Никто даже не обернулся.
Муса, подняв руку, спокойно произнес:
— Я тоже думаю, что ты прав. Макс, жаль, что я не смогу нырнуть рядом с тобой. Но в остальном поддержу во всем.
— И меня не забудьте — я с вами, — рассеянно выдал Геморрой, проверяя остроту тесака. — И пострелять очень охота. Из ствола. Настоящего.
Олег, резко развернувшись к Мусе, все также стоявшему с ножом над канатом, насмешливо предложил:
— Ну что? Может, теперь разрежем себе ладони, накапаем в чашку и выпьем по глотку? Клятва ведь серьезная — я такую в кино видел. Индийском.
Муса, передумав перерезать канаты, спрятал нож:
— Мы не в Индии — перебьемся без клятв и танцев. Ладно, надо разобраться с якорями и грести к нашим. Болтать некогда.
Сказав это, Муса вдруг повернулся в сторону буя, напряженно замер. Макс, взглянув туда же, не увидел ничего интересного: ровная гладь моря, узкий конус на широком торце цилиндра, стена рифовой гряды. И какое-то назойливое жужжание. Скорее, даже потрескивание — такое бывает, когда свитер шерстяной снимаешь и он о волосы трется с искрами и шумом.
Только этот звук гораздо сильнее.
В следующий миг у Макса сердце провалилось в пятки: перед глазами сверкнул бесшумный разряд молнии, буй окутался клубами пара; что-то зашипело, будто разозленный гигантский кот. А затем неподалеку от борта прямо в воздухе материализовался серебристый шар — переливчатая огромная капля ртути. Исчезнув так же внезапно, как и появилась, она оставила после себя человеческую фигурку, зависшую метрах в десяти над водой. Висела она недолго — тут же рухнула вниз, шумно плюхнулась. На Макса попало несколько брызг.
Он не успел отреагировать на случившиеся странности, а вот Муса был оперативен — прыгнул за борт, нырнул, быстро показался на поверхности, загребая одной рукой, поплыл назад, таща за собой какого-то слабо барахтавшегося человека.
— Помогите его втащить! Тяжелый! — крикнул Муса, добравшись до борта.
Потрясенный Макс ухватился за одну руку, Олег за другую, сам Муса снизу подталкивал. Вытащили, поставили на ноги. Впрочем, на ногах мужчина не удержался — они у него тут же подогнулись, и он осел на палубу, ошеломленно оглядываясь по сторонам.
Зимняя одежда, ботинки теплые, перчатки шерстяные, взгляд полубезумный. Только тут до Макса дошло — он впервые увидел, как появляются новички. Очередному светляку вздумалось сработать именно в этот момент.
Олег покачал головой:
— Шума много. Если Анфиса услышала, то пацаны ее не смогут больше отвлекать. Она звуки заброски знает, и ей они больше всего на свете нравятся. Запомнила, что после них вкуснятина часто падает.
— Не накаркай, — мрачно произнес Муса.
Мужчина наконец пришел в себя настолько, что решил начать задавать вопросы. Ошеломленно косясь на неподвижные тела готов, заговорил срывающимся голосом, с нотками страха:
— Вы кто? Где я? Что это значит?! Я!.. Да что здесь такое?!
Ребята, обступив мужчину, смотрели на него угрюмо. У всех, видимо, в головах одинаковые мысли: понимают, что этот новичок их ряды вряд ли пополнит. Лет под пятьдесят — шансов практически нет. Он ничего не знает и не понимает, что в течение суток может превратиться в кровожадного монстра. И никто не горит желанием ему это объяснить — пусть уж лучше разум угаснет в блаженном неведении.
Будущий дикс, разумеется, ни о чем не догадывался. Только что его грубо вырвали из привычного мира — из заснеженного города или деревни он мгновенно перенесся в тропический рай вечного лета. Ошеломлен, напуган, в шоке, мокрый и жалкий. Покосился на палки в руках, на кровь, на тела неподвижные, устремленные на него взгляды воспринял как угрозу, панически залепетал:
— Не молчите!!! Пожалуйста!!! Ну что же вы?!
Геморрой, не обращая внимания на поток вопросов и восклицаний, задумчиво произнес:
— Не выбрасывать же его за борт… Может, на берег высадим?
— Можно, — согласился Муса. — Но можно и оставить, пока поселок не отобьем. До вечера он по- любому дотянет, а там… Если высадить, то будет потом бегать вокруг. Оно нам надо?
— Вы о чем это? — уже почти осмысленно спросил новичок. — Кто-нибудь может объяснить, что здесь происходит?!
— Светляка разглядывали? — поинтересовался Олег.
— Что? Нет! Какой светляк?! Я с работы шел, и вдруг!..
— Понятно… Лучше бы вы пошли другой дорогой…
— Да ответьте же!!!
Макс вздохнул, с ноткой вины пояснил:
— Нам некогда сейчас разговаривать. Вы… Вы очень далеко от дома. Не переживайте — все будет хорошо. Вы почти в раю.
— Вот только чертей здесь многовато… — буркнул Муса, пнув ногой труп ближайшего гота.
— Угу, — кивнул Олег. — Потому что это не рай. Знаете, почему ад рисуют темным и где-то под землей? Потому что художники никогда здесь не бывали.
Непонятно, как на этом суденышке путешествовали тридцать готов: сейчас здесь полтора десятка с трудом размещались. Плюс, правда, парочка трупов. Бросить их в воду не решились, дабы хищников не привлекать. Отнести на берег тоже не успели — пристали лишь на несколько секунд, чтобы весь народ принять на борт. Для полного комплекта не хватало только Снежка и Ника — они продолжали дразнить Анфису, выманив ее из расселины шумными ударами палок по воде и окровавленными клочьями липучки с руки Макса. Если сейчас все одновременно прилягут, кому-то вообще места не достанется. Разве что гребную палубу занять, но это означает позабыть про весла — они простора требуют.
С веслами, кстати, дело обстояло плохо — неопытные гребцы с трудом добивались от суденышка хоть какого-то подобия повиновения. Еще в процессе выбора якорей ухитрились носом «поцеловаться» с рифом, а потом едва бортом в скалу не угодили. Трудно было и непривычно. Хорошо бы на открытой воде потренироваться, но времени на это нет. Очень приятно, что корпус неприхотлив и пробоин не боится.
Эн, напряженно всматриваясь то в сторону буя, то берега, указал крюком куда-то левее:
— Туда правьте. Вон прямо между теми высокими скалами держите курс. Кормовой якорь можно бросить — потом, если что, подтянем корабль назад. Канат очень длинный — до дна достанет.
— Вы хорошо помните то место? — уточнил Муса.
— С точностью до метра не скажу — я тогда был не в том состоянии, чтобы подобные мелочи запоминать. Ночью все случилось: мы сбросили зонд; отлетели почти на всю длину кабеля; начали совершать посадку; шасси коснулись земли; двигатель вовсю сбавлял обороты; кто-то уже потянулся к двери. Шум-гам, какие-то вспышки снаружи, фары машин временами слепили — рядом с автотрассой это было. В общем, все как обычно — рабочая суета. А потом вдруг резкая боль и падение. Удар, вода со всех сторон, мир кувыркается, солнечный свет непонятно откуда, я вываливаюсь в дверной проем. Рядом еще кто-то выскочил, но попал под лопасти — слишком далеко отпрыгнул, а машина набок заваливалась. Потом Анфиса… рука… Вон там, видите — скала плоская? Под ней я на мелководье выкарабкался. Обернулся, а пузыри поднимаются где-то вот здесь. Время местное было примерно такое же, как сейчас, и вода стояла примерно так же — низшая точка отлива, сильных течений в такой фазе не бывает. Значит, воздух этот вряд ли сносило далеко — он вырывался прямо над местом, где лежал вертолет. Я так думаю. Потом пытался с плота его рассмотреть, но глубоко очень, и солнце в эту впадину не заглядывает. Лот показывает препятствие и перепад глубин, будто холм там на дне: видимо, это и есть вертолет. Пытался подцепить кабель, но ничего не вышло — дно неровное, все в кораллах, крюк цепляется за них и ломается, или веревка рвется. Покрепче надо, да где ж ее взять. Сейчас, кстати, лучшее время для погружений: низшая
