имиджа“, подчеркивая при каждом удобном случае, что как истинно русский человек всегда придерживался монархистских убеждений и идеалов Исторической России».
Б. А. Смысловский и И. Л. Солоневич стали друзьями, и последний «при любой возможности заглядывал к генералу „на рюмку чая“».
По словам Нила Никандрова, Б. А. Смысловский «взялся за нелегкую задачу объединения русской эмиграции в Аргентине, чтобы затем использовать этот опыт на всем пространстве Русского рассеяния». Базовой организацией объединения должен был стать упомянутый «Суворовский Союз».
Нил Никандров отмечает:
«Генерал воспитывал членов „Союза“ на идеях исключительности и самобытности российской государственности, биологической мощи и непобедимости русского народа, который даже в условиях временного поражения способен „переварить любого оккупанта“».
У Б. А. Смысловского в Аргентине было немало недоброжелателей. Некоторые из них утверждали, что он самовольно присвоил себе звание генерал-майора. Говорили, что ссылки на то, что немецкое командование подписало приказ в самом конце войны, сомнительны. Бои шли на улицах Берлина, капитуляция была неминуема, и вряд ли в подобных условиях кто-то из высших чинов вермахта стал бы думать о присвоении русскому полковнику очередного воинского звания. Недруги Б. А. Смысловского считали, что мундир генерала был им заранее припасен для ведения переговоров с властями Лихтенштейна: так, мол, представительнее!
По этому поводу Нил Никандров пишет:
«Конечно, выяснить истинность этих утверждений в условиях Аргентины было трудно. О любых попытках подобного рода Смысловскому стало бы известно. Он никогда не забывал о своей профессии контрразведчика и создал в среде русских эмигрантов разветвленную сеть информаторов.
Говорили, что на эту специфическую работу военное министерство Аргентины выделяло Смысловскому необходимые финансовые средства. Трудно сказать, знал об этом Солоневич или нет, но соответствующие слухи „по русскому Буэнос-Айресу“ циркулировали. Правда, часто говорили не о военной контрразведке, а о тайной полиции. Если у эмигранта, устраивающегося на работу, была рекомендация Смысловского, никаких проблем не возникало. Члены „Суворовского Союза“ привлекались для изучения прибывших в страну „Ди- Пи“[23] с „советским прошлым“. Самые проверенные лица Смысловского вели наблюдение за советскими учреждениями в стране, используя для этого автотранспорт, предоставленный „Сексьон эспесиаль“».
И. Л. Солоневич, приехав в Аргентину, основал газету «Наша страна», издающуюся по сей день, и создал Народно-монархическое движение, также то сих пор существующее. Кое-кому это не нравилось. В результате аргентинские власти заинтересовались им, и вскоре был поставлен вопрос о его высылке из страны.
Нил Никандров констатирует:
«Смысловский-Хольмстон был тем человеком, который мог повлиять на аргентинские власти в „деле Солоневича“, предотвратить его высылку. Благодаря „карманной“ контрразведке, Смысловский знал о том, где и кем пишутся доносы, был осведомлен об их содержании. Более того, в одном из руководящих кабинетов „Сексьон эспесиаль“ с ним советовались по поводу того, давать или нет ход „обвинительным письмам“. Именно под этим названием они были зарегистрированы в учетном отделе охранки.
У Смысловского были разные варианты действий. Он мог сказать: я уверен в том, что Солоневич никогда не имел отношения ни к Коминтерну, ни к Коминформу, и, тем более, к НКВД-МГБ. Он мог сказать, что Солоневич лояльно относится к хустисиалистскому режиму[24] и президенту Перону. В конце концов, Смысловский мог поручиться за Ивана. Этого было бы достаточно, чтобы закрыть „дело Солоневича“. Тем не менее, беседуя с представителем „Сексьон эспесиаль“, он не сказал ни слова в защиту писателя. Обвинений Солоневича в „работе на коммунистов“ не поддержал, но дал понять аргентинцам, что дальнейшее пребывание писателя в Буэнос-Айресе чревато конфликтами, выяснением отношений и скандалами среди русских эмигрантов. Не преминул Смысловский предсказать, что этим воспользуется советское посольство, вербуя агентов и соблазняя эмигрантов видами на возвращение в Советский Союз.
Доносам дали ход, и Смысловский фактически определил дальнейшую судьбу Солоневича.
Во второй половине июля 1950 года опальный публицист поднялся на борт пароходика, курсировавшего по Рио-де-ла-Плата между Буэнос-Айресом и Монтевидео. В № 50 от 5 августа 1950 года „Нашей Страны“ появилось извещение „От Редакции“: „Ввиду того, что Иван Лукьянович Солоневич по состоянию своего здоровья и по другим, независящим от него, обстоятельствам, покинул пределы Аргентины, издателем и редактором газеты „Наша Страна“ с 1 августа с.г. является Всеволод Константинович Дубровский“».
В самом деле, в 1950 году И. Л. Солоневич был выслан из Аргентины. И здесь вряд ли можно утверждать, что Б. А. Смысловский «фактически определил дальнейшую судьбу Солоневича». Дело в том, что русская белая эмиграция в Аргентине относилась к основателю «Нашей страны» весьма неоднозначно. Многим была не по душе резкость суждений Ивана Лукьяновича и его антидворянский пафос. Высылка его из Аргентины стала следствием целого ряда доносов, написанных в аргентинскую «Сексьон эспесиаль» (политическую полицию) группой весьма непохожих друг на друга деятелей русской эмиграции. Всем им И. Л. Солоневич, верный своей привычке едко высмеивать как левых, так и ультраправых «пузырей потонувшего мира», причинял неудобства. Под доносами, обвиняющими И. Л. Солоневича в антиперонизме и прочих грехах, стояли чрезвычайно разношерстные подписи: от монархиста Н. И. Сахновского до меньшевика Н. А. Чоловского, издателя журнала «Сеятель».
После высылки И. Л. Солоневича распространялись несколько вариантов слухов. Одни говорили: «Слава Богу, что выслали — советский агент!» Другие утверждали, что его выслали по настоянию советского посольства, но при этом газету не закрыли, и Солоневич продолжает в ней писать. Нашлись и такие, кто уверял, что Иван Лукьянович вообще никуда не уезжал, а все это разыграно, чтобы он мог работать спокойно.
Однако ближе всего к истине была та версия, что действительно имело место множество доносов.
В. К. Дубровский пытался убедить И. Л. Солоневича не разбрасываться на внутриэмигрантскую полемику. В письме от 27 сентября 1950 года он призывал:
«Ты только посмотри „с холодным вниманием вокруг“, что творится в эмиграции. Грызутся все. Каждый, кому доступна пишущая или типографская машина, делает это печатным способом, кому недоступна — бегает с доносами. Мне кажется, что на этом фоне очень выгодной была бы серьезная позиция и линия, устремленная в будущее, мимо этого гнусного настоящего. Для этого ты должен переключить свои мысли в другую плоскость и заставлять машинку не „местию дышать“, а рисовать те „контуры будущей России“, которые ты ведь можешь сделать настолько интересными, что люди будут зачитываться».
В. К. Дубровский был прав. Именно он, искусно маневрируя, сумел сохранить «Нашу страну». Что же касается Б. А. Смысловского, то ему тоже приходилось маневрировать. К тому же известно, что, находясь в эмиграции, в начале 50-х годов он призывал американских политиков не развязывать атомной войны против СССР, потому что это была бы война на уничтожение русского народа. Утверждают, что на Лубянке даже сочли его подходящим объектом для вербовки («Настроен не только пацифистски, но и патриотически!»), но якобы в ходе дальнейшего изучения «вопроса» в Буэнос-Айресе выяснили, что надежды на успех — никакой. Вероятно, ярый монархист И. Л. Солоневич, сумевший за короткий срок поссориться со всеми, плохо вписывался в сложные аргентинские «маневры» Бориса Алексеевича…
В середине 60-х годов по приглашению генерального штаба ФРГ Б. А. Смысловский сталсоветником западногерманского Генштаба, где проработал до отставки в 1973 году. Последние тринадцать лет жизни Б. А. Смысловский прожил в милом ему княжестве Лихтенштейн, куда он вывел остатки своих солдат в 1945 году.
Умер Борис Алексеевич Смысловский 5 сентября 1988 года на 91-м году жизни. Похоронен он в Вадуце на небольшом кладбище, примыкающем к местной церкви.
