кабинетного учёного?!
Агент с удивлением наблюдал за отражающимися на очаровательном лице непонятными ему эмоциями. Тут он сообразил, что, возможно, не учёл ценности и важности документа, и поспешил разрядить обстановку:
— Мари, разумеется, вы не обязаны отвечать на этот вопрос! Простите меня за бестактность!
Но тут его собеседница приняла решение, оглянулась по сторонам и сказала:
— Мы передали его для изучения в частную исследовательскую организацию — Центр Исследований Будущего. Это здесь, в Лондоне. Вы когда-нибудь слышали о нём?
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Выбор
…И дикие звери не проявляют такой ярости к людям, как большинство христиан в своих разномыслиях…
Глава 1
Задержанному на тёмной улице «хиппи», подозреваемому в богохульстве, терроризме и прочих опасных гнусностях, как и ожидалось, быстро и безусловно отказали в освобождении под залог. Его — преимущественно хранящего молчание и дружелюбно улыбающегося своим конвоирам — доставили в специальную тюрьму. Тюрьма эта, ранее бывшая вполне обыкновенной и никакой не «специальной», полуофициальным порядком теперь предназначалась для размещения особо опасных врагов демократии. Коль скоро демократия в данном случае была английской, а не российской, то и набор врагов включал в себя растлителей, сумасшедших убийц и наркоторговцев, а не олигархов, взяточников и (упаси Господи!) чеченов. Так уж получилось, что в этот вечер она оказалась переполненной. Дело в том, что растлителей ещё можно было помещать в камерах по двое: в крайнем случае, эти мерзавцы растлили бы друг друга! В случае же убийц и торговцев запрещёнными субстанциями на подобное пришлось бы идти с гораздо большим риском. Ведь подобные сокамерники вполне могли нанести друг другу тяжёлые физические увечья. Поэтому, когда члены антитеррористического подразделения Скотланд-Ярда доставили патлатого парня, способного творить чудеса, и тихонько попросили своих коллег-тюремщиков обеспечить ему максимально комфортные условия проживания, те, подумав, предложили подселить с виду вполне безобидного выходца с Ближнего Востока к его бородатому земляку. Земляк же был тем самым Бородачом, столь похожим на Профессора. Он вызывал у небезызвестного Констебля такой бурный интерес, что тот никак не мог выпустить его на свободу. В отношении старого пастуха у тюремщиков также имелись строгие инструкции в плане обеспечения максимально приятного времяпрепровождения, а потому они и решили, что не будет никакого вреда в том, если эти двое составят компанию друг другу.
Когда «хиппи» вошёл в тесную и потрёпанную камеру, несколько облагороженную наличием кое- какой мебели и потёртого коврика на бетонном полу, он дружелюбно произнёс:
— Мир и счастье обитателю этого дома!
Обитатель «дома», до этого лежавший на своей койке лицом к стене, повернулся и сел на кровати. При виде улыбки зеленоглазого молодого человека в голубых застиранных джинсах он сам широко улыбнулся и ответно произнёс по-арабски:
— Да пошлёт Господь счастье и тебе, чужестранец! Это, — он обвёл взглядом камеру, — трудно назвать домом, но я бывал в местах и похуже!
Его ночной гость сел на свою кровать, провёл ладонью по сероватому армейскому одеялу, огляделся и согласился с утверждением соседа:
— Ты прав, добрый человек! Когда я бывал в тюрьмах во время моих прошлых посещений, мне приходилось спать на грязном полу в своей собственной крови и экскрементах! Да восславится имя Господне за проявленную ею милость!
Наблюдавший за этой сценой тюремщик подивился, что за последние тридцать секунд эти двое успели обменяться фразами на нескольких языках. Он бы удивился ещё больше, если бы знал, что вновь прибывший поблагодарил Создателя на давно исчезнувшем арамейском. Не ожидал услышать такое и Бородач. Во всяком случае, он вздрогнул и с обострённым вниманием посмотрел на своего товарища по неволе. Когда Бородач услышал удаляющиеся шаги успокоенного мирным течением беседы тюремщика, он взволнованно обратился к собеседнику на том же языке, стараясь говорить потише:
— Я рад встретить мудреца, знающего тайны мироздания и видевшего истинное лицо!.. Если честно, сначала я бы и не подумал, что ты…
Бородач замялся, пытаясь найти подходящее слово в чужом для него языке.
— Да, знаю, знаю! — весело закончил за него Учитель. — Мне не раз говорили, что надо одеваться и вести себя посолиднее! Но, с другой стороны, ты же согласишься, мой добрый сосед, что парчовый плащ всё равно не скроет скудость ума и низость помыслов! И в то же время путь любого настоящего пророка усеян непониманием, враждой и завистью!
Бородач серьезно кивнул:
— Ты прав, многомудрый! Иногда путь пророка бывает усеян ещё и телами тех несчастных, что решили пойти наперекор воле Аллаха! Тех, кого попутал шайтан и его помощники-дивы!
Учитель также с интересом посмотрел на своего собеседника. На лбу у того появилась пульсирующая синеватая жила, как будто он действительно видел и помнил немало мёртвых тел. Наконец обладатель пары потёртых штанов заговорил опять, но уже на арабском:
— Когда-то, встав на путь, подсказанный мне Господом, я провёл немало дней в пустыне, пытаясь одиночеством и голодом усмирить тело и укрепить дух. Уж и не знаю, был ли это Диавол, или у меня просто начались голодные галлюцинации, но чей-то голос предложил мне взойти на высокую скалу и испытать любовь и внимание Господа, прыгнув с неё вниз, на камни…
— И что же ты сделал, мой друг? — с неподдельным интересом поинтересовался Бородач.
— Я ответил этому голосу, что прыгать не буду! Ведь Высшее Существо в этот момент могло быть занято другими вещами!
Бородач оценил тактичный намёк собеседника на уровень участия Аллаха в судьбах отдельно взятых личностей и добродушно засмеялся, похлопывая сильными ладонями по кровати и кивая головой.
— Воистину она прекрасна, милостива, всемогуща, но порою забывчива и непоследовательна! Как, впрочем, и все женщины! Поэтому-то я почти никогда и не обижался на своих жён! А их было немало!
Последнее пожилой араб произнёс с немалой гордостью и в знак удовольствия погладил свою окладистую бороду. Зеленоглазый сосед на секунду задумался, как будто вспоминал женщин в своей жизни. По-видимому, опыт его общения с ними был не настолько богат и вызывал не столь же однозначно приятные воспоминания.
— Я, — несколько печально продолжил он тему, неизбежную для любых двух мужчин, изолированных от общества, — никогда не мог понять одного: почему так часто тебя не любят как раз те женщины, которых ценишь пуще жизни! И в то же время сам ты можешь быть равнодушен к чудесным девам, готовым целовать твои ноги!
— Это потому, мой молодой друг, — участливо подсказал ему умудрённый опытом собеседник, — что с самого начала ты не усвоил для себя главное правило — правило мотылька!
Учитель с удивлением посмотрел на него. Тот же продолжал:
— Оно заключается в том, что к женщинам, особенно молодым, необходимо относится как к прекрасным бабочкам, порхающим с одного ароматного цветка на другой. Да, иногда, если ты хочешь
