Словно воздух сгущается под его взглядом, чувствую его внимание, Рита так же напрягается, косится на меня.
— Он не человек, — едва слышно шепнула мне.
— С чего взяла?
— Я всегда это чувствую.
— Тоже оборотень, дикий?
— Нет, он другой, — в глазах девушки колыхнулся страх.
Молодой человек, хватаясь за сидения, подходит к нам, садится на противоположно сидение. Обращает на нас свой взор, его улыбка на смертельно бледном лице, вызывает оторопь.
— Мест-ные, да? — растягивая слова, спрашивает нас.
— Вроде, да, — неохотно соглашаюсь я.
— Хороший у вас город, люди приветливые, — жутко осклабился он. — Так понимаю, вы тоже ночные?
— Как-то, не улавливаю смысл? — смотрю на него исподлобья.
— Вы не люди, я это понял.
— А кто? — усмехаюсь я.
— Девочка оборотень, а ты,… ты, — он смотрит в мои глаза, вижу в его зрачках красный голодный огонь, — не пойму. А ты кто? — сдаётся он.
— Зачем тебе это нужно? — начинаю злиться.
— Как же, я всё понимаю, охотничьи угодья распределены. Как говориться: 'не лезь в чужой монастырь с чужим уставом', я голоден уже давно, но, вполне законопослушен. Не стану спорить из-за дичи с ночными, хочу договориться полюбовно.
— Ты упырь? — с отвращением спрашивает Рита.
— Угадала, Причём, я рижский упырь, — в его голосе обозначились самодовольные нотки.
— А что, в Риге особые упыри, — усмехаюсь я.
— В отличие от русских упырей, мы цивилизованные. У нас традиции, родовые корни. Моё семейство идёт от знаменитого колдуна Маргуса и блистательной Тийу. Она была оборотнем, как и ты, девушка, — незнакомец попытался мило улыбнуться, но вышло гадостно.
— Так и оставались б, в своей Прибалтике. Там цивилизация, чего к нам приехал? — в упор спрашиваю его.
— Чисто из альтруистских соображений. В окрестностях Херсонеса есть старое заброшенное кладбище, там покоятся мёртвые упыри, надо поднимать их, время пришло. Но с дороги изголодался, я бы испробовал бы ту, с красными гвоздиками, — из его груди вырывается свистящий звук, судорожно дёрнулся кадык.
Чувствую кожей, Рита боится, вероятно, знает, не справится с ним. Я, в обличии человека и подавно. Где-то слышал, убить их крайне сложно, то ли осиновый кол нужно загнать в живот или нашпиговать серебряными пулями.
— Знаешь, как тебя…
— Вита-с, — услужливо подсказывает упырь.
— Так вот, Вита-с, езжай в свою Прибалтику обратно, поднимай у себя упырей из могил, наших оставь в покое.
— Как грубо, — Вита-с пристально смотрит на меня, пытается понять, насколько я могу быть ему опасен. — А как же сострадание? Любовь к ближнему своему, — тонкие губы змеятся в усмешке, — так понимаю, ту толстую свинью, мне не отдадите.
— Ты необыкновенно проницателен.
— Гм, знал, что за приделами Прибалтики живёт сплошное быдло, но, чтоб в такой степени, не дать путнику утолить голод. На, что вы надеетесь? Девушка-оборотень со мной не справится, а ты,… ты, — вновь запинается он, с ненавистью смотрит мне в глаза, — кто ты?
— Не хотел бы, чтоб ты узнал.
— В тебе есть некая древность, чувствую это, словно забытые руны мелькают перед глазами, — его шёпот срывается в свист.
— Уходи, Вита-с, мне не хочется вызывать свою силу, она тебя испепелит, — чувствую, как мой камень разогрелся, даже тело начал жечь.
— Я уйду, сложно спорить с такими аргументами, — еще больше бледнеет упырь, — к тому же, свет клином не сошёлся на этой сочной модам.
Он встаёт, берёт в руки дипломат, лицо кривится, словно в нервном тике:- Надеюсь, это не последняя наша встреча. Говорят, у оборотней, кровь даже вкуснее человеческой, — он ехидно улыбается, видя откровенный ужас в глазах девушки, — а по поводу тебя, посмотрим, как ты будешь улыбаться, когда нас будет много.
Троллейбус останавливается у кафе Херсонес, Вита-с непостижимо быстро выскакивает в двери, напоследок обдав нас запахом дорогого одеколона.
— Рита, — тормошу девушку, — ты, что, сильно испугалась?
— Кирилл, я хочу домой, — умоляюще шепчет она.
— На следующей остановке выходим.
— А вдруг он где-то рядом, давай выйдем через остановку.
— Он побежал в сторону Херсонеса, по пути точно кого-то словит, затем будет ковыряться в могилах, ему сейчас не до нас.
— Мне страшно, вдруг их будет много?
— Мы обязаны его уничтожить. Не вешай нос, Ассенизатор! — жму ей ледяные ладошки.
Она жалко улыбается:- Как плохо, что папы нет, он бы точно его разорвал.
— Без папы справимся. Завтра это будет центральной повесткой дня. Слушай, — вдруг осеняет меня, — у тебя есть серебро?
— Целый сервиз, Дарьюшка подарила, — вскидывает взгляд Рита, — пули будешь делать? — догадывается она.
— Определённо.
— Неужели поможет?
— Есть такая уверенность.
— Давай прямо сейчас делать!
— На газе, что ли, серебро плавить, — улыбаюсь я, — Эдику поручим, он в этом спец. Ты не торопись, упырь от нас никуда не денется.
— Упыри, он точно кого-то ночью реанимирует, — шмыгнула носом Рита.
— Пуль на всех хватит, — мрачнею я.
— Как всё сразу навалилось. Так просто было, очередной сволочи, внутренности выпускали, и мир сразу становился чище. Теперь и у нас могут кишки выпустить.
— Всякое действие, вызывает противодействие, — усмехаюсь я.
Глава 17
Подъезжаем к своей остановке, идём на выход к передней двери. Немолодая полная женщина, увидев нас, пытается отодвинуть с дороги расползшиеся кошёлки, но красные гвоздики мешают. Она виновато смотрит, явно испытывает неловкость, что причиняет неудобства.
— Не беспокойтесь, мы переступим, — с жалостью смотрю на неё, — вы бы, не ходили так поздно ночью, на улице сейчас неспокойно.
Она с удивлением смотрит на нас, улыбается, но улыбка получается жалкой:- Задержалась сегодня на работе, у меня День рождение.
— Поздравляем.
— Спасибо.
