— Арман сказал, что все дамы в Версале побывали у него в любовницах.

— Но за исключением королевы? — прозвучал опять-таки общий вопрос, полный недоверия, хотя все та же бойкая Жасинта тотчас возразила:

— А почему бы и не королева? Она женщина, верно? Я, например, влюблена в него и влюбилась бы, даже будучи королевой.

— Уж тебе-то от него ничего не досталось бы, — заявила ее сестра, закончив размечать узор. — Ты даже свинопаса не завлекла.

Тут захихикали уже все, потому что прекрасно знали, как Жасинта увивалась за Николя Сандо, который отверг ее домогательства.

— Я слышала, как герцог говорил нашей госпоже, что любовницей графа, когда он жил при дворе, была мадам Франсина Бовуар, — поведала Сесиль. — Готова поспорить, что именно поэтому граф и не хочет возвращаться в Версаль со своей новобрачной. И он не вернется, так мне сказал Арман.

— Я слышала, что он даже дрался из-за нее на дуэли. Какая же она, если из-за нее стоило драться? Наверное, очень красивая, — добавила неугомонная Жасинта.

— Мадам Сент-Бев тоже очень красива, — лояльно произнесла Бабетта. — Ведь она любовь всей его жизни. Он, должно быть, любит ее очень сильно, раз вернулся к ней через столько лет.

Все дружно с ней согласились. Невероятным усилием воли Мариетта продолжила свои пояснения, словно никто ее не перебивал:

— Жаклин, теперь протяни еще ниточку через последнюю цепочку и закрепи ее частыми стежками.

Девушки вернулись к своей работе, а Сесиль и Лили даже покраснели, устыдившись того, что болтали глупости о графе в присутствии той, которая в конечном счете стала в замке не прислугой, а гостьей. А если верить слухам, возможно, и кем-то более того.

Леон провел неудачный день, занимаясь пустыми разговорами с Элизой в замкнутом пространстве ее маленького садика. Он ощутил душевное облегчение, когда она не стала возражать против того, что следующий день он снова проведет на охоте. Вернувшись в Шатонне и застав Мариетту и Рафаэля за игрой в шахматы, он был столь великодушен, что поблагодарил ее за уроки, которые она давала его крестьянкам.

Мариетта изо всех сил старалась сохранить самообладание и едва подняла голову от шахматной доски в ответ на его слова, опасаясь, что не сможет выдержать без очевидного волнения взгляд его темных глаз.

Леон налил себе бокал вина и провел вечер в разговорах с герцогом и Жанеттой, время от времени поглядывая в тот конец комнаты, где Мариетта и Рафаэль продолжали игру. Он заметил, что Рафаэль весьма сосредоточен и то и дело хмурится. Где это, черт побери, Мариетта научилась так хорошо играть в шахматы, чтобы вступить в поединок с де Мальбре? И с какой радости Рафаэль избрал подобное времяпрепровождение? Сам он любил шахматы, но когда предложил Элизе научить ее, та побледнела от страха и заявила, что никогда в жизни не сумеет понять суть подобного развлечения и что даже самые простые карточные игры выше ее разумения.

Мариетта, заметив обращенные в ее сторону беглые взгляды Леона, позволила Рафаэлю выиграть и вежливо с ним попрощалась. Находиться в одной комнате с Леоном и не иметь возможности разговаривать с ним, обмениваться шутками, смеяться, как это было в первые часы и дни после того, как он ее спас, становилось для нее все более и более непереносимым, почти физически мучительным. Она понимала, что он ее никогда не полюбит, но жаждала понравиться ему хоть немножко. Ей хотелось, чтобы он ей улыбался, разговаривал с ней…

У нее разболелась голова, и у себя в комнате Мариетта села у открытого окна, из которого тянуло прохладой. Невидящим взглядом она смотрела на темные деревья и слушала шелест листвы от ночного ветерка. Ее дни проходили в постоянных поисках возможностей уклоняться от встреч с Леоном, чтобы избавить себя от лишних страданий. По утрам она уезжала пораньше проведать Нинетту Бриссак. Ко времени ее возвращения Леон уже отсутствовал — он ежедневно отправлялся в Лансер…

Мариетта легла в постель, однако сон пришел к ней не сразу.

Леон пробудился с чувством непривычного облегчения. Нынче он мог надеть на себя костюм для верховой езды, а не для визита к невесте. Это было приятной переменой и улучшило его настроение, достаточно скверное все последние дни. Церковные колокола вызванивали Ангелюс, молитву к Богоматери, пока он шел по каменным плитам двора к конюшне и Сарацину.

Мариетта, возвращаясь от Бриссаков, едва не столкнулась с ним на дороге.

— Боже милостивый! — воскликнул Леон, посторонившись со всей поспешностью. — Чего ради вы скачете так, словно за вами гонится тысяча чертей?

— Ничего подобного, просто у меня много работы…

Она не хотела, чтобы ее слова прозвучали грубо, хватит и того, что юбка у нее вся в пыли, а ветер растрепал волосы. Выходило так, что она вечно выглядит весьма непривлекательно по сравнению с изысканно-совершенной Элизой.

— Ни к чему говорить о работе, — неожиданно для самого себя произнес Леон. — Давайте-ка поохотимся, пустим соколов на дичь.

Не дожидаясь ее ответа, он пришпорил Сарацина и поскакал к подъемному мосту. Промедление Мариетты было коротким. Впервые после ее приезда в замок Леон заговорил с ней в прежнем, свободном тоне. Она ударила кобылу каблуками в бока и понеслась следом за Леоном. Церковные колокола еще звонили, когда они мчались галопом мимо крытых соломой домов деревни и дальше — к поросшим густым кустарником каменистым холмам. Хвост Сарацина стелился по ветру, а размашистый бег лошади Мариетты скоро настолько приблизил всадницу к графу, что у той вдруг перехватило дыхание.

Леон весь отдавался неистовой скачке, предоставив коню полную свободу, и оттого почувствовал приятную легкость в голове, избавленной от тягостной скуки нескольких последних дней. Теперь он снова радовался быстрому бегу коня, необъятному простору горизонта и тому, что впереди, на условленном месте, его уже дожидается помощник конюха с собаками и ловчими птицами.

Собаки начали рваться с поводков, когда Леон подъехал поближе. Развернув Сарацина, он увидел Мариетту, которая, подгоняя лошадь, преодолевала последние ярды.

— Вы ездите верхом не хуже мужчины!

Белые зубы Леона сверкнули в улыбке, и Мариетта почувствовала, что вот оно — сбылось то, о чем она грезила. То был наивысший комплимент, который Леон мог сделать женщине, и, понимая это, она рассмеялась с чувством полной эйфории. У нее родилась надежда, что между ними восстановятся отношения взаимной симпатии во всей их непритязательности и простоте. Однако это ощущение быстро исчезло. Завтра он снова будет с Элизой. А через неделю сама она будет уже в Монпелье или Нарбонне, но сейчас они вместе, и этого достаточно.

Лицо у Мариетты сияло, и парнишка-конюх смотрел на нее с таким обожанием, что Леон, сдвинув брови, приказал ему снять кожаные колпачки с голов птиц.

— Вы когда-нибудь участвовали в соколиной охоте? — спросил он у Мариетты, уже зная ответ. Ох как много времени прошло с тех пор, когда он, случалось, спрашивал, что она умела делать и чего не умела!

— Ни разу после смерти отца.

Ее блестящие золотисто-рыжие волосы свободно ниспадали на плечи, грудь порывисто вздымалась и опускалась после быстрой верховой езды.

У Леона перехватило дыхание. Боже, да ведь она красавица! Ни драгоценных украшений, ни пудры, ни помады — только шелковистая гладкая кожа и сверкающие глаза, которые пробуждают в мужчине радость жизни.

— Ну так возьмите кречета.

Птица была куплена для Элизы, но Леон понял, что его будущая жена никогда не проедется верхом, посадив кречета себе на запястье…

Послышался звон колокольчиков, когда птицы задергали лапками в своих путах, а когда помощник

Вы читаете Лев Лангедока
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату