тут не повторить вслед за великим Гоголем и невеликим Бенедиктом Сарновым: «И подивился Тарас бойкости жидовской натуры…» Коротич — это полное, исчерпывающее олицетворение всей «перестройки» и «демократии». И вот что же стало теперь с мультилауреатом, суперорденоносцем и поликресло-сидельцем? Как видно, Америке он осточертел, и пришлось возвращаться в Киев. Там сейчас работает в газете «Бульвар». Наконец-то человек нашел себя, но, увы, за это пришлось расплатиться умопомрачительной известностью.
Наконец, Лен Карпинский. Самый яркий и самый драматический случай. То ли просто не смог без должности жить, то ли сгорел на работе. Да и как не сгореть! Ведь столько лет крутился в самых высших и огнеопасных сферах: был секретарем Горьковского обкома комсомола, потом возглавлял журнал «Молодой коммунист», затем — секретарь ЦК комсомола по идеологии, культуре, печати, спорту и даже армии, дальше — заведующий Отделом пропаганды «Правды», там же — Отделом культуры и быта и т. д. Наконец, всё в том же августе 91-го недреманный Яковлев посадил его в кресло главного редактора «Московских новостей». Это был ударный батальон контрреволюции. По обилию постов и должностей с Карпинским можно сравнить в нашей истории, пожалуй, только Л. Д. Троцкого. Только вот своего персонального поезда не было.
Когда Карпинский как секретарь ЦК «курировал» множество вопросов от культуры до физкультуры, я как завотделом и член редколлегии «Молодой гвардии», можно сказать, был под его началом, он «курировал» и меня. Один эпизод «курирования», вероятно, потому, что это имело отзвук в печати, запомнился. Дело было в его цековском кабинете. Лен Вячеславович сидел в кресле и слегка покачивал ногой, закинутой на другую и обутой в модную тогда узконосую туфлю. Он был элегантен и проницателен, как Мефистофель.
— Вот вы, — говорил Мефистофель, постукивая изящным карандашиком по столу, — вы, работник молодежного журнала, интересуетесь ли песнями, что поют у нас и по радио и всюду? Нравится вам, например, песня «Все выше и выше»?
— Очень даже! — радостно ответствовал я. — Хотя там есть, пожалуй, парочка неудачных строк. Например: «творя невиданный полет». Или: «Наш каждый нерв решимостью одет». Но ведь такие промахи нередки в песнях, а их не замечают. Вот сейчас популярны песни Окуджавы. В одной из них есть такая строка: «Я в синий троллейбус сажусь на ходу…».
— Вам не нравится Окуджава?
— Нет, многие песни нравятся. Но ведь в троллейбус нельзя сесть на ходу: у них пневматические двери, они на ходу закрыты.
Секретарь ЦК пронзил меня взглядом, дернулся всем телом, издал мефистофельский смешок:
— Ну, это мелочь.
— Я и не спорю. Встречаются вещи посерьезней. Например, в песне о легендарном матросе Железняке мы слышим, что он со своим отрядом «шел на Одессу, а вышел к Херсону». Ничего себе! Верст на двести промахнулся. А ведь военный человек, моряк, должен по звездам дорогу знать. Да еще в засаду угодил, а из всего вооружения осталось несколько винтовок без патронов к ним («пробьемся штыками!») да десять гранат, о которых сказано, что это, мол, не пустяк. И с такой оснасткой он шел брать Одессу, большой город!
Мефистофель по идеологии не был лишен чувства юмора, он рассмеялся, но тут же сказал:
— И это мелочь по сравнению с тем, что в песне «Всё выше».
Что такое? Я начал негромко, как бы про себя, повторять слова песни в надежде обнаружить крамолу:
— А вместо сердца — пламенный мотор! — яростно перебил меня Мефистофель. — Вы только подумайте: вместо живого, полного чувств и желаний человеческого сердца — железный мотор! Вот идеал иных деятелей нашего искусства!
— Но это же… — пролепетал я.
Раздался телефонный звонок, видимо, очень важный, может быть, звонил сам товарищ Суслов. Как бы то ни было, а разговор прервался. Мефистофеля куда-то срочно вызвали…
Позже, в 1967 году, когда он работал уже завотделом культуры и быта в «Правде», они вместе с Федором Бурлацким, который возглавлял в ЦК партии группу советников, состоявшую из Арбатова, Бовина, Шахназарова и других аристотелей по вызову, сочинили и напечатали в «Комсомольской правде» статью «На пути к премьере». Как тогда обернулось дело для Феди, не помню, а Мефистофеля уволили с работы. Это было совершенно справедливо хотя бы той причине, что в статье подверглась беспощадному разносу за трансплантацию рокочущего бездушного мотора на место нежного трепетного сердца та самая песня «Всё выше». В самом деле, разве может заниматься руководящей деятельностью в области искусства и культуры человек, не понимающий, что «поэзия — пресволочнейшая штуковина». Человек, который не читал даже пушкинского «Пророка» хотя бы, где сволочной характер поэзии явлен в необоримом величии как во всем стихотворении в целом, так и в этих, например, строках:
Мертвый уголь вместо бьющегося сердца — вот ведь до какой трансплантации может дойти поэзия! Мотор по сравнению с углем — чудо! Он же фурыкает, это же энергия, движение, жизнь!.. А между тем до этих двух цековских питомцев никто не поставил под сомнение гениальность «Пророка», как никто не осудил и песни «Всё выше».
Итак, обширная галерея деятелей прессы вот такой довольно однообразной масти предстает со страниц справочника «Кто есть кто». Может быть, случайно? Или по торопливости? Или по невежеству? Но возможно ли так помыслить о столь фундаментальной и просвещенной фигуре, как хотя бы ленинский лауреат Игнатенко!.. И тут мне вспомнились слова из предисловия: «Вы узнаете немало неизвестного из биографий любимых вами популярных деятелей искусства…». Но, во-первых, ведь ясно же, что составители не могут знать, кого люблю я, но прекрасно знают, кого любят сами. Вот они и насовали в справочник своих собственных любимцев, не пустив туда тех, кто им не нравится. Знакомая картина! Точно так поступали в свое время их твердолобые коллеги. В составленных ими энциклопедиях и справочниках, даже в учебниках, можно было прочитать, например, о троцкизме, но кто такой сам Троцкий — оставалось неизвестным. А между тем такого рода издания это, как принято считать, мир, расположенный по алфавиту, то есть представленный в полной независимости от симпатий и антипатий составителей. Трудно было поверить, что и нынешние составители справочника решительно отбросили благородный принцип объективности и полноты информации, наплевали на него с Останкинской башни, ибо если их предшественники прямо говорили о своей приверженности к диктатуре, то ведь эти-то без конца трезвонят о демократии, о свободе слова!
Надеясь хоть отчасти разувериться в твердолобое™ составителей справочника, я стал искать имена уж самых известных и увенчанных, самых почтенных по летам писателей: Сергея Михалкова, Виктора Розова, наконец, аж самого Леонида Леонова. Им было в год выхода справочника от 80-ти до 90 с хвостиком. Ищу. И что же?.. Никого!.. Уму непостижимо… Начинающий журналист Михальчук есть, а Михалкова нет. Цветущий драматург Розовский есть, а Розова нет. Развеселый Войнович есть, а классика Леонова нет…
