вивисекцию. И тут же вспоминаю, что это сон, а во сне, как ни убегай, никуда не убежишь… И разеваю пасть пошире, чтоб захлебнуть сколько смогу и не мучиться больше. А перед глазами большущая такая сопливая медуза — вся в лиловых прожилках, и я вместо чтобы водой себя казнить, её проглатываю, и наконец узнаю, что же это такое, когда медуза и когда она жжёт… И потом, когда дети ваши будут проходить мои сны и достанется им на экзамене билет вот с этим, об утоплении, пусть не робеют и непосредственно на меня ссылаются — на эту вот ремарку. Так, мол, и так: под медузой автор не имел в виду ничего замороченного, а тем более непристойного. И даже если дюжина литературоведов сотню книжек про эту медузу настругает — пускай не верят и на своём стоят. В смысле — на моём. Мы, авторы, за свои-то сны не ответчики, а уж за сны героев и того меньше. И неча нам собственные фобии с эротическими ассоциациями приписывать. Сон — он ведь просто сон. Вкуснейшее из яств в земном пиру. Если, конечно, верить Шекспиру. Или, вон, Деду.
Очнулся я оттого, что меня трепали по щеке. И никакие не одовцы — Тимка трепал:
— Ты живой тут?
Боже, как же я ему обрадовался. И подскочил, точно через меня вольт триста пропустили: прошляпил!
Зырк на озеро — нету ода.
Снегопад перестал, тьма потихоньку рассеивается, а там, где ночью дура стояла, идеально круглая, метров с полста в диаметре зыбкая чёрная полынья.
— Где они? — верещу.
— Так ты ж караулил.
Я, родной, я. Только…
— Я не знаю, чего сказать, Тим… Была бы война, сам бы попросил расстрелять…
— Живи пока, — разрешил он и забрал карабин.
— Я это… долго я тут?
— Не знаю. С час, не больше.
— А они чего же? улетели, выходит?
— Или утонули, — уточнил племяш тоном бывалого политрука из фильма про Сталинградскую битву, — или погрузились… Может, у них база там вообще!
Я ещё от часовни углядел дверь нараспашку. Приятнее было думать, что сами вчера с перепугу забыли, однако… Да чего однако! — пойти надо и посмотреть. В общем, в разведку мы отправились вдвоём. Ну и с Кобелиной, конечно. Застать там этих в планы не входило, но проверить обстановку сам… короче, кто надо, тот и велел…
Пёс ворвался в избу первым.
Без рыка — уже хорошо. Не в пример мне спокойный Тим держал-таки винтовку наизготове.
В сени снегу намело. Дверь в горницу тоже не прикрыта. За ночь всю выстудило. Колотун.
Подозрительного вроде ничего. Еда на столе. И горилка — как налита, так и стоит. Ну ещё бы! Если уж и побывали здесь загадочные визитёры, не за поросём же нашим и не за шнапсом наведывались. Жучков, разве, понаставили и камер слежения…
Господи, ну что за паранойя! Каких ещё жучков? К чему? С какого вообще ляда пришельцам (а кто ж они? понятное дело, пришельцы!) под шпионов киношных косить? Ты чего, Палыч? Чего ты…
Тим полез на чердак — и там вроде без сюрпризов.
И всё-таки где-то я всё это уже видел.
Как где? А джип Валюшкин помнишь? Та же канитель. Совсем как на судёнышках, пропавших и нашедшихся вдруг в районе Бермуд: тишь, гладь, порядок полнейший, и только команды след простыл…
— Тима! — истошно заорал я наверх. — Это ловушка! Они нас сюда выманили!
И кинулся вон — к часовне…
10. Реквием
Это был всем спринтам спринт. Тимка с Кобелиной нагнали меня лишь у храмины. Но мчались мы зря: Лёлька никуда не исчезла, а очень даже мирно кемарила на коленках у Деда, встретившего нас шиком:
— Пошто топочете! Спит дитя.
Мы хлобыстнули квасу и поделились новостями.
Дед стоял за то, что голландцы всё-таки улетели. Однако Лёльку будить не дал:
— Я так кумекаю оставайтеся и вы покедова тут.
— Думаешь, не ушли они? Затаились?
— Вряд ли. А тока хужей не будеть коли здеся денёк поваляитесь. А ты, — приказал он псу, — бяжи в хату да там до их постережи. Сам знашь…
Чего именно знал Кобелина, я не въехал, но тот лизнул Деда в руку и был таков. А мы проспали до обеда.
Мне лично снова снилось. Только уже не од проклятый, а старина лес. Обычный вроде бы лес — сплошные ёлки-палки. Вот только ёлки-палки эти были побеленные — на метр-полтора от земли, как яблони в саду или липы на бульваре. Гектары чёрных деревьев, выпачканных ослепительно яркой известкой — это-то ещё к чему?..
Домой мы возвращались с неохотой. Несмотря на то, что о событиях этой ночи напоминала теперь только мрачная гигантская прорубь посередине озера.
Вы, наверное, снова не поверите, но она не замёрзла ни завтра, ни послезавтра и никогда вообще.
Поросёночка нашего Кобелина — могли бы и предвидеть — спорол как гонорар за наряд вне очереди. Хорошо первача ирод не тронул. Расфасованное мы с Тимкой накатили — за сорванный Новый год и благополучное избавление от налёта. Остатки он закупорил и снёс в погребок.
Клятый од так и не объявился. Ползти к промоине и вглядываться в дно желающих не сыскалось, включая меня: там так там, чего уж теперь. Ночи три мы остерегались и даже возобновили дежурства, но вскоре и на них забили. Небось, услышим, коли прилетит. «Или всплывёт!» — «Или всплывёт»…
И жизнь пошла своим чередом: охота, варка, штопка, стычки, замирения, завтраки, обеды, ужины, бани и генеральные, будь они прокляты, уборки.
И всё это лишь фоном к моим полуночным бдениям: я взялся-таки за роман, и даже чудовищный расход бумаги, керосина и самосаду не студил настроя освободить, наконец, голову от годами копившейся в ней ахинеи.
«Бедненький», — втихаря, но вполне сострадательно причитала Лёлька, поднимаясь, и, не зажигая огня, вполупотьмах принималась за стряпню. Тимур демонстративно и вызывающе не замечал моих мук.
А Дед продолжал образовательные аудиенции.
Не знаю как детворе — мне они казались теперь всё более занудными. Повторение, конечно, мать просвещения, но околесица старикана вязла на зубах. Иногда только выскакивало что-нибудь перлообразное. Типа: «…а хто и за што беднова Ванюху заколол — откель таперь прознать? ляхов-т сюды я завёл…» Или: «Шапка така конешна фигуряла токмо расчудесны оптически свойства ея шибко скажу я табе нафантазированы…» И это не считая вскользь упомянутых племянника евойного Черноморца земля ему пухом до шестова колену, патриаршей девки Морозихи по прозванию боярышня и усего отряду космонахтов потому работа у них ответственна и лишни знанья не помеха…
В общем, иными вьюжными вечерами мы вполне обходились без телевизора с его КВНами, Русскими Сенсациями и прочей прайм-тайм-заманухой. Но близилась весна. А с нею и вылазки за пределы Шиварихи. Ибо, сколь бы аксиоматично незыблемой ни казалась картина накарканного знамо кем окружающего пространства, искорка надежды теплилась и согревала. Раз лаз есть — найти его и лезть!
Рейды мы условились начать сразу по сошествии снегов. На пробу — суточные. Но во все нехоженные ещё стороны. Да и с периметром озера пора было разобраться. В общем, планов на весну накопилось
