Жанетта задумчиво вгляделась в неожиданно возникшую гостью. Слова ее прозвучали достаточно спокойно, но подозрительно блестевшие глаза свидетельствовали о непрошеных слезах, готовых вот-вот пролиться.
— Я уверена, что найду одежду для вас, моя дорогая. Прошу прощения за то, что нам пришлось сжечь то, в чем вы сюда приехали, но эти вещи уже невозможно было надевать.
Мариетта вспыхнула от стыда, а Жанетта обратилась к Селесте:
— Сходи-ка к Матильде и передай ей, что Леон большую часть дня проведет вне дома. Он уехал в Лансер.
Селеста с неохотой отправилась выполнять поручение. Это просто никуда не годится, подумала она. Вечная история: как только дела принимают занимательный оборот, ее непременно куда-нибудь отсылают.
Тем временем Жанетта увела с собой Мариетту из дома на яркое солнышко. Здесь никто не мог их подслушать, и она обратилась к гостье со словами:
— Не нужно испытывать неловкости из-за того, в каком виде находилось ваше платье, когда вы сюда приехали. Сын рассказал мне о том, что с вами произошло, и я все поняла.
Мариетта задержала дыхание, чтобы подавить готовый сорваться с ее уст возглас удивления. Ей и в голову не приходило, что эта женщина с безмятежно спокойным лицом, которая отнеслась к ней с такой подкупающей добротой, — мать Леона.
Жанетта провела ее через заросли диких цветов к садовой скамейке, наполовину обвитой плющом, и устало опустилась на скамейку. Мариетта, взглянув на ее бледное лицо, мгновенно забыла о собственных страданиях.
— Вам нездоровится? Могу я чем-то помочь?
Жанетта отрицательно мотнула головой и жестом предложила Мариетте занять место рядом с собой.
— От малейшего напряжения я чувствую себя слабой, как новорожденный младенец, — заговорила она, передохнув несколько минут. — В доме буквально нет ни одного места, где мы могли бы поговорить так, чтобы никто нас не подслушал, а Леон особо настаивал на том, чтобы обстоятельства, при которых он вас встретил, не стали поводом для пересудов. Боюсь, что крестьяне в Шатонне столь же легковерны, как и везде.
— Это одна из причин, по которой я хочу уехать. Леон… то есть ваш сын… граф…
Мариетта запуталась в словах. После того, что им довелось испытать вместе, ей казалось совершенно естественным употреблять в разговоре его имя, но так было до того, как она узнала о его положении в обществе.
Жанетта похлопала ее по руке.
— Леон — совершенно приемлемая для вас форма обращения к нему, она в той же мере уместна и в тех случаях, когда вы говорите о нем со мной. А если вы намерены уехать из-за того, что боитесь сплетен, которые могут возникнуть, если вы останетесь, то выбросьте эту чепуху из головы.
— Нет, мадам, дело не только в этом.
Мимо них пролетела бабочка, порхая голубыми крылышками. Белокаменные стены замка ярко сияли в жарких солнечных лучах на фоне безоблачного синего неба.
— Тогда в чем? Вам нет никакой необходимости покидать Шатонне. Я хотела бы, чтобы вы остались.
Что касается Мариетты, теперь она тоже хотела бы остаться. Но только она не хотела бы постоянно видеть Леона рядом с его прекрасной вдовушкой Сент-Бев.
Она заговорила так тихо, что Жанетта с трудом разбирала ее слова:
— Для меня нет места в Шатонне. Скоро здесь появится новая хозяйка, и я сомневаюсь, что ей понравится мое присутствие в замке.
Жанетта обратила внимание на то, что Мариетта слегка отвернулась в сторону и нервно перебирает пальцы.
Ох, как сложно устроен этот мир! Она ощутила прилив сочувствия к рыжеволосой девушке, которая сидела рядом с ней на скамейке. Леон имел славу завзятого сердцееда, впрочем, склонных к любовным приключениям придворных дам этим не удивишь и не испугаешь. Однако он не имел права играть чувствами девушки ранимой, какой была Мариетта. У этой юной особы нет ни дома, ни семьи, ни друзей. Словом, ничего.
— Сын говорит, что вы кружевница.
Мариетта кивнула и, слегка приободрившись, подняла голову. Уж этого у нее никто не отнимет.
— И что вам известен секрет плетения настоящих венецианских кружев. Это правда?
— Да. Моя бабушка была из Венеции, она считалась самой искусной кружевницей города.
— Я никогда не бывала при дворе, — сказала Жанетта. — Главным образом потому, что моего присутствия не требовали, но если бы такое случилось, тамошняя суета убила бы меня. Придворных великое множество, и каждый из них только тем и занят, что ищет, где бы голову на ночь приклонить. Но мой друг герцог Мальбре снабжает меня как последними сплетнями, так и рассказами о новой моде. И мне известно, что венецианское кружево ценится очень высоко.
— Это потому, что оно самое лучшее в мире, — с гордостью произнесла Мариетта.
— Мне также известно, что кружевницы в нашей стране изо всех сил пытаются вязать такое же.
— Но это у них не получается, — сказала Мариетта, и на губах ее снова появилась улыбка.
Лицо у нее было миловидное, простодушное и доброе. Жанетте с каждой минутой все больше и больше нравилась Мариетта Рикарди. В глазах у девушки, когда та уселась на скамейку рядом с ней, мать Леона заметила сочувствие и внимание; то было искреннее сочувствие. Мариетта Рикарди могла бы стать хорошим другом. И хорошей женой.
Жанетта поспешила выбросить из головы эту мысль. Леон собирается вступить в брак с Элизой, и душа у Элизы полностью соответствует ее красоте. Глупо с ее стороны все еще питать сомнения насчет того, может ли эта хрупкая и беспомощная молодая женщина быть подходящей супругой ее неуравновешенному, порой склонному к буйным выходкам сыну.
— Я слышала, что генеральный контролер королевских финансов Кольбер пытается прекратить ввоз венецианских кружев во Францию и что тем не менее даже самые знатные люди в стране провозят их тайно, пряча под одеждой. Герцог говорил, что Кольбер хочет начать производство венецианских кружев во Франции и положить конец контрабанде. Он будто бы подсчитал, что покупка кружев в Венеции обходится нашей стране где-то около трех миллионов ливров ежегодно. Так что ваше мастерство может быть весьма востребовано.
— Только не в Эвре, — с горечью произнесла Мариетта. — Там никто не нуждался в кружевах.
— А в Париже?
— В Париже нам доводилось продавать их даже таким особам, как, например, сама мадам де Монтеспан.
— Которая, без сомнения, требовала, чтобы вы работали только на нее, не так ли? Не верю, что она согласилась бы с кем-то делить такой источник снабжения.
Улыбка Мариетты сделалась шире.
— Так оно и было на самом деле. Нам строго приказали выполнять ее требования.
Жанетта задумчиво кивнула.
— Вы не пытались научить еще кого-нибудь вашему искусству и таким образом расширить дело?
— Бабушка скорее умерла бы, чем согласилась на такое. Она твердила, что плетение этих кружев — чисто венецианское искусство и должно им оставаться.
Жанетта снова кивнула: она подозревала именно это.
— Я хотела бы попросить вас сделать кое-что для меня. Пройдитесь по саду. Вон там, справа от живой изгороди шиповника, находится огород. Я хочу, чтобы вы после этого внимательно осмотрели замок, а потом попросили бы Армана дать вам лошадь и проехались бы по деревне и окружающей местности. Когда вы все это проделаете, мы продолжим наш разговор.
Мариетта подумала было, что у мадам Жанетты де Вильнев не все в порядке с головой. Одного лишь взгляда на умные черные глаза оказалось достаточно, чтобы она убедилась в своей ошибке.