ещё кто-то прыгает, помогает мне, с общими усилиями вытягиваем Эдика на поверхность, он с шумом вдыхает воздух, славу богу не захлебнулся.
Вблизи вижу безобразную морду дряхлой старухи, тонкие губы вытягиваются в мою сторону, бью локтём, попадаю, словно в резину, но тварь заголосила как раненая обезьяна, пытается укусить, но получает кулаком прямо в рот от моего помощника.
— Гадина, получай ещё! — оказывается это Герман Ли. Он мастерски наносит боковой удар, я, снизу в челюсть. Хрустят косточки, из-за рта вываливаются зубы, тварь истерично орёт, плюётся, но Эдика не отпускает. Мне становится не по себе, она обладает чудовищной силой. Внезапно вижу в отдалении, всплывают несколько безобразных голов, мутные глаза тускло светятся в темноте, ещё один момент и они будут рядом.
На помощь приходит Осман, рыча как зверь, безумно вращая глазами, режет горло мерзкому существе. Брызгает белёсая жидкость, шея свешивается на тонком позвоночнике, наконец-то она отпускает свою жертву, отплывает, болтая почти перерезанной головой. С ужасом замечаю, как шея быстро срастается.
— Бежим! — ору я, тащу Эдика за собой. Звучат автоматные выстрелы, они отпугивают приблизившихся других существ.
— Быстрее!!! — надрывается Катя, непрерывно, стреляя.
Помогая друг другу, переваливаем через борт. Хватаю брошенный автомат, присоединяюсь к Кате, затем и Осман с Ли. Шквал из серебряных пуль отшвыривает нечисть и она скрывается в воде. Дрезина неожиданно трогается с места, а позади, всплывает раздутый утопленник, вот оказывается, чем подпёрли колёса.
Набираем ход, до боли в глазах всматриваемся в глубину, постоянно стреляем, всё кажется, кто-то мечется на пути. С такой интенсивной стрельбой и патроны скоро могут закончиться. Совсем не устраивает такой расклад, но, в тоже время не могу забыть о происшедшем поединке.
Эдик присаживается на корточки, дрожит от холода, глаза задумчивые, на лице ни тени от пережитого. Он, что-то калькулирует в своей гениальной голове, внезапно, словно очнулся, улыбается как дитя при виде любимой игрушки:- Шишимора, одна из самых слабых в мире нечисти, — с радостью изрекает он.
Мы все смотрим на него как бараны на новые ворота.
— Эдик, очнись, мы едва не погибли. Чему ты радуешься? Хочу спросить тебя, автомат, где твой? — мой друг лучезарно улыбнулся, даже я, долго знающий его, ошеломлён его реакцией.
— Автомат, это ерунда, вы только вдумайтесь, всё существует, всё, что мы читали в мифах, это же здорово! — его бородка растянута от уха до уха, он улыбается своей гениальной улыбкой.
— Да ну тебя! — я едва не психанул. — Говоришь, это существо слабенькое?
Эдик, наконец-то приходит в себя, хмыкает:- С другими так просто не справимся.
— Ты всегда можешь хорошо утешить, — хлопаю его по мокрым плечам. — Однако, если в ближайшее время не обсушимся и не обогреемся, ждёт нас переохлаждение, а это верная смерть.
— Надо быстрее выбираться из этого болота, мальчики, — всполошилась Катя.
Рычагами толкаем дрезину, постепенно, преодолевая плотность воды, увеличиваем ход. Осман и Герман Ли постоянно постреливают, мы под пристальным вниманием водной нечисти, пока серебряные пули спасают.
Грязно-белые тела мелькают у самых колёс, изредка из воды появляются длинные руки со скрюченными пальцами, слух режет истерический хохот, громогласное бульканье и всплески в опасной близости от нас.
Эдик стоит со мной на рычагах, крутит по сторонам шеей, пытается рассмотреть в гадких рожах очередное мифологическое существо.
— В основном шишиморы, — с разочарованием подводит итог своим наблюдениям, — в некотором роде нам везёт.
Очередная злодейка шишимора запрыгивает на борт, но шквальный огонь из автоматов словно разрезает её на части, но она всё, же вытягивает тонкие губы и пытается схватить сучковатыми пальцами. Герман Ли наотмашь бьёт прикладом, ломая позвоночник, она переламывается пополам и с хохотом падает, взметнув фонтан воды, идёт на дно.
Куда не глянь, из воды торчат старушечьи головы, их зрачки светятся в темноте как глаза голодных крокодилов. Мы работаем рычагами из последних сил, вода захлёстывает через борт, утяжеляя и без того громоздкую дрезину, но намечается тенденция подъёма. Наконец вода отступает, а с ней и вся водная нечисть. Выбираемся на сухие пути и разгоняем дрезину до скорости хорошего автомобиля.
В пылу боя нам жарко, вода и пот нагрелись от тела и получился эффект как от мокрого гидрокостюма, единственное неудобство, одежда сильно сковывает движения.
Вновь появляются крысы, такое ощущение, что они за нами следят, близко не подходят, вероятно, успели познакомиться с серебряными пулями. С громким писком перебегают с места на место, заскакивают на ржавые трубы, протискиваются в щели. Всюду мелькают голые хвосты, глаза светятся, словно раскалённые угольки, поблёскивают жёлтые резцы передних зубов, когда они, встав на задние лапы, нюхают воздух, насторожено двигая головой по сторонам.
— В детстве я боялась крыс, — Катя пристально рассматривает неприятных животных.
— А, чего их опасаться, обычные живые существа, заняли свою нишу и не трогают человека, если он с ними не пересекается, — Эдик как всегда глубокомыслен в своих рассуждениях.
Внезапно крысы как по команде исчезают, выезжаем к перрону очередной станции. Она пустынна и на ней есть освещение, правда не электрическое, светится плесень в углах стен и кое-где на бетонном полу.
Нажимаем на тормоз, визжат колёса, вылетают жёлтые искры, дрезина, словно делая над собой усилие, останавливается.
— Интересно, где мы? — Ли первый выпрыгивает на шпалы, озирается по сторонам, беря под прицел всё, что ему кажется подозрительным.
— Где-то под Москвой, — пожимает плечами Осман.
— Спросить бы у кого? — Ли выбирается на перрон.
— Типун тебе на язык, — усмехаюсь я. — Не хотел бы здесь с кем-нибудь встретиться.
— В любом случая необходимо найти ориентир, чтобы узнать направление к станции Кропоткинская, — Эдик помогает выбраться Кате, бережно обхватывает её за талию, ссаживает на землю.
— А, что говорит твоя интуиция? — заглядывает она ему в глаза.
— Интуиция говорит, что здесь темно. Почти темно, — добавляет Эдик. — Найти бы выход наверх, так проще будет сориентироваться.
— Считаешь, что здесь может быть выход? — смотрю на друга, знаю, просто так он ничего не говорит, значит, у него есть кое какие соображения на этот счёт.
— Воздух оттуда идёт. Хотя не факт, — добавляет Эдик, — очень может быть там переход на другие линии.
Стоим на перроне, вокруг ни души, даже крыс нет. Меня это начинает сильно тревожить.
— Крысы исчезли, — подтверждает мои опасения Эдик.
— Что бы это могло значить? — Катя, похоже, струхнула, но вида пытается не показывать.
— Боятся чего-то, — пожимает плечами мой друг.
— Когда хочешь, можешь успокоить, — у Кати вырывается короткий смешок.
— Их кто-то жрёт, — Ли спотыкается об кучку обглоданных крысиных костей, отшвыривает сапогом, с настороженным вниманием оглядывается, водя автоматом по кругу.
Осман освещает стены станции фонарём. Их когда-то начинали обкладывать мраморными плитами, но только успели заложить лишь нижний ярус. В дальнем углу перрона одиноко притаился трёхметровый вагончик, что обычно используется строителями — одно из единственных напоминаниях о пребывании здесь людей. Да, вот ещё, на стенах малярной кистью смачно написано: Вован козёл! А чуть ниже: Сам козёл!!! Я улыбаюсь, на лицо обычные человечески чувства.
— Вагончик проверьте, только аккуратно, — обращаюсь к сержантам.
Они идут осторожно, но крысиные косточки иной раз хрустят под ногами, разнося звук достаточно
