его раны бренди в ту же минуту, как они окажутся в Шатонне. Леон очень сильный, он не разболеется после схватки с волком. От когтей останутся шрамы, но они будут напоминать им обоим о той минуте, когда они объяснились в любви.
Мариетта вздохнула, и это был вздох по-настоящему счастливой женщины. В жизни ей не нужно больше ничего, кроме близости с человеком, которого она сейчас обнимала.
— Дозволено ли мужчине спросить свою будущую жену, за что она полюбила его с такой преданностью? — спросил Леон, и от чувства, прозвучавшего в его словах, у Мариетты бурно забилось сердце.
— Не за то, что я была бы одинокой без тебя. Я уже привыкла к самостоятельной жизни. И не потому тебя полюбила, что хотела стать графиней. И это даже не любовь из-за самой любви. За то, что ты у меня в сердце, за то, что ты у меня в крови. Ты стал частью меня самой, Леон. И ты навсегда со мной останешься. Я люблю тебя потому, что не могу иначе.
У Леона перехватило дыхание, когда он накрыл ее руки своими. Они родные по духу: такие же необузданные и свободные, как соколы, которых они радостно отпускали ввысь на охоте. Его жизнь в Шатонне будет именно такой, о какой он мечтал. Его сыновья станут вместе с ним выезжать на охоту, как и его жена. Взаимная любовь станет их крепостью, их общим миром.
— Я люблю тебя, Мариетта Рикарди, — произнес он чуть хриплым от волнения голосом, и сразу после этих слов Сарацин легким ходом миновал подъемный мост, и почти тотчас навстречу им побежала Жанетта, и в глазах у нее вспыхнул страх при виде окровавленной одежды сына.
— Что случилось? Кто тебя ранил? О, Леон! Леон!
В последнем ее восклицании прозвучала такая знакомая нота отчаяния, что Леон даже усмехнулся, вспомнив дни своего детства, те дни, когда он возвращался домой в синяках и в крови после очередной драки с деревенскими мальчишками.
— Все в порядке, матушка, это и вполовину не так плохо, как тебе кажется. Всего несколько царапин от когтей. Не более.
— Царапины от когтей?
Леон вошел в дом, обнимая Мариетту за талию. И тут Жанетте пришло в голову, что он вовсе не нуждается в поддержке Мариетты и вполне способен двигаться самостоятельно.
— Прикончил волка, — небрежно бросил он, когда герцог и Рафаэль, забыв о своей элегантной сдержанности, кинулись к нему чуть ли не бегом, едва он вошел в холл.
— Одного волка? — сухо спросил Рафаэль, заметив, что Леон обнимает Мариетту, щеки которой разрумянились, а глаза сияют счастьем. Итак, его жертва оказалась стоящей. Леон не терял времени даром. Малышка Рикарди наконец-то счастлива.
— Боюсь, что так, — ответил Леон, усмехнувшись. — Может, целая стая пришлась бы тебе больше по вкусу, но смею тебя заверить, что и одного хватило с избытком!
— Мне нужна горячая вода, бинты, бренди и еще бутылка настойки на мать-и-мачехе, — обратилась Мариетта к Сесили, глаза у которой едва не вылезли из орбит. — И скорее, иначе может случиться заражение.
— Или любовь, — понизив голос, сказал Леону Рафаэль, поддерживая его на ступеньках лестницы, ведущей к спальне.
— Она проникла туда давно, как тебе хорошо известно.
Они улыбнулись друг другу — враждебность и ревность последних дней канули в забвение.
Герцог и Жанетта смотрели им вслед, потрясенные. Леон по-прежнему обнимал Мариетту, а она тем временем хозяйским тоном отдавала приказы Сесили, и в спальню Леона вошла вместе с ним как жена.
— Святая Мария! — прошептала Жанетта, до смерти напуганная происшествием с волком. — Что нам делать?
С этими словами она, подобрав юбки, поспешила подняться по лестнице следом за сыном и Мариеттой.
Красивое лицо герцога приобрело жесткое выражение. Он расстался с невестой Леона всего час назад, а где же, собственно, находился Леон? Он не поехал в Монпелье, как говорил, он носился по окрестностям с этой рыжей девчонкой, которая успела покорить сердце его сына Рафаэля.
Герцог повернулся и направился обратно в гостиную к своему бокалу с вином. Леон заслуживает истечь кровью до смерти за то, что он натворил. Он жестоко поступил с Элизой, с этим милым ангелом… Анри решил, что этого он не простит Леону никогда.
Рафаэль и Мариетта уже освободили Леона от оборванных куртки и рубашки, когда запыхавшаяся Жанетта вошла в комнату. Глянув на истерзанную грудь сына, она побледнела, и Рафаэлю показалось, что она вот-вот упадет в обморок.
— Прошу вас, присядьте в это кресло, мадам, — предложил он, поспешив подойти к матери и усаживая ее в кресло против ее воли. — Вам здесь делать нечего, Мариетта позаботится обо всем.
— Да.
Жанетта в оцепенении уставилась на картину, что висела перед ней на стене, но тут в комнату вошли Лили и Сесиль с горячей водой, бинтами, бренди и настойкой мать-и-мачехи — словом, со всем тем, что потребовала от них Мариетта. Теперь Жанетта пригляделась к выражению темных глаз Леона, который смотрел на лицо Мариетты, и невольно обратила внимание на то, с какой нежностью и осторожностью та омывает его раны. Леон поднял руку и погладил Мариетту по щеке, так, словно, кроме них двоих, никого в комнате не было.
У Жанетты даже голова заболела. Что произошло со вчерашнего дня, когда Леон едва обмолвился с Мариеттой парой слов? Почему Рафаэль, столь чувствительный в тех случаях, когда задевали его самолюбие, не проявляет никакого неудовольствия по поводу нескрываемой нежности между ее сыном и девушкой, на которой он собирался жениться? Это не просто нежность, поправила она себя, это любовь.
Раны были омыты, протерты бренди и обвязаны бинтами, смоченными в настое мать-и-мачехи. Леон выглядел не хуже, чем до схватки с волком. Более того, он выглядел лучше, чем в любой день после его возвращения домой. Теперь, когда Лили и Сесиль удалились, забрав с собой пустой таз и бутылки, рука Леона крепко сжимала руку Мариетты. Жанетта собралась с духом.
— Может, кто-нибудь соизволит сообщить мне, что происходит?
— С большим удовольствием, — отозвался Леон, не выпуская руку Мариетты из своей. — Мариетта станет моей женой.
Жанетта собрала все силы, чтобы уяснить для себя услышанное.
— Но как же Элиза… — только и смогла выговорить она.
— Я немедля отправлюсь в Лансер и сообщу ей о том, что свадьба отменяется. Не на Элизе я хотел жениться, то была лишь греза, мечта. И Элиза будет счастливее без меня.
— А Рафаэль?
Жанетта с беспомощным видом повернулась к Рафаэлю. Если они будут драться на дуэли, это убьет ее.
— Я ничего не потерял, мадам, поскольку не придавал этому особого значения. Мариетта ответила мне отказом, когда я сделал ей предложение. Мне трудно было в это поверить, отсюда и возникло обоюдное непонимание. Мариетта не обещала стать моей женой и не принимала мои ухаживания.
— Я понимаю.
Жанетта откинулась на спинку кресла. Вроде бы все к лучшему. Леон женится на Мариетте, которую она так полюбила и которая станет хозяйкой в Шатонне и родит сильных, здоровых детей. На Мариетте, которая продолжит обучать деревенских девушек плетению кружев, и это принесет благосостояние Шатонне. На Мариетте, которая любит ее сына всем сердцем, каждой частичкой своей души, как она, Жанетта, любила отца Леона.
— Вы не сердитесь? — запинаясь, спросила Мариетта, охваченная внезапным опасением.
— Благословляю тебя, дитя мое, — ответила на это Жанетта, и лицо ее просияло улыбкой. — Это самый счастливый день в моей жизни. — Она подошла к кровати и ласково обняла Мариетту.
— Боюсь, что я больше не могу разделять ваше общество, — сказал Рафаэль. — У меня назначена
