— Все хорошо, дорогая. Я сама в последнее время часто нарушаю это правило.
Фэрли заинтересованно взглянула на учетные книги.
— Ой, давай скорее начнем. Ты говорила, я смогу написать записку на мельницу рядом с Пензансом. А почта уже пришла? Надеюсь, человек, которому ты написала в Шотландию, продаст нам своих овец. А еще ты обещала, что зимой мне можно будет посмотреть, как рождается ягненок. Ты не забудешь, правда? Я впишу сегодня в учетные книги числа?
— Надо говорить «можно ли мне?»
— Можно ли мне вписать числа в учетные книги? Джорджиана передала девочке затянутую в кожу книгу вместе с листком бумаги и чернилами.
— Поточи перо, дорогая. И конечно же, я не забыла о своем обещании. Я уже договорилась с мистером Брауном и скажу твоему отцу, перед тем как уехать.
Фэрли широко распахнула глаза:
— Но ты же ведь уедешь еще не скоро. Это же долго — искать дом. Ну почему все всегда должны куда-то уезжать? Почему люди не могут жить всю жизнь на одном месте?
Джорджиана не решилась солгать ей и пообещать часто ее навещать. Она сильно сомневалась, что сможет вынести необходимость регулярно приезжать в Пенроуз. Это было бы несправедливо по отношению к Грейс и Куинну и по отношению к ее собственному хрупкому сердцу.
— Возможно, ты не так расстроишься из-за моего отъезда, если я подарю тебе все свои краски и холсты, когда буду уезжать. Однако не раньше, — добавила она, увидев, как девочка расплылась в радостной улыбке. Фэрли захлопала в ладоши, но потом остановилась.
— Да, но ведь рисовать без тебя будет совсем не так весело.
— Может быть, твой отец будет рисовать с тобой. Насколько я помню, он любил этим заниматься, когда был ребенком.
— Папа? Он любит рисовать?
Джорджиана протянула ей перочинный ножик.
— Да, однако довольно разговоров. Пора браться за работу, если мы вообще хотим когда-нибудь закончить.
Куинн наблюдал через дверной проем за тем, как две женские головы склонились над столом — одна маленькая и светлая, другая блестящая темная. Две руки в унисон водили перьями. А две правые ноги неторопливо постукивали по полу.
Он сглотнул.
Он не осмелился прервать их: Джорджиана даже не подозревает, сколько раз за последние две недели он наблюдал за ними. Джорджиане удавалось то, с чем не справлялись многочисленные гувернантки и учителя до нее.
Фэрли читала, писала и даже складывала и вычитала числа, и это поражало его и согревало ему душу.
Он всегда тщательно скрывал свой страх, что его дочь может унаследовать изменчивый характер своей матери, и никогда не будет прикладывать усилий для развития своего ума. Никогда не будет беспокоиться о чем-то, не связанном с простыми развлечениями — модой, картами и сплетнями.
И вот Фэрли сидела перед ним и писала письма. Да, это были письма фермеру, но все-таки это были письма.
Он взглянул на темноволосую голову Джорджианы, и его захлестнула волна тепла. Он вспомнил, какие мягкие у нее волосы, как они блестели при свете луны. От этого воспоминания его тело напряглось, и он подумал, а вдруг она сейчас носит его ребенка? Он часто думал об этом. Куинн безумно хотел защитить ее, заботиться о ней, и вместе с тем он помнил — она не нуждалась в защите или заботе. Он покачал головой.
Ее перо замерло, и она подняла голову.
Темные большие глаза встретились с его взглядом, и Куинн замер. Как же она знакома ему. Он знает ее дольше, чем любого другого человека в своей жизни. Хотя бы в одном человеке он видел хорошее — и только хорошее. И она любила его по-своему — хотя и не так, как любила Энтони. Куинн был вынужден признаться себе — он давно догадывался, что небезразличен ей. Ему, безусловно, повезло.
И все несчастья, которые ему пришлось перенести, показались чуть менее значительными.
Он прокашлялся.
— Как я понимаю, вы, юные леди, трудитесь здесь уже почти два часа.
Фэрли вскочила и подбежала к нему.
— Папа! О, это намного-намного интересней, чем те примеры, которые меня заставляла решать старая Бидцлуорд.
— Осмелюсь предположить, что так оно и есть. И сколько же овец вы решили прибавить к нашему стаду?
— Глупый. Мы с Джорджианой обсуждаем все с мистером Брауном, прежде чем решать сколько. А ты знал, что шерсть у саутдаунской мягче, чем у лейчестерской? Но если скрестить их…
— Так вы теперь обсуждаете скрещивания? — Он покачал головой.
— Так, чуть-чуть, — быстро ответила Джорджиана. — Совсем чуть-чуть.
— Хм. Возможно, я не зря заглянул сюда.
— А зачем ты пришел сюда, папа? Мы с Джорджианой не любим, чтобы нас отрывали от дел, — сказала Фэрли повелительным тоном. — По крайней мере, Джорджиана так всегда говорит.
— Тогда, полагаю, мне придется уйти отсюда и съесть всех червей самому, — ответил он.
Широкая улыбка озарила лицо Джорджианы. Улыбка, какой Куинн не видел уже очень давно.
— Понятно, — подмигнула Джорджиана его дочери. — Это всегда было нашим тайным кодом для рыбалки.
— О, если так, то я тоже хочу пойти поесть червей, — заявила Фэрли. — Надеюсь, мне не придется на самом деле, их есть? Я, конечно, буду, если ты будешь, но вообще-то мне совсем не хотелось бы.
Куинн рассмеялся, поднял дочь на руки и поцеловал в кончик носа.
— Червей ест только тот, кто последним поймает рыбу.
Она счастливо завизжала.
— Ну, значит, это буду не я и не Джорджиана, папа. — Она вывернулась из его рук и побежала к двери. — Догоняйте.
Куинн взглянул на Джорджиану после того, как шаги Фэрли затихли в коридоре. Он поклонился и предложил ей свою руку.
— Ты же присоединишься к нам?
Она беспомощно пожала плечами и кинула взгляд на недописанное письмо.
— Пожалуй, мне не стоит. Эти письма должны быть отправлены сегодня.
— Когда это ты решила взвалить на свои плечи бремя всего мира?
Она засмеялась:
— Забавно. Я бы могла спросить тебя о том же.
— И вероятней всего получила бы тот же ответ. Пойдем, Джорджиана, ты же не откажешься от приключений, не так ли? И к тому же, — он наклонился и заговорщически зашептал: — я видел, как сюда идет Гвендолин.
Джорджиана печально улыбнулась.
— Ты слишком хорошо знаешь, как меня уговорить.
— Нет. Мне просто очень не хочется, есть червей, а моя дочь уже получила достаточную фору.
— О, — ответила она, быстро вставая. — Даже не думай, что я поймаю меньше рыбы, чем ты.
Для рыбалки было слишком жарко. Вместо рыбы рядом с крючками плавали крохотные мальки. И в довершение всех бед появилась выдра. Издевательски тряся своими усами, она принялась нырять в холодную темную глубину водоема.
Фэрли выжидательно посмотрела на отца и прихлопнула насекомое на его красной шее.
— Папа?
— Да, любовь моя?
— У меня есть предложение.
