отвыкать.
— Закурим, что ли, товарищ, — сказал Гаврик, вытаскивая из кармана пачку дешевых папирос.
Петя еще не курил и не чувствовал в этом никакой потребности. Но слово «товарищ», произнесенное Гавриком с каким-то особым выражением суровой независимости, самый вид этой пачки папирос, «Трезвон» товарищества «Лаферм», 20 шт. 5 коп., объявление о которых Петя видел в «Правде», заставили его вытащить из пачки тугую папироску и неумело взять ее в рот.
— Закурим, — сказал Петя так же сурово и независимо, скосив глаза на кончик папиросы, к которому Гаврик поднес зажженную спичку.
Они немножко покурили: Гаврик — с видимым удовольствием, затягиваясь и сплевывая, как заправский мастеровой, а Петя — поминутно вынимая папиросу изо рта и для чего-то заглядывая в мундштук, откуда выливалась молочная струйка тяжелого дымка.
Больше о Павловских не говорили. Затем еще позанимались Цезарем, и Гаврик ушел, сказав на прощанье:
— Такие-то, брат, дела. Главное, не дрейфь.
Но к чему это относилось, Петя так и не понял.
Теперь в Пете боролось несколько самых противоречивых чувств: ревность, досада на себя, надежда, отчаяние и, как это ни странно, жаркая, какая-то порывистая жажда жизни, переполнявшая его сердце.
Он стал придумывать разные способы поправить дело и снова выманить Марину на свидание. Он был занят этими придумываниями целые дни.
49. Королева базара
Но как раз в это время начала поспевать черешня. Она стала поспевать быстро, бурно, а главное, все сорта сразу: черная, красная, розовая и белая. Хотя семейство Бачей все время с тревогой следило за созреванием богатого урожая, но истинные его размеры обнаружились как-то вдруг, в одно прекрасное утро, когда низко над садом с шумом пронеслась черная туча скворцов, а за нею серая туча воробьев.
Птицы опустились на сад, и, пока Василий Петрович, Петя, Павлик, Дуня и Гаврила бегали под деревьями, пугая птиц зонтиками, палками, шляпами, платками и криками, тетя надела кружевные перчатки, шляпу и, сияющая от веселого возбуждения, поехала на конке в город, чтобы сначала разузнать розничные цены на черешню, а потом постараться ее продать на привозе, в фруктовых рядах, оптом.
Она вернулась вечером и, когда подходила к хуторку, услышала громкие выстрелы. Это Павлик, под руководством Гаврилы, палил дробью из старой берданки, которая нашлась в хозяйстве мадам Васютинской.
— Боже мой, что ты делаешь? — в ужасе закричала тетя, увидев, как ее нежный племянник заряжает ружье картонным патроном.
— Пугаю шпаков. Побережитесь! — ответил Павлик и снова со зверским выражением лица выпалил куда-то вверх, после чего по воздуху пролетел небольшой смерч из воробьиных перьев.
По-видимому, война с птицами шла успешно.
— Ну-с, как наши коммерческие успехи? — спросил Василий Петрович, потирая руки. — Надеюсь, вы нам привезли приятные вести?
— И да и нет, — ответила тетя.
— Что так? — с бодрой улыбкой сказал Василий Петрович.
Он уже раз десять за сегодняшний день обошел сад и убедился, что урожай не просто хорош, а неслыханно, сказочно богат. Кисти очень крупных черешен целыми пудами висели на ветках, просвечивая на солнце всеми оттенками красного цвета, начиная с совсем бледного, почти телесного, подобного розовым кораллам самого высшего качества, и кончая кроваво-черным, словно драгоценные камни карбункул или пироп.
— Что так? — повторил он уже менее бодро, заметив расстроенное выражение тетиного лица.
— Сейчас я вам все расскажу, но только дайте мне сначала умыться и, ради бога, — чашку чая. Полжизни за чашку чая!
Все это не предвещало ничего хорошего.
А через полчаса тетя уже сидела на веранде, жадно пила чай и рассказывала:
— Понимаете, сначала я обошла несколько фруктовых магазинов в городе. Черешни еще мало, она пока редкость, и ее в розницу продают по пятнадцать — двадцать копеек фунт.
— Нуте-с, так это же великолепно! — воскликнул Василий Петрович, прикидывая в уме, какую сумму может дать каждое дерево, если даже считать, что на нем висит хотя бы только два пуда ягод. — В таком случае мы просто богачи!
— Подождите, — устало заметила тетя. — Это розничная цена. А мы должны иметь дело с оптовой. Тогда я отправилась на привоз и походила по фруктовым рядам. Оказалось, что оптовая цена значительно ниже.
— И это вполне естественно! — бодро воскликнул Василий Петрович. — Так бывает всегда. Какая же все-таки оптовая цена?
— Они предлагают два сорок за пуд. Франко-привоз.
Василий Петрович потрогал стальную дужку пенсне, пошевелил губами и, произведя в уме необходимые вычисления, сказал:
— Н… да… это, конечно, не то. Но все-таки весьма и весьма прилично. Мы не только расплатимся по векселям, но даже еще останется известная сумма прибыли.
И Василий Петрович весело посмотрел на тетю через пенсне.
— Вы очень наивны, — сказала тетя. — Не забудьте, что два сорок франко-привоз. — И с ударением повторила: — Франко-привоз!
— Ах да… франко. — пробормотал Василий Петрович. — А это, собственно, что обозначает?
— Это значит, что мы должны доставить им всю черешню прямо на привоз.
— Ну и что же? За чем дело стало? Мы им доставим! И тогда — пожалуйте денежки!
— Нет, с вами, положительно, трудно говорить серьезно! — с досадой сказала тетя. — Подумайте только, как это мы им доставим? Каким способом? У нас нет ни лошади, ни платформ, ни корзин, ни рогожи, ни… У нас вообще нет ничего, никаких средств… Я уже не говорю о том, что сначала надо снять урожай с деревьев, если, конечно, его не расклюют птицы. У нас даже нет стремянок…
— Н-да… — растерянно промычал Василий Петрович и, подоив нос, сказал: — Однако это довольно странно. Почему именно… франко? Вы должны были сказать: угодно приобрести черешню — пожалуйста, приезжайте и забирайте.
— Я так и сказала.
— Ну и что же?
— Отказываются.
— Гм… Это какое-то недоразумение… Наконец, существует же, так сказать, конкуренция. Если одни отказываются, то, может быть, другие не откажутся.
— Да я их всех обошла, и у меня такое впечатление, что никакой конкуренции нет, а все это одна шайка. И все удивительно похожи один на другого. Те же синие блузы, те же красные морды, те же барашковые шапки. Такие же братья разбойники, как и те «персы», которые к нам приходили сбивать цену… И все ссылаются на какую-то мадам Стороженко. По-видимому, вся оптовая торговля фруктами находится в руках этой дамы.
— Так вот вы бы с ней и поговорили.
— Пыталась. Но она неуловима. С утра до вечера ездит по садам, скупает урожаи.
— Так как же быть? — спросил Василий Петрович.
— Не знаю, — ответила тетя.
Они сидели друг против друга с измученными лицами. Василий Петрович вытирал бурую пористую шею несвежим носовым платком, а тетя барабанила пальцами по блюдечку. И Петя чувствовал, что над их
