, но я подписал это письмо совершенно осознанно: я видел, какая борьба идет вокруг и понимал, что в любую минуту могу потерять рычаги управления прокуратурой и тогда уже все — никто ничего не узнает. Тем более что на Совете безопасности этот вопрос рассматривать не собирались. Не проверять офшорную структуру «Фимако» было нельзя.
Надо заметить, что все деньги, которые были перечислены на счета «Фимако», вернулись, но никто не обратил внимания на то, куда же делись проценты с них. А это сотни миллионов долларов. Где они? Ау!
Геращенко выступил по первому каналу телевидения, осудил мой «проступок» — подписание письма в Госдуму, — назвав это «лебединой песней Генерального прокурора Скуратова». И еще одну хорошую пословицу употребил, сказав, что меня послали во всем разобраться, а я вместо этого «Чижика съел». Красивое было выступление!
Прошедшим летом мы случайно увиделись с Геращенко на одном довольно узком семейном празднике. И Геращенко сказал мне:
— Юрий Ильич, моя супруга просила кланяться вам и сказала: «Витя, обязательно извинись перед Скуратовым за «лебединую песню».
На душе после этих слов сделалось немного легче. Все-таки русские люди — это люди, которые всегда переживали, переживают и будут переживать, не проходят мимо несправедливости, обид и боли. Это сидит в нас издревле, глубоко и стало уже, по-моему, неистребимым. Я, естественно, не являюсь исключением из правил.
Конечно же, достойно сожаления то, что в свое время мы не нашли с Виктором Владимировичем общего языка. Мне наплевать, что обо мне думает Борис Николаевич, его окружение, прикормленная им криминальная тусовка, Березовский с Абрамовичем, но совсем не наплевать, что думает Геращенко. Это очень значительная фигура. С большим авторитетом. И, конечно же, жалкими выглядят на фоне этого человека попытки пигмея Лебедева из Национального резервного банка занять место председателя Центробанка. Масштабы этих людей несопоставимы.
По итогам нашей проверки мы направили председателю Центробанка четыре представления, хотя все можно было сделать гораздо более дружелюбно, без официоза.
Все представления были учтены, Геращенко навел порядок в ЦБ, в том числе и с золотыми «представительскими» карточками, и фактически признал нашу правоту.
Счетная палата тоже провела проверку… Хотя особо, честно говоря, в глубину ЦБ аудиторы Счетной палаты не забирались. Дело в том, что в ту пору мучительно решался вопрос о выделении нам транша МВФ и на нас все время давили — если мы будем продолжать линию на выявление недостатков в ЦБ, то вообще не получим никаких кредитов, не только очередного транша. Дубинин, находясь в прямом контакте с Мишелем Камдессю, использовал это в своих целях. Вообще мы имели еще один пример борьбы закона с политической и хозяйственной целесообразностью.
Более того, меня пытались заставить сделать заявление — специально для Международного валютного фонда, — что прокуратура не нашла в деятельности Центробанка никаких нарушений. Сделать такое заявление меня уговаривал, в частности, Волошин. Обхаживал и Дубинин со своей командой, хотя ясно было, что его больше интересует собственная шкура — как бы она не полиняла в результате проверки, — чем транши МВФ.
Чайка, едва начав исполнять обязанности Генпрокурора, такое письмо не замедлил подписать: никаких нарушений-де нет. А они есть, они были.
Вопрос этот остался открытым.
