этот последний шанс летчика. Мне надолго врезался в память рассказ о таране, совершенном любимцем полка героем-летчиком Анатолием Морозовым.
Девятка МиГ-3 поднялась по сигналу ракеты. Ведущий — комиссар полка Н. И. Миронов, ведомым у него — старший лейтенант Анатолий Морозов. На ближних подступах к Кишиневу группа заметила около тридцати вражеских бомбардировщиков Ю-88. Вспыхнул неравный бой. После нескольких атак истребителей шесть «юнкерсов» рухнули на землю, остальные повернули обратно. Но для наших истребителей не было передышки: на них набросились «мессеры». Бой продолжался с новой силой.
Вечером всех летчиков собрали на разбор и подведение итогов боевого дня. В штабной палатке царила необычная тишина. Все уже знали: сегодня в неравном бою погиб Морозов — замечательный летчик, отважный командир, душевный товарищ.
О подробностях боя рассказывал старший батальонный комиссар Миронов:
— Противника мы встретили на подступах к станции Бальбока. «Юнкерсы» построились в круг, изготовившись к бомбежке. Вражеские машины уже пошли в пике. Позиция — лучше не придумаешь. Я атаковал «юнкерса» первым, очередью прошил ему фюзеляж. Видимо, попал и в летчика, потому что фашист увеличил угол пикирования и врезался в землю недалеко от станции. Взорвался на собственных бомбах. Та же участь постигла и второй «юнкере». Он был атакован Толей Морозовым. Фашист вспыхнул в воздухе и зарылся в землю рядом с первым. При выходе из атаки мы с Морозовым попали под огонь двух «мессершмиттов», наседавших сверху. С трудом отбились. Но тут на нас посыпались удары второй и третьей группы. Последняя сосредоточила огонь на мне, но Толя перехватил удар на себя, бросился в атаку на ведущего «мессера» и не свернул в сторону… Голос комиссара, негромкий, хриплый, дрогнул. Николай Иванович на минуту умолк, устало и печально поглядел на нас, молодых, необстрелянных, и продолжил:
— После выхода из атаки я собственными глазами видел, как Толя таранил немца на большой скорости. Из одного огромного клубка дыма, словно метеоры, вылетели два двигателя, а потом, как при замедленной съемке, болтаясь, проплыли и крылья. Ниже на фоне земли вроде белели парашютные купола…
Начальник штаба полка майор П. А. Федюнин, подсчитав наши потери, объявил итог дня:
— Сбито шесть бомбардировщиков и три истребителя противника. Повреждена машина летчика Дица, сам он приземлился вблизи аэродрома. Не возвратился с боевого задания старший лейтенант Анатолий Морозов.
Разбор ежедневных полетов продолжался. Неожиданно у палатки послышался гудок автомобиля, кто- то отвернул дверь-полог и при свете «летучей мыши» адъютант командира полка радостно выкрикнул:
— Принимайте гостей!
Из-за его спины шагнул… Анатолий Морозов. Мы смотрели на него так, словно он вернулся с того света. Потом все разом бросились обнимать его и целовать.
Когда страсти несколько поутихли, старший батальонный комиссар Миронов, вытирая глаза, сказал:
— Ну, давай, рассказывай…
Анатолий устало улыбнулся, махнул рукой так, словно речь шла о чем-то обычном, второстепенном, не стоящем особого внимания.
— Когда третья группа «мессеров» напала на машину комиссара, я понял, что надо идти в лобовую на ведущего. Твердо решил не сворачивать перед фашистом. В последний миг стало страшно. Размалеванная громадина прет на меня… Сначала почувствовал удар… Треск… Затем тишина… Вижу: лечу на сиденье, а самолета нет. Оказывается, меня вышвырнуло вместе с креслом. Отталкиваюсь, раскрываю парашют. Земля еще далеко. В воздухе шныряют «мессершмитты», наши продолжают вести с ними бой.
Смотрю, «мой» фашист опережает меня в приземлении. Вспомнил основное правило парашютистов: нужно применить скольжение купола.
Потянул за стропы и камнем полетел вниз. Опередил-таки немца. Ну, думаю, теперь ты от меня не уйдешь! Тут прибежали красноармейцы, помогли обезоружить. Потом говорят: «Твой трофей — ты его и забирай». — Анатолий выглянул из палатки, негромко позвал: — Ребята, введите «трофей».
Полог палатки качнулся, и техники ввели гитлеровца.
— Так ты не только сбил два самолета, спас комиссара, но вдобавок взял в плен фашистского аса! — воскликнул командир полка майор Орлов. — Начальник штаба, сегодняшнее боевое донесение придется существенно переделать!
— Вас понял, товарищ майор, — с готовностью отчеканил Федюнин.
— И обязательно добавьте, — попросил комиссар, — и подчеркните: первый таран на встречном курсе. Геройский поступок!
Фашистский летчик, взятый в плен Морозовым, за разбой в Западной Европе был награжден железными крестами. Он стоял — высокий, худой, неуклюжий — и вытирал пот со лба.
— Сколько вам лет? — спросили его через переводчика.
— Двадцать семь.
Командир полка не поверил, переспросил еще раз.
— На вид вам значительно больше, — не выдержал Миронов. — Почему?
— Потому, — вражеский ас высокомерно вздернул голову, — что я воюю значительно больше, чем кто-либо из вас… Я сражался за великую Германию во Франции, Голландии, Дании, Норвегии, Греции, Польше…
Что и говорить, преуспел немало. Поразбойничал, набрался опыта воздушных боев. Значит, противник у Морозова был не новичок. Тем весомее подвиг Анатолия.
Пленного отправили в штаб дивизии, а Морозов продолжил свой рассказ, затем отвечал на вопросы товарищей.
Как сейчас вижу его перед собой: открытое лицо, прямой взгляд, нос с небольшой горбинкой, на правой щеке шрам — след ранения, полученного на Карельском перешейке. Он был очень скромным в поведении, ровным в отношении с товарищами, никогда не бахвалился, возможно, сам того недооценивал, что делал для общей победы, и даже смущался, если слышал похвалы в свой адрес.
Теперь мы еще крепче полюбили его за храбрость и самоотверженность, по-хорошему завидовали не только его мастерству и отваге, но и внешнему виду, воинской выправке. Мы сравнивали себя с Анатолием и стремились быть похожими на него. Естественно, что нам тоже хотелось в бой, в небо.
Спустя два дня нас собрал командир полка майор Орлов.
— Мне хорошо известны ваши настроения, — сказал он. — Знаю потому, что сам недавно работал в школе пилотов, воспитывал таких, как вы… Сейчас у вас одна мысль: как скоро пошлют на врага… Верно говорю?
— Так точно, — хором отвечаем мы, надеясь, что эта беседа станет началом ввода в боевой строй.
— Вы сами видите, как сейчас тяжело, — вздохнул майор и внимательно посмотрел на каждого из нас. — Всем нам — вы понимаете, молодым в особенности, — нужно много учиться, овладевать техникой и практикой. В условиях перевеса сил со стороны противника только опытным авиаторам можно вылетать на задания. Выполнить их могут лишь бывалые воины. Для вас мы создаем учебную эскадрилью под руководством знатоков летного дела. А вас в бой посылать пока рановато…
Учебную эскадрилью возглавил заместитель командира полка майор А. А. Терешкин. Полеты производились на И-153 «Чайка», и то редко: не хватало горючего, запасных частей. Самолетный парк таял, уменьшался, шли ожесточенные бои.
Майор Орлов хорошо знал противника. Из встреч в небе делал выводы, знакомил с ними нас. Сам он сбил нескольких фашистских асов. Как-то командир полка во главе эскадрильи вылетел на прикрытие переправ через Днестр. С разных направлений туда же тянулись группы вражеских бомбардировщиков и «мессеров». Хотя противник имел большое количественное преимущество, уклоняться от боя Орлов не привык. С первой же атаки он сбил «хейнкель» и только зашел в хвост Me-109, как на него набросились несколько фашистов. Машина загорелась, и Орлову пришлось выпрыгнуть с парашютом.
В другом бою командир полка сбил бомбардировщик, который упал на Александровской улице в Кишиневе.
