общего.
С зажигалкой и в самом деле ничего, но я сразу же вспомнила историю с невыносимо вонючим растением, о которой уже столько рассказывала. Неужели пан Майда рассеял его на своем участке, не поверив в вонь? И семена ему доставил пан Мирек?
Нет, не сходится. За горстку семян покойник не мог запросить большую сумму, и на кой ему было паскудить участок Майды без всякой выгоды для себя?
И мысли опять вернулись к зажигалке. Значит, полиция станет действовать явно и прочешет владения Шрапнеля. А мы что же?
— А у них много закоулков и чуланчиков? — спросила я Юлиту. — Шкафчиков, тумбочек?
Юлита сразу же поняла, почему я этим интересуюсь.
— Так, не очень. Средне. Но не могла же я рыться в их шкафчиках и чуланчиках, я и так шла в туалет кружным путем, еле волоча ноги, как можно медленнее и рассматривала все попадавшееся на глаза. Старалась в углы заглядывать. И ничего похожего по дороге не попалось.
— Мое мнение — вашей зажигалки там нет, — заявил Собеслав. — У Пасечников с ней ничего общего, разве что в их отсутствие Вивьен ее куда-то сунула. Они могут и не знать о ней.
— А ремонтировать квартиру они будут? — поинтересовалась Малгося. — Ну, не полный ремонт, а хотя бы косметический?
— Наверняка будут, вонь там осталась.
И тут все мы так уставились на пана Ришарда, что он капитулировал сразу же, и не пытаясь сопротивляться.
— Ну, ладно, я могу, с моими рабочими… только как же это будет выглядеть? Ни с того ни с сего заявлюсь к ним. Или пришлю рабочих с лестницей, а у нас — никакого договора? Как вы это себе…
— Очень просто. Вы еще раньше договорились с Вивьен Майхшицкой.
— Да я в глаза никогда никакой Майхшицкой не видел! Вообще ее не знаю!
— Какое это имеет значение? Они же об этом тоже не знают. Вы договорились с хозяйкой две недели назад, что придете после приезда Пасечников и уже с ними конкретно все обсудите и подпишете договор. Так что запросто можете отправляться к ним, авось попадутся на крючок…
Верная Малгося поддержала меня:
— Такой порядочный глава ремонтной конторы, честный, раз обещал, значит, пришел — в наше время большая редкость. Сами знаете, люди вашей специальности нарасхват. А тут вдруг сам по себе приходит, и напоминать не надо. Это же чистое золото!
Пан Ришард поддался нашему объединенному натиску. И мы и он прекрасно понимали, что, делая ремонт, даже косметический, рабочие могут обшарить дом от фундамента до крыши. Зажигалка — это вам не алмаз из королевской сокровищницы, такие вещи в сейфы не запирают. И не украденная. Хотя, на самом деле, украденная… но вряд ли пан Мирек хвастался, что украл, а если инициаторшей вообще была Бригида Майхшицкая, то Пасечники и вовсе не имели о ней понятия. А Вивьен и в самом деле могла не ставить их в известность.
Собеслав не выдержал. Слишком уж тесно увязываем мы его брата с Вивьен. А Майду бросили на пол-пути.
— А у Майды, между прочим, нет алиби! — вдруг громогласно заявил он.
Шесть пар глаз уставились на него с безмолвным вопросом. Малгося застыла, привстав со стула. Шлепнувшись обратно, недовольно заявила:
— Даже чаю приготовить себе не могу! Все какие-то сенсации!
— Дай свой стакан, я приготовлю, — вызвался Витек из-за буфета. По своему обыкновению, он стоял, опираясь на него.
— Ну! — не утерпела я. — У Майды нет алиби. Откуда вы знаете?
— От Казя. Полицейского фотографа. Полиция у всех проверяла алиби, не имели его только четыре человека — две женщины и двое мужчин. Что касается мужчин, то это Хеня и Майда.
— Хеню они посадили, зачем им еще Майда? — с горечью произнес пан Ришард. — Значит, Майду отпустят.
— Вот уж не уверен. Но если мы так себе внушили, что Мирек ради установления хороших отношений мог подарить зажигалку кому-нибудь, то почему не Майде? Ведь вы, пани Иоанна, сами говорили, что именно Майда стал зачинщиком растительного скандала. Вот он и попытался его подкупить хорошим подарком.
Идея мне понравилась. Правда, я уже сроднилась с версией Бригида-Вивьен-Пасечники, но и Майда тоже не плох. Я тут же представила себе, как Мирек пытается укротить разъяренного Майду, как заискивает перед ним, как умоляет не кричать на весь мир, как обещает исправить дело, а в заключение преподносит ему роскошный подарок. Майду я не знала и представить его не могла, но Кшевца видела словно воочию, ну прямо как на киноэкране.
— А где он живет, этот Майда?
Малгося схватила бумажку пана Ришарда:
— Улица Бадылярская. Где это?
— Район Влохы, — объяснил таксист Витек, возвращающийся к жене со стаканом чая. — Или Урсус, зависит от номера дома. Да возьмите же стакан у меня…
— Я бы съездила, — буркнула я. Взяла стакан и поставила его перед Юлитой. Малгося, ни слова ни говоря, пододвинула стакан к себе.
— Чтобы обыскать его дом?
— Нет, чтобы с ним подружиться. Если он получил сирень с красной полоской, я легко найду с ним общий язык. А зажигалку, если она у него, даже и красть не буду, просто обменяю на ту, что взяли у пана Мирека. Если не возражаете?
Последнее адресовалось Собеславу.
Тот, не желая быть невежливым, воздержался от пожатия плечами и ограничился пожатием лишь одним плечом.
— Если речь идет о моем мнении, то я ее хоть в Вислу кину…
— Ну вы даете! — возмутился Тадик. — Это же памятный подарок. А к тому же два трупа. И в Вислу?!
— Так кто едет? И когда?
Сразу четыре человека выставили свои кандидатуры. Я настаивала на своей по причине общего языка. Малгося соперничала с Юлитой на почве вины. Собеслав из чувства ответственности за брата. Пан Ришард сидел тихо, безнадежно надеясь, что чаша сия его минует и удастся избежать ремонта у Пасечников, который ему был очень некстати. Витек же заранее согласен был с решением большинства. Тадик посмотрел на часы и с большой неохотой поднялся. Ему явно не хотелось покидать наше общество.
Перед уходом он попросил все же немного подождать, дождаться результатов обыска у Шрапнеля, потому как тут вовсе не известно, кто крайний и у кого с кем найдется общий язык.
Его совет был воспринят нами с величайшим вниманием.
Сразу же, как все разошлись, я позвонила Беате. У нее никто не подходил к телефону, а сотовый был выключен. Холера!
И спать я отправилась, чувствуя себя последней свиньей.
Экономическая афера освободила Вольницкого от проклятого Шрапнеля, которого он отдал коллегам с искренним удовлетворением. Шрапнель не мог рассматриваться как подозреваемый в убийстве, его алиби не вызывало сомнений. Вечером в воскресенье он находился в городе Радоме, и это подтвердила даже тамошняя дорожная полиция. И все же он был связан с покойным, ведь не без повода Шрапнель так отчаянно названивал Кшевцу, еще не зная о смерти последнего. Он мог много знать об убитом и, в отличие от Вивьен, был жив и давал показания. Так что Вольницкий не совсем выпустил его из рук. Оба отдела полиции обменивались полученной информацией, а кроме того, в обыске резиденции афериста участвовал и человек комиссара. Этим человеком был фотограф, который сам предложил свою кандидатуру и настаивал на ней, что Вольницкого очень удивило и еще больше обрадовало, учитывая абсолютную нехватку рук, ног и
