порту такой страны, как Никарагуа. Но слишком дальней поездки я не мог ожидать. Нам было сказано: 'Посмотрим, стоит брать эти катера или нет'. Нам не говорили о размахе операции. И вот мы оказались на озере Танганьика. Еще один парень, работавший со мной, говорил: 'Я уверен, что они выбрали это место, поскольку оно похоже на тропики'. Но я мыслил по-другому. Тропики были и рядом с США — рукой подать. Но теперь-то я думаю, что мы занимались не испытанием катеров, а выполняли секретную операцию ЦРУ. Ждали приказа в полной готовности, и однажды ночью, когда я спал в машинном отделении, кто-то разбудил меня: 'Давай быстро заводи, пойдем полным ходом!' Я выполнил приказ, а через некоторое время началась перестрелка. Катер вздрагивал, слышался грохот орудий, курс катера быстро и резко менялся. Никогда еще я не был в подобной ситуации и уже не верил, что это была проверка нас или испытание катеров. Наконец мне приказали остановить машины, но стрельба продолжалась. Я, конечно, ничего не понимал и не знал, что происходит на верхней палубе. Я подумал, что нас атакует другое судно, перекрестился и сказал себе: 'Ну все, прощай Папо'. Затем с большими предосторожностями поднялся на палубу. Наверху я понял, что это мы атакуем и ведем стрельбу из всех своих огневых средств.
— По другому судну?
— Нет. Мы остановились напротив деревни и сровняли ее с землей. Уверен, что никого там не осталось в живых. В тот момент я подумал: 'Вот так же было и во Вьетнаме'. Деревня состояла из хижин, покрытых пальмовыми листьями. Они буквально разлетались на куски. Все там было объято пламенем, простреливалось пулями, настоящий ад.
— С земли отвечали на огонь?
Гусману этот вопрос показался глупым:
— Кто мог ответить, Чино?
— Нет. Никто не отвечал. Это было как при стрельбе по мишеням. Я стоял и смотрел спокойно, ничего не опасаясь.
— А потом что сделали с катером?
— Прибыл советник из 'Операции прикрытия' узнать о результатах. Он интересовался самыми незначительными деталями: как работали двигатели, артиллерийские системы, радиолокаторы. Результаты его вполне удовлетворили, и он приказал нам возвращаться домой тем же путем, на самолетах 'Геркулес'. Во время полета предупредил нас: 'Об этом никому ни слова'.
— Теперь наступает самое печальное, — объявил Гусман, знавший уже наизусть историю своего друга Папо.
— Да, самое плохое. После стольких бессонных ночей и беспокойств мы прибыли на Флориду и оказались свидетелями возмутительного процесса. Политика в отношении Кубы быстро менялась, и наша дорогая компания быстро распадалась. Лучших, самых твердых людей посылали в другие места, а с остальными прощались, говоря при этом: 'Иди домой, а когда будешь нужен, мы позовем'. Для Центрального разведывательного управления наступили черные дни.
— А мне казалось, что ЦРУ никогда не меняло своих планов в отношении Кубы.
— Но оно ограничило свои действия. А по многим позициям отступило. И в данном случае тоже. Катера были спроектированы для очень важной операции. Я слышал, что уже был составлен список объектов. Морские посты, маяки, деревушки на побережье, такие, как Санта-Крус-дель-Норте, пляжи. Однажды нам сказали: 'Подготовьте катера для передачи Торриенте'.
— В конце концов их все же использовали?
— В Сама. Наполовину, я знаю, мне об этом рассказывали, хотя можно было сделать больше.
— А что же там случилось?
— Действовали не в полную силу, чего-то боялись. В Сама у нас были возможности нанести значительно больший ущерб. Смести весь поселок, как это мы сделали на Танганьике. Но наше начальство преследовала навязчивая мысль, что могут внезапно появиться торпедные катера Кастро.
— И что же нужно было в этом случае делать?
— Проектировщики заверяли нас, что катера подготовлены для такого столкновения с ними. Но я знаю, что никто не хотел испытать это на себе.
— А вы бы это сделали или тоже переживали бы чувство страха?
— Я был машинистом и выполнял без колебаний все приказы, которые мне отдавали. Но думаю, что там можно было бы нанести более существенный удар, независимо от того, боялись мы или нет. Вы понимаете?
Чино едва сдерживал чувство отвращения, переполнявшее его. Он сделал выдох, как будто бы только что завершил дистанцию на стадионе, и сменил тему беседы:
— Но сейчас катера возвратили вам. Это говорит о том, что Папо продолжает оставаться человеком ЦРУ.
— Да, конечно. Точнее говоря, судовым механиком в ЦРУ. Возвращение катеров было для меня большим сюрпризом. Снова можно потрогать их, почувствовать рокот их моторов. Проходит время, и начинаешь относиться к ним с любовью. Снова будут где-то использовать их. Жаль, что опять не против Кастро, верно?
Гусман спрыгнул, глядя на часы, и быстро распрощался. Фирма 'Ричардс' не платила ему за поддержание старых связей с друзьями. Уже сидя в грузовике, все еще возмущенный, но всеми силами скрывая это, Чино заметил:
— Какой странный человек этот Папо! Рассказывает о катере так, будто речь идет о его матери, а это всего лишь груда металла.
— Жизнь учит нас больше любить вещи и животных, чем себе подобных. Это действительность. Нельзя, например, себе представить американца без собаки. Видишь, как на прогулке они ведут пса на цепочке с красивым ошейником, а если американец на машине, то рядом с ним, высовываясь в окно, как знатный сеньор, сидит его собака. И это действительно очень важный вопрос.
— Да, ты верно говоришь.
Как это было справедливо! Чино вспомнил свой первый опыт в Майами. Сразу же по прибытии он снял меблированную комнату в одном из домов неподалеку от района Даун Таун. В первый же день, присев в кресло отдохнуть, почувствовал неприятный зуд. Оказалось, что это были блохи и клопы. Он пошел и сказал об этом хозяйке дома — американке, но та с удивлением ответила: 'Почему вы так беспокоитесь? У моего песика тоже полно всего этого, но он не умирает'. Из-за этой собачки он не мог больше жить у нее. В комнате было очень душно, но она никогда не проветривалась.
— Нет, погоди! Не своди все к собаке. Скандальное дело! Посмотри лучше, как относятся к негру.
— Собакам здесь лучше.
— Ты знаешь, что мне сказал один тип? Один американец. Что сегодня собака ему ближе сына. Собака пойдет за ним куда угодно.
— Ближе сына?
— Да, предпочтительнее.
Чино задумался. Было много справедливости в словах Гусмана. Да, это было на самом деле. Собака является одним из членов семьи, и она предпочтительнее сына. Он хорошо запомнил некоторые объявления. Они ему потом пригодились. Пес там считается 'очень важной персоной'. 'Лучшие псы, выращенные с любовью, очень красивые и здоровые, ухоженные и имеющие удостоверения о всех прививках и все остальные документы. Мы никогда не даем им успокоительных таблеток. Только терпение и любовь. Берегите их. Если вы уезжаете в путешествие, мы присмотрим за ними'. 'Наша парикмахерская подкрашивает собак любой масти'. 'Аптека для собак. Мы относимся к вашей собаке с такой же любовью, как и вы. Пожалуйста, что угодно вашему псу? У нас есть все высшего качества…' И в завершение ко всему: 'Похоронная контора предлагает вам особые почести при похоронах'. Действительно, 'персона очень важная'. Ему вдруг открылась подлинная трагедия американца, который приравнивался к собаке. Гусман как раз в это время указал ему на мужчину, который взял собаку на руки, готовясь перейти улицу. Пес был одет в жилетку оранжевого цвета.
— Ну что? Ты задумался о собаках?
— Нет, что-то от реки сильно пахнет!
— Это еще довольно слабо, если учесть, сколько туда бросают мусора.
Они свернули на Южную авеню, чтобы выполнить очередную заявку по доставке мебели.
