— Просто хотел узнать, как вы там…
— Раньше нужно было беспокоиться, как мы там…
— Может быть…
— Нет, ничего не может быть! Не может! Не звони больше… я тебе говорила.
— Послушай…
— Ничего слушать не хочу. Все. Счастливо! И не присылай больше подарков. Мы как-нибудь сами.
— Но я же все-таки отец.
— Ади обходился без отца, когда ему был один год, обойдется и сейчас… — ту-ту-ту…
— Господин лейтенант! Господин лейтенант! — Ройтер очнулся от того, что дежурный тряс его за руку. — Линия разъединена…
— Да-да… конечно… — пробормотал Ройтер.
Увы! Оказалось
Покидая штаб, Ройтер вдруг нос к носу столкнулся с оберлейтенантом в щегольском, только что пошитом у дорогого портного кителе. Ройтер был настолько растерян, что сначала даже не понял, кто это.
— Хельмут! — окликнул его тот.
— Боже, Иоахим! — Откуда здесь мог взяться старый друг? Казалось, он так прочно устроился в Мюрвике.
— Хельмут! Еще бы чуть-чуть, и я бы тебе заехал дверью в лоб… Что-то ты совсем не в духе…
Да, пожалуй, Шепке — это именно тот, кто ему был сейчас нужен. Старый друг был в курсе истории Ройтера. Ну, более или менее…
Виктор Штааль[15] и ему подобные должны быть благодарны провидению, что Иоахим Шепке, как и большинство фленсбургских мальчишек, в детстве грезил о море, а не о целлулоидных мирах киноэкрана. Иначе бы он — можно поспорить — оставил звезду UFA без работы. Да и по ту сторону Атлантики конкурентов было бы немного. Шепке был не просто красив — он был ослепителен. И он был талантлив. Это касалось не только минно-торпедного дела, к которому он привил любовь, в частности, Ройтеру. Шепке был из той редкой породы людей, которые были талантливы буквально во всем. Он писал стихи, отменно рисовал, а уж как танцевал! Ройтер со всеми своими достоинствами сильно проигрывал приятелю, однако это им не мешало быть друзьями с раннего детства. Иоахим был на три года старше. Это сейчас, когда они оба офицеры Кригсмарине, не имеет большого значения, а когда-то на улицах Фленсбурга в голодные годы депрессии эти три года разницы делали его наставником и защитником. По странной прихоти судьбы друзья встретились снова именно в Мюрвике, где Шепке снова был старшим. Он учил. Ройтер учился. Теперь они опять вместе, и теперь они равны… Ну почти равны…
Понятное дело, что встречу друзья решили отметить, как это положено, в ближайшем подходящем для этого заведении. Собственно, искать долго не пришлось.
— Получаю новую лодку! — похвастался Иоахим.
— Да, здорово, я свою вот получил…
— Да ты теперь командир! Ну я всегда говорил, что ты найдешь свою звезду… В деле уже был?
— Был, правда, не командиром. Мы потопили тральщик…
— Вы позволите к вам присоединиться? — где-то слева за спиной прозвучал голос Рёстлера. Тут как тут… — Шепке! Вы к нам? Что ж, наша флотилия будет рада принять в свои ряды такого профессионала, как вы!
— Простите, с кем имею честь?
Рёстлер отрекомендовался.
— Если бы не его хлопоты, — отметил Ройтер, — я бы ушел в поход с некомплектом.
— Я слышал, вы с вашим евреем нашли общий язык, — подмигнул Рёстлер.
Ну, насчет «ваш» — это вы палку перегнули. Кто его посоветовал? Так что еврей
Ройтер, несмотря на возбуждение, вызванное встречей, все-таки пребывал мыслями далеко от этого столика с бутылкой шнапса. Он перенесся на остров Рюген. Что-то он неправильно делает… «Может быть, я не достаточно настойчив? Что вообще случилось?» — спрашивал он себя. Обида не может длиться вечно. Она же его любит. Не любила бы — не психовала бы, правда же?
Взрыв хохота за соседним столом взорвал монотонный гул голосов, которым был наполнен бар. Отто Шухардт сегодня был героем, его представили к Железному кресту I класса, и по правде сказать, было за что. Несколько дней назад Рёстлер сообщил о его победе лишь в общих чертах, да он и сам тогда не знал подробностей. В момент объявления войны, 3 сентября, в море находилось множество британских торговых судов, которые шли разными курсами в разные точки мира, который для них был все еще вотчиной Его Величества. Чтобы защитить этих потерявшихся сироток, британское Адмиралтейство отправило в море авианосец «Отважный» вместе с 4 эсминцами. Они должны были крейсировать юго-западнее Ирландии. В течение двух недель авианосец, как заботливый пастух, загонял беспомощных овечек в пролив Св. Георга. Вечером 17 сентября одно из перепуганных торговых судов, находившееся в нескольких милях от авианосца, послало в эфир паническое сообщение о том, что оно обнаружено вражеской подводной лодкой. Командир «Отважного», капитан 1 ранга Макейг-Джонс, отправил два эсминца, чтобы проверить сообщение. Они благополучно скрылись за горизонтом. Как раз в этот момент Шухардт всплыл под перископ.
— Прыгаю в ходовой мостик и чуть не умираю со смеху, — продолжал Шухардт громко, так что слышал, наверное, весь бар. — Представьте такую картину: полумрак, треск, фонтаны воды хлещут, а тут стоит мой старпом по колено в… (гальюн ведь тоже пострадал) с широко расставленными руками, как Иисус над Rio. Так, думаю, пока вся команда не потонула в собственном дерьме, нужно спасать честь старпома, да и его кальсоны. «Томми» с перепугу сыплют и сыплют бочонки. Такой вот карамболь…
— Да что и говорить, Поль Ландовски создал величественное произведение, — заметил Рёстлер Шепке кивнул.
— Вот скажи, — обратился Рёстлер к Ройтеру, глумливо так. Как будто экзаменовал его с заранее известным результатом, — кто, по-твоему, наш главный враг, главный враг Германии?
Ройтер посчитал этот столь очевидный вопрос, предполагавший столь же очевидный ответ, явной провокацией и постарался обратить все в шутку.
— Ну, как кто? Евреи и коммунисты…
— Вот я так и знал… — ухмыльнулся изрядно подвыпивший Рёстлер. Его мясистое лицо, и без того красноватое, от шнапса стало почти сиреневым. — Ну, посуди сам, лейтенант! Евреи — в основной массе, — он особенно подчеркнул это «в основной массе». Вроде как
— Польша?
— Да-а-а… — покривился партиец. Он как будто ожидал выстрела «в молоко» и продолжал торжествовать.
— Французы…
— Да, они, но они слишком слабы для того, чтобы выступить против Германии самостоятельно. Они трусливы, и они… они глупы. Они могут сколько угодно гарцевать перед строем и кричать Viva la more![16] До тех пор, покуда не разорвался первый снаряд. Как только первый снаряд бахнул — все французы превращаются в стадо баранов — они бы никогда не победили, если бы…
