Николай жил неподалеку от Лувра. Париж, Лувр, Монмартр… Эти слова музыкой звучат в сердцах людей искусства. Да и сама атмосфера города не могла не побуждать к творчеству, не вдохновить В. Г. Кричевского на новые произведения. И он с головой погрузился в работу.
Художник Вадим Павловский, пасынок мастера, издавший в 1974 году в США монографию, посвященную В. Г. Кричевскому, вспоминает:
«Свои картины он продавал неохотно, только в случае материальной потребности. Многие из них купил у него один состоятельный украинец, инженер Симон Созонтов. Предлагал купить все нарисованное Кричевским за полмиллиона франков, но художник не согласился».
В Париже Василий Григорьевич прожил три года. Все это время его дочь от второго брака Галина Кричевска-Линде, муж которой — инженер-геолог Линде — подписал контракт с венесуэльской нефтяной компанией и уехал в Каракас, звала родителей к себе. Невесело, в раздумьях встретил свое 75-летие В. Г. Кричевский. Наконец, в 1948 году вместе с женой — Евгенией Щербаковской-Кричевской — он поднялся на высокую палубу океанского лайнера, чтобы отплыть в неизвестную и чужую Венесуэлу.
Екатерина Киндрась в статье «Венесуэльское солнце украинского гения» пишет:
«Судьба в изгнании была для Василия Кричевского такой же немилосердной мачехой, как и для большинства талантливых украинских художников на чужбине».
Город красных крыш, как называли Каракас, был тихим, провинциальным, но живописным. В городе не хватало воды, не было электричества, но работал исторический музей, правда, один на всю столицу. Улицы были покрыты слегка розоватой пылью, которая при малейшем дожде превращалась в непролазную грязь, но было много тепла и солнца, которые так любил Василий Кричевский.
Именно тепло и солнце стали определяющими в венесуэльском цикле художника. Рисовал он каждый день и много, не пропуская ни одного случая уловить красоту природы и пропустить ее через фильтр своего гения. На дворе всегда работал стоя, никаких мольбертов с собой не носил. Рисовал небо, горы, цветы или орнаментальные узоры — это последнее было его утешением.
Вскоре произведения Кричевского привлекли внимание, и его имя становится известным в художественных кругах венесуэльской столицы. Когда на ежегодную выставку в салоне его просили дать две работы, он приносил четыре. Ему так хотелось успеть реализоваться как художнику и в Каракасе. Но художественная жизнь там только формировалась, и мастер часто с горечью в голосе отмечал неприхотливость, а иногда и эстетическое невежество местной публики. За весь венесуэльский период жизни Кричевского были организованы только три обзорные выставки, где экспонировались его произведения.
В далекой Венесуэле В. Г. Кричевский не мог прожить и дня, чтобы не рисовать родную Украину. Рисовал родное село Ворожбу, Богдана Хмельницкого на Софийской площади в Киеве, работал над альбомом крестьянских домов Украины… Но прожитые годы мешали мастеру. Он сильно болел. Впрочем, и прикованный к постели, Василий Григорьевич продолжал работать.
Екатерина Киндрась пишет:
«Материальные затруднения, переезд в старенький душный дом в бедном пригороде Каракаса, где жена Кричевского за два года жизни поймала 77 скорпионов, удручали мастера. Но он держался, были и светлые дни в такой жизни. Приближалось 80-летие со дня рождения, и украинские художники Нью-Йорка, планируя организовать в Америке его персональную выставку, обратились с просьбой прислать произведения. Болезни не отпускали, но сердце еще билось и, главное, хотелось рисовать. Все было бы хорошо, если бы не один смертоносный конверт. Теперь уже невозможно узнать, кто из неизвестных „доброжелателей“ прислал весной 1952 года его вместе с украинским журналом, изданным в Америке. В нем Кричевский прочитал статью „Украинская архитектура в XX веке“ О. Тимошенко, в которой утверждалось, что проект оформления фасада и внутреннее убранство знаменитого дома Полтавского земства принадлежит не ему, а Сергею Васильковскому[26].
У старого художника задрожали руки, по щекам потекли слезы. Его лишили Родины, а теперь пытаются украсть его искусство. Измученное страданиями сердце мастера не выдержало такого надругательства — случился сердечный приступ, после которого он уже не встал».
Василия Григорьевича Кричевского похоронили на городском кладбище Каракаса. В конечном итоге выдающийся украинец все же стал и выдающимся венесуэльцем. Работы В. Г. Кричевского теперь занесены в Национальную энциклопедию Венесуэлы, что свидетельствует о признании его вклада в культурное наследие этой страны.
Творческое наследие Василия Григорьевича — это сотни полотен, эскизов, переплетов, десятки эскизов для помещений и декораций для кино. Значительная часть работ художника находится за рубежом, в основном в Украинском музее в Нью-Йорке. В 2003 году внучка В. Г. Кричевского[27] Оксана Линде де Очоа, родившаяся в Венесуэле в 1948 году, передала около трехсот работ деда в дар украинским музеям.
После скитаний по Сербии, Италии и Франции в Каракасе (Венесуэла) поселился воспитанник Одесской художественной школы Евгений Андрович, выставлявший свои произведения в центральном художественном салоне венесуэльской столицы в 1964–1966 годах.
Здесь жили также живописец и рисовальщик Владимир Нешумов, приехавший из Парижа в конце 60-х — начале 70-х годов, и архитектор и живописец Леонид Тарасов. В 70-х годах в Каракасе, в галерее «Уголок Парижа» (El Rincon de Paris), была устроена выставка этих художников, на которой экспонировались главным образом пейзажи и натюрморты.
В начале 50-х годов из европейских лагерей для перемещенных лиц попал в Каракас художник- портретист и педагог Михаил Михайлович Хрисогонов, эмигрировавший сначала в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, где он был преподавателем рисования в Донском Императора Александра III кадетском корпусе. В 1973 году в Каракасе проходила его персональная выставка. В этом же городе он и скончался 11 июня 1982 года на 91-м году жизни.
Что касается художников, живших и работавших в Аргентине, то прежде всего следует назвать имя замечательного мастера скульптуры из дерева Степана Дмитриевича Эрьзя (настоящая фамилия Нефедов).
Этот человек, которого называли «русским Роденом», родился в 1876 году в селе Баево (Алатырский уезд Симбирской губернии) в семье крестьянина. Первые уроки изобразительного искусства он получил в иконописных мастерских Алатыря и Казани (с четырнадцати лет он расписывал храмы с артелями богомазов). С 1901 по 1906 год он учился сначала в вечерних рисовальных классах Строгановского училища, а затем в Московском училище живописи, ваяния и зодчества у С. М. Волнухина и П. П. Трубецкого (знаменитого Паоло Трубецкого, русского князя, художника и скульптора, жившего и работавшего в основном в Италии).
С 1906 по 1914 год Степан Дмитриевич жил и работал в Италии и Франции, с 1920 по 1926 год — преимущественно на Кавказе. В 1926 году он выехал с выставкой во Францию. Из этой поездки он не вернулся, после чего начался длительный эмигрантский период в его жизни и творчестве.
С 1927 по 1950 год, то есть более двадцати лет, С. Д. Эрьзя-Нефедов жил и работал в Аргентине. Там его звали Эстебан Эрьзя. В эту страну он попал случайно. В начале 20-х годов он выполнил несколько работ для одного аргентинца. Тот работы принял и… исчез, не заплатив ни копейки. Будучи в 1927 году с выставкой в Париже, Степан Дмитриевич решил разыскать проходимца в Аргентине. Прохвоста он, разумеется, не нашел. Но неудача была компенсирована успешной выставкой, вызвавшей самые благожелательные отклики в местной прессе, и неожиданными заказом, который получил русский ваятель: сделать портрет президента страны Иполито Иригойена, победившего на выборах в 1916 году. Заказчикам портрет понравился. Его установили во дворце как ценное произведение искусства. Это был первый портрет иностранного президента, сделанный российским мастером. Однако скульптуру постигла печальная участь. В сентябре 1930 года президент Иригойен бы свергнут военными во главе с генералом Урибуру, а скульптуру уничтожили.
Политические пертурбации не сказались на творчестве «русского Родена», который решил остаться в Аргентине. Здесь он создал самые значительные свои произведения — «Толстой», «Моисей», «Бетховен»,
