ЗАГОВОР С ЦЕЛЬЮ НАРУШЕНИЯ ЗАКОНОВ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ
ГЛАВА 18 СС, 96ОН22 и КОДЕКСА США 1934
ПОПЫТКА ВЫВОЗА НА КУБУ ПРЕДМЕТОВ, КОТОРЫЕ РАССМАТРИВАЮТСЯ США КАК ВОЕННОЕ СНАРЯЖЕНИЕ
УПОМЯНУТ В ДОСЬЕ ЦРУ: СРСЕ-2343, ГСЕ-2277 и 22-3378, А ТАКЖЕ ФБР: 06456, 06324 и 06 233 211
БЕЗ УЧАСТИЯ ЗАСЕКРЕЧЕННЫХ АГЕНТОВ: ШЕННОН, АВРААМ, АРАМ
ЛИЧНОЕ ДЕЛО — 35 ДОКУМЕНТОВ
ДОСЬЕ 234-09 7765 ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ
ДОСЬЕ 590-12 8455 ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ
ПРИЛОЖЕНИЕ
ОТПЕЧАТКИ ПАЛЬЦЕВ
ФОРМУЛА ЗУБОВ
ОБЩАЯ ОЦЕНКА: ЗАСЛУЖИВАЕТ ДОВЕРИЯ
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ЛИЧНОЕ ДЕЛО ИЗЪЯТО
ДЛЯ ЕГО ПОЛУЧЕНИЯ ИЛИ ПОПОЛНЕНИЯ
ДАННЫХ ЭТОЙ АНКЕТЫ ТРЕБУЕТСЯ
РАЗРЕШЕНИЕ ВЫСШЕГО РУКОВОДСТВА В СВЯЗИ
С ОПЕРАЦИЕЙ 'ПЕРЕСМЕШНИК'
УРОВЕНЬ ЗАПРОСА РАЗРЕШЕНИЯ — НЕ
НИЖЕ ЗАВ. ОТДЕЛОМ
СНЯТО ТРИ КОПИИ
КОНЕЦ.
Фотокопии анкеты положили в нейлоновый пакет, который, получив гриф 'совершенно секретно' и сургучные печати, был отправлен в группу 'южного направления', к Льюку. Его глаза, увеличенные стеклами очков, пробежали по скупым строчкам, чтобы удостовериться, насколько полученный материал соответствовал запросу. Одну из копий он спрятал и затем позвонил по телефону:
— Слушай… Да, это Льюк. Копии анкеты уже у меня. Ах ты сам придешь? О’кей, я тебя жду.
Пять минут спустя Рональд и Льюк вместе изучали анкету. Льюк делал пометки синим карандашом в тех местах, которые вызывали у него сомнение. Затем, оторвавшись от анкеты, спросил:
— Что ты думаешь?
Рональд изобразил недовольную улыбку. Он считался крупным всезнающим экспертом. Это был гений бюрократии, который долгие годы участвовал в процессе накопления бумаг, перфокарт, фотографий, кассет, роликов, и все прибегали к его помощи в случае сомнений, затерявшейся информации, ошибок, технических недоразумений или, как в данном случае, затруднений в принятии решения.
— Я, — говаривал он, — прошел целый университет за десять лет работы здесь.
Эта часто повторяемая фраза содержала скрытый намек на таких работников, как Льюк, которые целиком полагались на машинную память и похвалялись своей принадлежностью к дипломированным специалистам, к 'ученым'.
— То, что я думаю, возможно, не устроит тебя. Возражение первое: почему мы должны передавать секретную информацию для ДИНА? Возражение второе: я бы не стал передавать данные о человеке, личное дело которого изъято в связи с секретной операцией. Возражение третье: передача информации, в которой имеются противоречия, не украшает передающего.
— Это дело начальства, передавать или нет информацию для ДИНА, — возразил Льюк. — Кто мы такие, чтобы возражать?
— Мы? — Рональд постучал указательным пальцем по лбу. — Мы ни много ни мало думающие существа, с мозгом в черепной коробке, а не холодные машины, вроде этих. Никто не имеет права заставлять нас работать для других. Тем более бездумно.
— Ты все время выступаешь против машин и, как я вижу, еще и против чилийской хунты.
— Меня не интересует международная политика, пока она прямо не затрагивает нас. О чилийцах я не хотел и не хочу ничего знать.
— А я-то подумал, что ты наконец подпал под влияние какой-то определенной тенденции. Ведь есть, например, люди, которые называют хунту неофашистской, указывают, что на нее работают типы вроде Вальтера Рауфа, служившего в гестапо.
— Повторяю: все это меня не интересует. То же самое я бы сказал, будь то просьба 'сюрте' или 'сигуранцы'. Я предпочитаю быть осторожным в связях с заграницей. Кроме того, здесь ясно сказано: необходимо разрешение руководства. Именно руководства, потому что этот субъект замешан в серьезном деле. 'Пересмешник' готовится во Флориде, его контролируют в самых высоких сферах. Не так ли? Поэтому не лучше ли проконсультироваться с руководством?
— О’кей, старина. Будь по-твоему. Ты всегда умеешь настоять на своем.
Льюк, как всегда, выбрал путь полегче. Он был в том возрасте, когда люди предпочитают жить без забот. У него еще будет время, чтобы стать брюзгой и упрямцем.
Рональд, удовлетворенный своей новой победой, поинтересовался, что означают пометки, сделанные на анкете.
— Они уже ничего не значат, не стоит их обсуждать. Наверняка все прояснится, когда мы посмотрим его дело, если оно, конечно, попадет к нам. Просто здесь есть несоответствия. Посмотри, он вступает в 'Альфу-66', организацию, которая борется против Кастро, в семьдесят втором году, год спустя, в семьдесят третьем, получает водительское удостоверение во Флориде. А политическое убежище в США, в Майами, он получает только два года спустя после вступления в 'Альфу' и год спустя после получения удостоверения. Видишь, какие бюрократические ляпы бывают! Как тут после этого не сойти с ума бедным машинам.
— Всегда помни, мальчик: в нашей фирме все возможно, а то, что невозможно, должно выглядеть возможным. Может быть, это противоречие имеет для кого-нибудь практический смысл.
— Это можно выяснить только из его личного дела.
Рональд воспользовался паузой, чтобы снова высказать мнение опытного человека:
— Знаешь, даже и личное дело может ничего не дать. Посмотри, он упоминается в связи с операциями нашей разведки, но ничего не сказано о результатах. Иногда пишут только регистрационный номер и ничего больше. А что значит слово 'отрицательное'? Что ничего не нашли? Или мы что-то подозревали, но он сумел вовремя запутать следы? И кто знает, сколько может быть других вариантов? Если опросить сейчас свидетелей, то они ответят; 'Дел много, разве все упомнишь'. Работают, не думая, что однажды, через много лет, не так-то легко будет разобраться во всех этих бумагах. Нужно проконсультироваться наверху, взять его дело, опросить тех участников событий, кто еще продолжает с нами работать. Но лично я не стал бы возиться со всем этим ради иностранной фирмы.
— Так будем запрашивать или нет?
— Запрашивай, запрашивай, это лишь мои личные предубеждения.
— Я люблю заканчивать начатое.
— Все равно у тебя останутся невыясненные детали. Фэбээровцы, например, не посвятят тебя в свои секреты. Хотя им и все равно, но, найдя что-нибудь интересное, они помалкивают и пытаются извлечь пользу для себя. Лучше работать только по своим каналам, хотя это и ведет к удвоению усилий. Я всегда восхищался немцами: в третьем рейхе были мастера своего дела.
— Плохи дела нашего разведсообщества.
— И совсем нелегко исправить положение.
— Я знаю, что ты мне скажешь: для этого не годятся машины, хотя они и умеют думать и говорить.
— Но ты же знаешь, что это так! Ведь знаешь же! И у роботов бывает ревматизм. И они ошибаются. Ни один из них не может сказать ни слова, если до этого человек не вложил это слово в его внутренности.
Льюк вскочил и схватился руками за голову:
— Давай не будем снова пускаться в дебаты о кибернетике и машинах. Я решительно отказываюсь!
