прикидывая, не стоит ли вернуться и надеть одежду мертвого стражника, но решил этого не делать. Его облачение сковало бы мои движения, а мой рост, в случае чего, выдаст меня не хуже, чем одежда землянина.
Дверные петли едва слышно скрипнули, когда я проскользнул внутрь, но на слабый звук никто не обратил внимания, и, хотя я терпеливо ждал несколько томительных минут, готовый удариться в бегство при малейшем намеке на тревогу, вокруг царила прежняя тишина и безмятежность.
Коридор, в который вели ворота, был полон черного как смоль мрака, и, когда я закрыл дверь за своей спиной, на миг меня охватил неясный ужас, который опускается на каждого, способного представить себе, какие неведомые опасности могут таиться в темноте. Я подумывал, не воспользоваться ли фонариком, но все-таки пришел к выводу, что даже самый слабый огонек может выдать меня и разрушить все мои планы.
Из разговоров с Кеном, который дважды прошел этот путь, когда искал в храме раку с костями Келл- Рэбина, я прекрасно знал, что, продолжая идти по этому коридору, доберусь до огромного зала в центре храма. Я знал, что этот коридор идет прямо приблизительно две сотни шагов, а потом резко поворачивает направо.
Я шел по коридору до тех пор, пока он не пересекся с другим, которым, видимо, пользовались чаще и поэтому ярко освещенным. Меня одолевал инстинктивный страх чего-то неизвестного, возможно опасного, подстерегающего меня в темноте. Когда я достиг освещенного коридора, ощущение ужаса стало совершенно невыносимым, но я справился с паникой и, переборов себя, продолжил путь в темноте. Я ничего не видел, но моя рука скользила по стене коридора, поэтому я понимал, куда именно надо идти. Я двигался вперед, стараясь ступать так, чтобы мои шаги были абсолютно беззвучны.
Я добрался до поворота и увидел впереди слабый свет. Должно быть, он падает оттуда, где коридор вновь соединяется с освещенным проходом. Я медленно шел вперед, готовый в любой момент начать действовать.
У самого пола с левой стороны я заметил маленькое пятно света и остановился, намереваясь выяснить его происхождение. Я ничего не мог понять, пока не скользнул от правой стены, за которую держался, к левой, и тогда увидел, что луч света идет из маленькой удлиненной трещины в древней кладке. Очевидно, за стеной находилась комната, а свет пробивался из-за того, что раствор, соединяющий каменные блоки, просто раскрошился.
Навострив уши, я услышал невнятное бормотание на марсианском. По всей видимости, в комнате, откуда свет через дырку в стене падал в коридор, находилось несколько священников.
Решив непременно узнать, что там происходит, я плавно скользнул вдоль стены.
На расстоянии полудюжины футов от дыры я резко остановился. Моя нога поднялась, чтобы сделать следующий шаг, но я так и не опустил ее. Я был, наверное, похож на пойнтера, который внезапно сделал стойку перед птицей. Я уверен, что в тот момент совершенно уподобился собаке, учуявшей след, ибо напряженно вслушивался в слова, которые случайно донеслись до меня.
Нет сомнений, отчетливо — словно говорящий был совсем рядом со мной — звучала английская речь, и голос, который я узнал… голос человека, которого я разыскивал. Кен Смит!
— Нет, черт побери. Ты сгниешь в аду, прежде чем я скажу тебе. Я тряс эту вашу мерзкую коробку. Тряс и хохотал, когда слышал стук костей. Я их тряс, ты понимаешь, мерзкая рожа? Это просто кости, грязные гнилые кости, такие же, какими станут и мои собственные через пару месяцев, и как твои, когда ты помрешь…
Голос становился все пронзительней и пронзительней и внезапно перешел в ужасающий вопль боли, от которого меня прошиб холодный пот, выступивший из каждой поры моего тела.
Вопль длился и длился, и на его фоне я едва мог разобрать слова марсианина.
— Кеннет Смит, ты расскажешь нам, где находятся священные мощи Келл-Рэбина. До тех пор мы не дадим тебе милосердного освобождения. Помни, мы можем оставить тебя здесь с включенным током, сильным… сильнее, чем он был только что, и забыть о тебе на годы. Возможно, тогда ты скажешь нам. Отныне ты бессмертен, ты не умрешь от боли. А вот выдержишь ли ты вечную пытку?
И снова я услышал голос своего друга, высокий и пронзительный:
— Я скажу вам, где кости… Скажу.
Я прекрасно чувствовал напряженное ожидание тех, кто стоял по ту сторону стены.
— …Я скажу вам, где кости Келл-Рэбина, когда ваша вонючая планета превратится в кровавую пыль и развеется между звезд.
Гул голосов марсиан рассыпался, как злобная барабанная дробь. Вопль зазвучал снова, он поднялся до того предела, что, казалось, еще чуть-чуть — и лопнут барабанные перепонки.
Я прильнул к дырке в стене и, непроизвольно вцепившись руками в край огромного блока, со всей силы рванул камень на себя, почувствовал, что он чуть-чуть сдвинулся с места, что было сил дернул — и камень освободился. Я как безумный начал раскачивать и вытаскивать соседние блоки, пытаясь сделать отверстие достаточно большим, чтобы в него протиснуться.
Все это время ужасный вопль бил по моим и без того напряженным нервам, заставляя торопиться и прикладывать все силы без остатка. Впрочем, этот жуткий крик полностью заглушал хруст каменной кладки и звук падающих камней.
Наконец последний блок был освобожден, и я, отвалив его, втиснулся в проем, на ходу хватаясь за кобуры. Прежде чем мои ноги коснулись пола, я уже держал оба пистолета.
Странная картина предстала передо мной. На столе в одной части комнаты лежало обнаженное человеческое тело с разверстым черепом, без лица и с изуродованной шеей. На другом столе, рядом с которым собрались пятеро марсианских священников, стоял небольшой прибор, прикрепленный двумя проводами к прозрачному цилиндру около трех футов высотой.
Этот небольшой цилиндр, однако, приковал к себе мой взгляд и наполнил ужасом душу. Он был наполнен какой-то прозрачной жидкостью, и в ней плавал обнаженный, пульсирующий человеческий мозг. Прямо перед мозгом висело лицо — лицо Кеннета Смита! Его черты были искажены болью, а тот пронзительный вопль, который я слышал и раньше, исторгался прямо из этого цилиндра. Под лицом тянулись какие-то странные спиральные шнуры, это, похоже, были органы речи.
Я обезумел от горя и ненависти. В два прыжка достиг стола, где стоял цилиндр, отшвырнул оказавшегося на моем пути священника и щелкнул выключателем прибора, стоявшего рядом с цилиндром. Внезапно жидкость в цилиндре стала мутной, и вопль оборвался. Когда я отпрянул от стола, чтоб взять на прицел священнослужителей, которые довольно быстро справились с изумлением, краем глаза я заметил, что цилиндр принял совсем иной вид, чем раньше, — скучно-серый, непрозрачный металлический экран.
Священнослужители бросились было вперед, но я ткнул в их сторону двумя пистолетами, они отступили, невнятно ворча.
— Одно слово, — зашипел я, — и я вас поджарю. Стойте, где стоите.
Они поняли. У них не было оружия, и они знали, что такое электропистолеты. Они также знали, что землянин, добровольно проникший в марсианский храм, будет действовать отчаянно, он не станет колебаться, убивать или нет, — он убьет беспощадно.
Я начал быстро соображать. Итак, я попал в очень затруднительное положение. Если я убью священников, то, возможно, смогу выбраться из храма тем же путем, каким в него и попал. Я нашел своего друга, однако не могу увести его с собой. Но не смогу и бросить его здесь. Когда я уйду, цилиндр и маленький прибор, который, судя по всему, обеспечивает его функционирование, должны отправиться со мной. Немыслимо оставить Кена Смита, или то, что осталось от Кена Смита, страдать от немыслимых пыток в руках этих демонов. Если случится самое худшее, я направлю один из пистолетов на цилиндр и просто- напросто разнесу в клочья то, что содержится в его бесцветном содержимом. Так будет лучше, чем бесконечно мучиться в руках марсиан.
Мой взгляд упал на изуродованное тело, которое лежало на втором столе. Я точно знал, что это было
