правления Эдуарда в Англии доминировала семья Годвина. Они всегда осознавали свои собственные интересы, к норманнам были настроены чрезвычайно враждебно и всегда опасались новых претензий скандинавов на английский трон. Вскоре в своих честолюбивых замыслах они пошли еще дальше. В 1053 году титул эрла Уэссекса унаследовал сын Годвина Гарольд. А через 4 года после загадочной смерти Эдуарда Этелинга, внука Этельреда II, которого на правах наследования можно было считать преемником Эдуарда Исповедника[75], тот же самый Гарольд, уже самый влиятельный человек в Англии, наверняка мыслил себя будущим королем Англии. Таким образом, к 1057 году все партии, наиболее заинтересованные в приближающемся кризисе, занимали свои позиции. И уже назревали фундаментальные вопросы, разрешить которые можно было только войной.
Теперь судьбы Англии и Нормандии тесно переплелись. Остается только добавить, что свои политические интересы норманны устремили на одно из самых интересных государств Западной Европы. Некоторые новшества, посредством которых норманны оказали влияние на социальную и культурную жизнь Англии, будут отмечены ниже, но уже в середине XI века англосаксонская Англия вела обширную торговлю и ее политическая структура во многих отношениях заслуживала внимания. Функционирование судов в графствах и сотнях (округах графства) и их связь с монархией отражали развитие исполнительной власти, и таким образом, если судить с позиций того времени, была создана фискальная система, обеспечивающая сбор королевских налогов. Более того, в Англии периода Эдуарда Исповедника было по крайней мере несколько человек, которые осознавали всю важность единства Англии и то, что это единство нельзя было ни нарушать, ни разрушать. Говорят, например, что когда в 1051 году силы короля и эрла Годвина вступили в конфронтацию в Глостершире, атаковать восставшего эрла было готово все королевское войско, если бы король пожелал того, но «некоторые из них считали, что вступить в бой сейчас было бы огромным безрассудством, так как в этих двух войсках были собраны самые знатные фамилии Англии. Они считали, что подобная война открыла бы нашим врагам путь в страну и это навлекло бы гибель на нас самих»[76].
Игнорировать эти отдельные заявления нельзя. С другой стороны, такие чувства почти не находят выражения в политической истории Англии в период правления Эдуарда Исповедника. Постоянная борьба между эрлами всегда терзала Англию, а растущий социальный индивидуализм в Области датского права всегда отражался в поддержке иностранных захватчиков. И действительно, переоценить степень политического единства Англии до завоеваний весьма легко. В староанглийском государстве были явно выраженные уязвимые места, ими-то норманны и воспользовались. Здесь «ненавистной» гражданскую войну считала хотя бы часть жителей страны, и авторитет за монархией признавали по всей стране, хотя и в разной степени. И именно для того, чтобы ликвидировать такую политическую систему, через Ла-Манш и потянулись норманнские силы. По этой причине норманнское влияние на Англию, ставшее неизбежным уже в 1050 году, когда все-таки стало реальностью, имело особую природу и повлекло за собой сложные, а иногда и удивительные последствия.
Ранняя история развития Нормандии указывает и на другие значительные области, где норманны осуществляли завоевания во второй половине XI века. Но там условия были абсолютно иными, В южной Италии и на Сицилии норманны свершали свои завоевания не в государствах, унифицированных античными традициями, а там, где созданное историей множество конкурирующих государств и соперничающих сил вызывает только недоумение[77]. Византийский император, например, претендовал на то, что вся территория южнее Рима или, точнее говоря, южнее линии, которую можно провести приблизительно от Термоли до Террацины, находится под властью Константинополя{15}. Но на этой территории находились ломбардские княжества, например Беневенто, Капуя, Салерно, а вдоль берега моря — города-государства под властью герцога, например в Неаполе, Гаэте и Амальфи. Наконец, с севера Альп завладеть всем этим районом постоянно стремился император Священной Римской империи, а Папа Римский претендовал на гегемонию над всей Церковью. И вот над всем этим нависла угроза сарацин, центром которых была Сицилия, находившаяся теперь под властью мусульман.
Во всей этой неразберихе наибольшее влияние на расстановку сил в южной Италии первой четверти XI века, без сомнения, имела Византийская империя{16}. Управление осуществляли из города Бари официальные представители империи, которых обычно называли
Однако преобладание Византии в южной Италии оспаривалось сразу с двух направлений. В этом районе существовало хрупкое равновесие между греческими и латинскими традициями. За пределами Калабрии, Отранто и южной Апулии вся страна черпала вдохновения в Риме, а наиболее яркое выражение римское влияние находило во всем, что касалось Церкви. Константинополь мог управлять крупными епархиями Реджо и Отранто, а в Калабрии множилось количество греческих монастырей. Но на большей части территории Апулии, в ломбардских княжествах, в Неаполе, Гаэте и Амальфи чаще использовались латинские обряды. Здесь существовало то, что на самом деле можно назвать южным бастионом латинской Церкви, важность этих территорий усиливалась тем, что именно здесь находились два наиболее почитаемые святыни латинского христианского мира: Монте-Кассино, дом иноков Бенедикта, и Монте-Гаргано, куда, чтобы поклониться святому Михаилу, стекались паломники со всего Запада. И наконец, в непосредственной близости находился сам Рим. В начале XI века папство еще не оправилось от состояния политического упадка, в которое оно было ввергнуто ранее, но оно могло претендовать на преданность более глубокую и значительную, чем та, что могли дать враждующие города на юге Италии. Рим, и те, кто выступал от имени Рима, никогда не прекращали претендовать на главенство над всей Церковью.
Второй угрозой для Византии в первой четверти XI века был ислам. Исключительно важным здесь является то, что попытка македонских императоров захватить Сицилию потерпела неудачу. Как следствие этого на полуострове Византия оказалась лицом к лицу с иностранной враждебно настроенной силой, во власти которой находилась не только Сицилия, но и Тирренское море. Сардиния и Корсика в этот момент, равно как и множество других гаваней на побережье Прованса, например Фрежу, тоже находились в руках мусульман. Поэтому неудивительно, что южная Италия постоянно страдала от набегов мусульман, а это ослабляло власть Византии, способствовало созданию условий, благоприятных для ее врагов, и привело к тому, что уже другая империя начала претендовать на роль защитника христианского мира на этом пространстве. Именно эти обстоятельства наделили чрезвычайной важностью норманнское вторжение в бассейн Средиземного моря.
Все это, однако, найдет свое отражение еще в первой четверти XI века. Но что благодаря рассказам паломников и других путешественников отлично знали в Нормандии, так это то, что политическая нестабильность в южной Италии предоставляет отличную возможность для бесстыдного вооруженного вмешательства. Поэтому, может быть, и не стоит искать других объяснений ранним вторжениям норманнов в Италию. Как еще одну из причин, способствовавших этому, можно рассматривать перенаселенность собственных территорий, но история известной семьи Танкреда Готвилльского, которая в данном контексте обычно приводится в качестве примера, имеет, возможно, и другие объяснения. Танкред был незначительным землевладельцем на полуострове Котантен и, помимо дочерей, имел еще не менее 12
