Это они, Господи…

Да, юбилей становится всё старше.
Его шакал-киношник страстно ждал.
И он покажет, как великий маршал
На 1-м Женском лихо побеждал.

Но в этот раз, увы, не с тем артистом
Пришлось ему комедию ломать.
Вот бы их ещё — «двупалым свистом
В бабушку и бога душу мать!».

«Завтра», № 48, 2009

ОТЪЕВШИСЬ, ОНИ ТОТЧАС НАГРЯНУТ!

^{Э. Володарский. Лауреат премии КГБ, доктор Академии искусств Сан- Марино}

Вот уже который год подряд наш народ теряет почти по миллиону своих братьев и сестёр. 2008-й високосный, видимо, превзошел прежние. Стоит только оглянуться окрест. Звоню по телефону товарищу студенческих лет писателю Юрию Вронскому, хочу сообщить, что 2 декабря умер Анатолий Мошковский, наш общий друг. В нынешние дни, в атомизированном реформаторами обществе он мог не знать это, а надо же выразить сочувствие Толиной жене Гале, теперь вдове. И вот женский голос отвечает мне:

— Кто говорит?

Я не люблю отвечать на этот вопрос и несколько секунд молчу, потом называюсь. И вдруг:

— Юра умер 22 мая…

Весть о смерти встретилась с вестью о смерти.

Такие же ответы я услышал, когда позвонил и милому однокашнику по Литинституту прекрасному поэту Владимиру Семёнову, и песенному Михаилу Таничу, рукопись которого когда-то рецензировал для «Советского писателя», и незабвенному Коле Евдокимову… У трёх редакторов, с которыми я работал долгие годы, умерли матери — у Юрия Мухина, Александра Проханова, Владимира Бондаренко, у меня самого умерла сестра… И все в этот високосный… И вот в такие-то дни популярная газета печатает изящный философский трактат под заглавием «Momento mori!», то бишь «Помни о смерти!». Нашли время, нашли место, нашли, кому напомнить. Это до какой же степени надо уйти в свои тёмные недра или не уважать свой народ, чтобы ещё и глумливо напоминать соседу: завтра, милок, твой черёд.

Уж я подумал, что это, может быть, имеет аллегорический смысл и адресовано подписчикам газеты: помни, мол, подписчик, о возможной смерти твоей газеты.

В первых числах декабря мы отмечали 75-ю годовщину Литературного института.

Чем чаще празднует лицей
Свою святую годовщину,
Тем робче старый круг друзей
В семью стесняется едину…
Зовёт меня мой Дельвиг милый,
Товарищ юности живой,
Товарищ юности унылой.
И мнится, очередь за мной…

Толю Мошковского, товарища юности, талантливого детского писателя, хоронили как раз в дни литинститутского юбилея. Он уже несколько лет не выходил из дома, и я как раз собирался рассказать ему, как прошел юбилей.

У критика Владимира Бондаренко, которому идёт седьмой десяток, как уже сказано, тоже умерла мать. В «Завтра» № 48 он об этом напечатал статью и тут же поместил стишок своей сестры Елены Сойни. Получилась славная поминальная подборочка. Однако некоторых читателей газеты это покоробило. Как так? Почему? Вот Ненавистник Лицемеров заявил в Интернете: «У всех умирают пожилые родители, но не все имеют возможность использовать для их поминовения общественное издание… Постеснялся бы и помолчал лишний раз». В самом деле, тем более, что речь идёт не об одном из рядовых сотрудников газеты, которые тоже не имеют такой возможности, а о заместителе главного редактора, а он, главный-то, кстати сказать, даже извещения о смерти своей матери не дал. Конечно, людей раздражает, что и тут иные «продвинутые» стараются использовать своё положение. Мало того, скорбную подборочку Бондаренко дал ещё и в своей газете «День литературы». И как! На первой полосе, на месте передовицы. Нет, мол, на свете ничего важнее моего горя.

Но, по-моему, дело не только в этом. Разумеется, о смерти отца или матери, дочери или сына можно рассказать в воспоминаниях, в стихах или почтить их память как-то ещё. Павел Антокольский написал прекрасную поэму о погибшем на войне двадцатилетием сыне. Она кончается так:

Прощай, моё солнце, прощай, моя совесть!
Прощай, моя молодость, милый сыночек.

Пусть этим прощаньем закончится повесть
О самой глухой из глухих одиночек.
Прощай… Поезда не приходят оттуда.
Прощай… Самолёты туда не летают.
Прощай… Никакого не сбудется чуда.
А сны только снятся нам, снятся и тают.

Мне снится, что ты ещё малый ребенок.
Смеешься и топчешь ногами босыми
Ту землю, где столько лежит погребённых…
На этом кончается повесть о сыне.

Какая чистота и сдержанность, и глубина отцовского горя. Эти давние послевоенные строки всплыли в