она практически лежала на грунте в непосредственной близости у берега. И могла сойти просто за рельеф, а рельеф здесь — камни-валуны каждый сам как лодка, и их тут тысячи.
Эсминец принялся остервенело бомбить фарватер. А что еще оставалось? Карлевитц бы тоже так поступил. В теории лодка, если это все-таки была лодка, сейчас должна была как раз стремительно искать выхода из залива, мы фарватер знаем, они — нет. Но лодка как раз никуда не торопилась. Так что эсминец просто бестолково сыпал бочонки — сначала 5, потом еще 5, еще 7, затем удалился на другой конец. Зрелище, прямо скажем, не из приятных. За корму вылетал небольшой бочонок, плюхался в воду, а потом на этом месте расцветал белый цветок, похожий на огромных размеров лилию. Больше эсминца, больше лодки. До слушателя доносился гулкий раскат. Цветок замирал на миг и обрушивался в воду тяжелым жутким ливнем. Не наш, не наш… стучало в висках. Не наш… И этот тоже не наш… Это уже минус 17, у «томми» осталось всего 33… Благодаря усилиям все того же Прина, у «томми» очко теперь все время напряжено. Раз Прин прорвался в Скапа-Флоу, то и другие порты не в безопасности… А что делать? Завалите фарватер бетонными блоками, господа!
Ройтер убрал перископ. На часах была полночь.
Акустик прилежно следил за шумами. К «Фиджи» стали подходить буксиры. К разрывам бомб на противоположном конце бухты прибавились еще два шума высокого тона. А это никуда не годилось. Они могли потушить пожар и оттащить корабль на мелководье.
Ройтер снова поднял перископ.
Да, именно так оно и было. Пожар удалось локализовать, и теперь из-под палубы валили клубы белого дыма. Крейсер принял небольшой дифферент на нос, на носу-то как раз пожар и бушевал, что мешало выбрать якоря… Буксиры пытались пришвартоваться, но пока без особого успеха.
В 0.15 из труб вышли еще две «хрюшки» и на этот раз были нацелены в корму. Треск, грохот, клубы черного дыма повалили с новой силой. Вот это уже другое дело! Так держать, герр Ройтер! Крейсер рухнул на левый борт. Невыбранные якоря не давали ему даже опрокинуться по-человечески. Он корчился, как висельник-самоубийца на тюремной решетке. А теперь, пока все это громыхает и хлюпает, мы им прикроемся и на цыпочках — в створ бухты. Расчет оказался точным. «Асдик» не идентифицировал шумов лодки в таком содоме. Тем более что все делалось очень и очень тихо.
По проливу Литл-Минч шли с таким настроением, как будто война уже выиграна. Встречайте нас, девушки, с цветами! В надводном положении и на полном. Глупый риск — но тогда это никого не интересовало. Победа! Победа! Победа! Сделали мы этот тупорылый эсминец!!! Значит, не только Прин может заходить в британские порты, но еще и Ройтер, а там и Шепке, и Кречмер, да мы затопчем вас, надменные тупорылые «овсяночники»! Землю жрать будете! На радостях расстреляли из палубного орудия рыбацкую шхуну — нанесение ущерба хозяйственной деятельности противника — тоже боевая задача. Нет шхуны — нет трески. Нет трески — ну мы вот тут только что про землю говорили… И потом, эта калоша ведь могла передать координаты лодки. И, похоже, передала. Ночью пожаловали гости. Уже недалеко был спасительный остров Тайри — за ним Атлантика. А там — ищи-свищи. Вот только здесь, сейчас глубина не больше 80 метров… Англичане, видимо, разгадали уловку Ройтера и перекрыли выход из пролива. Срочное погружение! Камнем на дно! Лодку атаковали сразу два эсминца.
Ройтер был спокоен. Он как будто решал очередную математическую задачу. Главное — не напороть. Все будет чики-пуки!
— Карлевитц! Вы капитан эсминца! Ваши действия?
— Если я засек лодку, я определю район наиболее вероятного ее поражения…
— На карте…
— Думаю, так… — Карлевитц делает отметку карандашом.
Работа по уклонению от бомб была отработана до мелочей: акустик сообщал координаты шумов, Карлевитц моделировал действия эсминцев, Ройтер отдавал команды. Рах и его ремонтники готовились к худшему сценарию. Унтерхорст следил за рулями и силовой установкой.
— Они берут нас в кольцо и будут его сужать — наша задача отследить шумы и прорваться между циклами…
Да легко сказать! А как это все сделать-то… Нужна идеальная отточенность действий, нужно предвидеть противника на шаг, лучше на два, а еще лучше на три. Ройтер понимал, что для Карлевитца это шанс, сейчас их жизни зависят от этого еврея, и Карлевитц понимал, что Ройтер понимает. Он был собран и деловит. Он был, наверное, неплохим вахтенным на эсминце, и окажись сейчас наверху парень такого же ума и воли, лодке пришлось бы плохо. Стоп! Полная тишина! Эсминцы меняют курс, удаляются, возможно, их «асдики» что-то почуяли. Нет, суки, возвращаются.
— Первая партия пошла! — выдохнул Карлевитц. — Засекаем время от «хлюпа» до взрыва.
Первые бомбы не причинили вреда. Дальше было хуже. Ройтер затеял поединок нервов, и сам он, и Карлевитц, и Унтерхорст в принципе были готовы к нему. Хуже было с простыми матросами. Никто ведь не знает, чем эти игры кончатся, а одно неловкое движение и… Скорее всего ничего почувствовать и не успеешь. Или успеешь… 1 кубометр воды — 1 тонна. 70 кубометров — это 70 тонн — на каждый метр этой палубы. Скорее всего тебя просто раздавит. Нечему будет всплывать…
В углу один из матросов начал молиться. Жалобно так.
«…Святой Франциск Ксаверий, столь достойный любви и столь любящий. В благоговении преклоняюсь я вместе с тобой перед величеством Божьим…»
Ройтер не мог разобрать слов молитвы, а лишь интонацию. Ясно было, что парень выкладывается. Это не формальная молитва по воскресеньям, чтоб получить свой десерт за обедом. Это вопль души, адресованный в небеса. Ройтер мысленно перелистывал его личное дело: «Я его брал уже на „семерку“». Эти мысли отвлекли его от Карлевитца, который тихо, вполголоса, докладывал, а рука с карандашом вычерчивала по карте примерный путь к спасению.
«…О, как радуют меня исключительные милости, кои ниспослал Он тебе при жизни, и величие, коего Он удостоил тебя по смерти. Выражаю Ему за это искреннюю благодарность…»
Здесь мы меняем курс и глубину и тихо уползаем на тихом ходе электромоторов…
— Да-да, оберфенрих… Два румба вправо, глубина 70!
— Есть два румба вправо…
Приказ эхом повторяется вполголоса. «Асдик» начал свою адскую работу. Блям, блям, блям, стукало по обшивке. Акустик уже на автомате подстраивал включение своего эхолота под этот звук.
«Под килем 7»; «Под килем 8».
И тут оглушительный треск, звон битого стекла, искрящая проводка и до боли знакомое шипение поврежденного трубопровода. Рах уже мчится со своими ребятами в торпедный.
«Прошу тебя, добудь мне через могущественное заступничество твое великую милость святой жизни и благой смерти. Испроси мне также милость не быть убитым сегодня…» — слышалось из угла.
— Отставить х…ню!!! — завопил Ройтер и метнул в молящегося железную миску. Почти попал. Миска громко хлопнулась о стену в миллиметре от головы матроса. — Я вам дам, кланяться табуретке!
Матроса как ветром сдуло. Ройтер поймал растерянный взгляд Унтерхорста. Это было очень смешно. Человек, профиль которого просто создан для того, чтобы его освещали сполохи адского огня, настоящий морской волк, выглядел растерянно и глупо. Казалось, на его глазах сейчас произошло нечто, что он никак не мог идентифицировать ни в положительном, ни в отрицательном аспекте. С одной стороны, парень допустил, пожалуй, излишнюю мягкотелость, с другой — запретить матросу молиться в критической ситуации, а ситуация была сейчас именно такой — просто бесчеловечно… Ройтер обратил внимание на замешательство старпома.
— Отныне за обращение к богу напрямую буду наказывать, как за несоблюдение субординации, — пояснил он старпому. — Здесь я выполняю обязанности господа бога! Есть просьбы? Пишите рапорт!
Знакомое слово избавило Унтерхорста от столь мучительного морально-этического выбора. Да, субординацию, пожалуй, нарушать нельзя. Он об этом как-то сразу не подумал… Звон миски — опасный звук. Явно не морской. Он мог вполне привлечь внимание акустика на эсминце. Да сейчас любой звук опасный. Идет борьба двух акустиков. Кто? Он или мы?
— Продолжайте, Карлевитц! — бросил командир.
— Обе машины полный! — шепчет Карлевитц.
