— С ней очень легко.
— Маме исполнился сорок один год, когда родилась Джули. Отцу было пятьдесят.
Быть может, в этом и заключается объяснение? Ветер упорно ерошит волосы Сидни, и они, словно крылья, парят у нее над ушами.
— Чем Джули любит заниматься? — внезапно задает она вопрос. — Я спрашиваю, потому что, быть может, ей не удастся поступить в один из колледжей, которые выбрали для нее родители.
— Любит? — удивленно переспрашивает Джефф, обернувшись к ней. Его кожа покрыта легкими веснушками, как у северянина. — Возиться в саду, — через минуту произносит он. — Выгуливать Тулла. — Он опять замолкает. — Как бы то ни было, на колледжи рассчитывает мать. Думаю, отец все прекрасно понимает.
— Я часто вижу Джули в розарии.
— Она найдет себе мужчину, — провозглашает Джефф. — Все будет хорошо.
Подобное заявление застает Сидни врасплох. Хотя, возможно, в случае с Джули было бы неразумно рассчитывать на независимое существование.
— Я думаю, это мужчина найдет ее, — поправляет она Джеффа.
— Надеюсь, еще не скоро.
Сидни улыбается.
— Нет, не скоро.
Сидни замечает, что днем пляж выглядит совсем иначе. Накануне вечером, когда она стояла у кромки воды, ей казалось, что дома находятся где-то вдалеке. А сегодня утром они навязчиво близко.
— А что любишь ты? — спрашивает Джефф.
— Что я люблю?
Сидни не ожидала подобного вопроса, и ей ничего не приходит в голову. Она поднимает руку к виску. Она с легкостью могла бы ответить, что она любила раньше, но Дэниела больше нет.
— Я люблю вот это. — Сидни описывает рукой полукруг.
— Пляж?
— Гулять по нему. Смотреть на него. — Девушка чувствует, что ее лицо пылает. Ее ответ в лучшем случае неубедителен и свидетельствует об отсутствии воображения. — Я люблю общаться с Джули и твоим отцом. Люблю каякинг…
Сидни умолкает прежде, чем у нее вырвалось «кататься на волнах». Она не хочет вспоминать вчерашний вечер, это скользкое прикосновение. Она осознает, что не включила миссис Эдвардс и Бена в список любимых ею людей. А если бы даже и сделала это, вряд ли Джефф поверил бы ей. Проведя в доме вечер и ночь, Джефф не мог не отметить, что когда миссис Эдвардс обращается к Сидни, в ее голосе проскальзывают пренебрежительные нотки, а ответы Сидни характеризует определенная степень неискренности.
Сидни решает не спрашивать Джеффа, что любит он. Быть может, он ответил бы: «Викторию»?
— Судя по всему, тебе нравилось в университете, — спустя некоторое время говорит Джефф.
— Да, нравилось.
— Ты вернешься туда?
— Еще не знаю. Мне нравилось, что моя жизнь базируется на умении задавать вопросы. И находить ответы на эти вопросы. Похоже, я верю в то, что, по большому счету, мудрость важнее денег. — Сидни смеется. — И это хорошо, потому что у меня их никогда не будет.
Джефф улыбается.
— Наверное, я могла бы достичь цели в любой области, если бы приложила достаточно усилий, — продолжает она. — К примеру, в биологии или химии. Так что, видимо, больше всего меня интересует вопрос, к чему стремятся люди. — Она пожимает плечами. — Или, может быть, все дело в том, что я была одержима великой идеей сделать свой маленький вклад в общую сумму человеческих знаний.
— Я тебя понимаю, — говорит Джефф.
Сидни пытается приноровиться к его широким шагам.
— Чем занимается твой отец? — спрашивает она. Удивительно, но до сих пор ей этого так никто и не сказал.
А она не хотела спрашивать, опасаясь, что мистер Эдвардс не работает — нет необходимости зарабатывать, попал под сокращение в одной из корпораций-гигантов или попросту вышел на пенсию.
— Он архитектор.
Сидни так удивлена, что останавливается как вкопанная. Она мысленно оглядывает весь дом. Там нет ни архитектурных моделей, ни эскизов в рамочках. Во всяком случае, она ничего подобного не заметила.
— Я бы никогда не догадалась, — говорит девушка.
— У него частная практика в Бостоне. По крайней мере, была до недавнего времени. По большей части он работает дома.
— Мне бы очень хотелось взглянуть на его работы.
— Возможно, он взял с собой кое-что. Но чтобы увидеть модели и эскизы, необходимо ехать в Нидхэм. Они очень красивы.
— Я не представляю себе человека, который мог бы на протяжении нескольких недель ни разу ничего не сказать о работе.
— Мой отец и за два года ничего не сказал бы тебе, если бы ты не спросила.
— Это очень необычно. В наше время человека чаще всего оценивают по роду занятий, по его профессиональным успехам.
— Это не о моем отце. Ему на это наплевать.
— А тебе?
— Мне? Обо мне ты узнала бы все в течение недели.
— А о Бене?
— Еще до наступления вечера.
Сидни и Джефф доходят до конца пляжа. Тут, похоже, полно водорослей. Когда они поворачивают обратно, Тулл тяжело дышит, уже не натягивает поводок, и они идут медленнее.
— Я вот хотел спросить, — говорит Джефф. — Неужели эмоциональное развитие и в самом деле можно измерить?
— Неужели политика — это наука? — спрашивает Сидни.
Джефф наклоняется и спускает Тулла с поводка. Пес, пользуясь обретенной свободой, тут же мчится к воде в погоне за чайкой. Выбравшись из воды, он отряхивается, поднимая фонтан брызг.
— За что я люблю собак, так это за предсказуемость, — говорит Джефф.
Подходя к дому, Сидни видит, что многие семьи уже расположились на пляже. Сидни и Джефф проходят мимо женщины в пластмассовом шезлонге. У ее ног трое маленьких детей копают ямку в песке.
— Когда приезжает Виктория? — спрашивает Сидни.
— Вики, — поправляет Джефф. — Я встречаю ее на автобусной остановке в одиннадцать пятнадцать.
Сидни вносит небольшие изменения в мысленно составленный портрет Виктории. Девушка Джеффа ничего не имеет против поездок на автобусе.
— Ты давно ее знаешь?
— Всю жизнь. Ее семья приезжает сюда уже много лет. Я впервые заметил ее на занятиях парусным спортом. Мне было лет шесть или семь. Мы тогда арендовали коттедж на лето.
— И все это время вы вместе? — Сидни потрясена.
