Борис Изральевич Шпильман понуро брел по Июльской улице в сторону места своей работы, а именно тату- салона под названием «Мы лучшие». И хотя на улице было довольно жарко, ибо в июле всегда так, он был одет в замшевый пиджак. А всё потому, что с ним у него были
связаны одни из самых светлых воспоминаний., его подарил ему кореш ося, с которым они когда-то вместе частенько тусовались. Было
это в начале шестидесятых, в незабываемое время хрущевской оттепели. А потом их пути разошлись. И в память о друге Борису остался
лишь этот пиджак. Когда старец всё же добрался до салона, работа
в данном учреждении шла уже полным ходом. Но ему многое прощали, ведь таких мастеров можно было пересчитать по пальцам одной
ноги даже в самом Санкт-Петербурге, так что в Кронштадте он, ясное
дело, был своего рода достопримечательностью. — Борис Изральевич, — сказал директор, сам помогая Шпильману раздеться. — К вам
уже пришли.
— И чего они хотят, небось моё фирменное тату.
— Да нет, — немного помявшись, продолжил директор, — просто
поговорить.
285
— Странно, — сказал мастер и срочно поспешил в свой кабинет, понимая, что клиент и так его заждался.
— Здравствуйте, Борис Изральевич, — сказал высокий несколько
странного вида мужчина и протянул Шпильману руку. Тот машинально пожал её. — Будем знакомы, меня зовут Иван Непутин, я частный
детектив и моё присутствие здесь обосновано рамками одного очень
важного дела.
— Какого, если не секрет, гражданин начальник?
— Мне необходимо найти в ближайшее время, хотя бы одного, действительно чего-либо стоящего художника.
— Не поверите, но я и сам в молодости грешил тем, что писал
картины. Слава богу, что потом всё-таки взялся за ум и занялся, наконец, стоящим делом.
— Это татуировками что ли?
— Верно! И заработок стабильный, да и людям похоже мои работы
нравятся.
— А у вас хоть что-то с тех времен сохранилось?
— А то как же. Мы евреи народ бережливый.
— Как бы взглянуть на ваши произведения хотя бы одним
глазком.
— Так приходите ко мне в гости, и я вам всё покажу. Можете
даже сегодня. После восьми вечера я обычно уже дома. Вот вам мой
адрес, — сказав это, Шпильман протянул детективу свою визитную
карточку.
— Ну что, Машенька, уже девятнадцать тридцать, стало быть нам
пора уходить. Ведь до дома господина Шпильмана путь не близкий.
— Кто это там словно бы прячется за вашею спиною, — как бы
в шутку спросил Борис Изральевич, — уж не свинья ли. Ибо и он был
осведомлён о причудах детектива Непутина.
— Машенька, отставить маскировку, тебя всё равно уже раскусили. лучше сама предстань перед сиятельные очи господина Шпильмана, чтобы как бы чего не вышло.
— После того как Иван с Марьей были допущены в его квартиру, старый мастер тут же пригласил их взглянуть на картины. Ими была
уставлена вся кладовка.
— Надо же, сколько вы успели нарисовать. И всё это всего за несколько лет?!
— Что вы, дорогой мой ! Я и сейчас иногда балуюсь этим. Просто
я предпочитаю не говорить об этом.
286
VIII. Совсем гротески
— Кто это? — спросил Иван, пристально разглядывая написанный
темперой портрет совсем ещё молодого человека. — он мне кого-то
определенно напоминает.
— Это мой приятель ося. В то время мы с ним сильно дружили. Правда, потом наши пути, к сожалению, разошлись.
— А фамилия его, случаем не Бродский?
— Верно. А вы, Иван, сами-то откуда об этом знаете? он между
прочим стихи писал. У меня кстати пару его тетрадок завалялось. Хотите покажу?
— Даже очень. Потому что, если моя догадка подтвердиться, то, короче, где они?
— Сейчас принесу!
— Машенька, что скажешь? — сказал Иван и дал свинке понюхать
тетрадь. Марья внимательно обследовала её своим пятачком. После чего, немного подумав, одобрительно хрюкнула. — Так я и думал, — сказал
детектив Путилин. И честно поведал Борису Изральевичу Шпильману
абсолютно всё, что знал сам о человеке по имени Иосиф Бродский.
— Воистину пути господни неисповедимы, — сказал старый мастер и заплакал. Потом, отерев ладонью слезы, вежливо спросил:
— И сколько они могут теперь стоить??
— очень дорого. Ведь Бродский наша гордость, Нобелевский лауреат всё-таки. Когда самые густые сливки Кронштадского общества вновь в очередной раз собрались на свою дружескую, как говаривают белорусы, гуторку. Председатель собрания, сияя от радости, объявил присутствующим о том, что доставившая им в последнее время массу хлопот проблема, наконец-то, решена. Похоже они нашли то, что искали. А именно, действительно талантливого художника, который, ко всему прочему, дружил с самим Великим Иосифом Бродским. И надо отдать ему должное, Борис Изральевич Шпильман не ударил в грязь лицом перед незабвенной памятью друга. Его картины с каждым прожитым днём всё более возрастали в цене. Их покупали даже те, кто ничего не смыслил
в хорошей живописи. Ещё бы, ведь его уважал сам Бродский. И всё же рукописи пришлось продать. И не потому, что за них
предложили сверхъестественную цену. Просто в музее славы города
Кронштадта им было находиться как-то сподручнее. Там они остаются и до сих пор, за витринным стеклом под портретом самого Иосифа
Александровича.
287
Смерть чемпиона
Это печальное известие несомненно взбудоражило все слои Кронштадтского общества. Ещё бы, смерть такого великого спортсмена! Семикратного обладателя Гран При по тараканьим бегам. А случилось вот
что, во время финального забега, а в этот раз турнир проводился в честь
юбилея самой Валентины Ивановны Матвиенко. Главный фаворит забега, рыжий таракан по имени Ганс-Соломон, лидировавший с момента его начала перед самым финишем вдруг неожиданно замертво
