— Нынче, адмирал, распоряжайся всем флотом самолично. Я буду на Котлине, займусь обороной. Ежели крайняя нужда, повести. Генеральная задумка прежняя, держать шведов в страхе и на море, и на берегах. Ты, князь, — кивнул царь Голицыну, — пойдешь на Аланды с галерами и войском. В море не рыскай. Ежели шведы посунутся, заманывай их в шхеры, абордируй. Ты у Гангута был, стреляный воробей.
Едва ревельская бухта очистилась ото льда, на внешний рейд вытянулась семерка линейных кораблей и фрегат. Эскадра капитан-командора Гофа изготовилась для поиска к берегам Швеции. Апраксин напомнил задачу командору:
— Первое, пошли фрегат к проливам. Там ему крейсировать. Завидит англичан, мигом к тебе, потом сюда эстафетой. Сам пройдешь от Борнхольма к северу, вдоль бережка. Присмотри пустынные бухты для стоянки нашей эскадры. Всех шведских купцов осматривай. Ежели с пушками, бери в приз. Иноземцев особенно не трогай, но заподозришь — проверяй. Выявишь пушки, ружья, порох — заарестуй. Остальное по инструкции. С Богом, отправляйся!
Месяц кипел аврал в Ревеле. На входных мысах устанавливали дополнительные пушки, оставшиеся корабли заняли пристрелянные позиции. На случай высадки десанта небольшой гарнизон усилили местными жителями, раздали им ружья.
В последний майский день у входа в ревельскую бухту замаячили паруса англо-шведской эскадры, десятки вымпелов под командой Норриса. На юте английский флагман в подзорную трубу внимательно разглядывал бухту.
На входных мысах появились новые укрепления, на них, конечно, орудия. В глубине бухты правильным полукругом замерли в ожидании боя корабли. Они наверняка распределили цели.
Вдали по берегу скакали вооруженные всадники, виднелись орудийные повозки. Несомненно, русские неплохо подготовились к встрече. Из глубины бухты к флагману направилась шлюпка. На корме стоял парламентер, размахивая белым флагом.
Русский офицер доставил письмо адмирала Апраксина.
— «Зачем пришли? — недовольно, выпятив губу, слушал перевод Норрис. — Такое ваше приближение к оборонам здешних мест принадлежащим, не инако, как за явный знак неприятства от нас принято быть может и мы принуждены будем в подлежащей осторожности того себя содержать».
Английский адмирал посчитал ниже своего достоинства отвечать русскому адмиралу:
— Передайте адмиралу, я буду сноситься только с царем.
Получив ответ, Апраксин возмутился:
— Не по чину берет Норрис. Письмо сие не распечатывать, возвернуть автору.
В конце концов англичанин сообщил, что прислан, мол, посредничать в переговорах России со Швецией.
— Хорош посредничек, — ухмыльнулся Апраксин, — прихватил тыщу пушек. Ответствуй, — кивнул адъютанту. — Ежели король аглицкий желает государю добра, пущай шлет посланника, хоть и самого Норриса, но с грамотой. И без пушек, в Петербург.
Ответа Апраксин не дождался, ночью его разбудили.
— Над островом Нарген дым и огонь, неприятель снимается с якорей.
Спустя два часа паруса незваных гостей растаяли на западе в предрассветной дымке…
Оказалось, что Норрис поспешил к Стокгольму, там началась паника, русские казаки, посланные Голицыным, наводили ужас в окрестностьях Умео…
И там Норрис опоздал, ударил «по хвостам». Выполнив задачу, войска погрузились на галеры и отошли к Аландам. Здесь Голицын оставил дозоры и, опасаясь эскадры Норриса, отстаивался в Гельсингфорсе. Петр узнал, что шведская эскадра «обижает» наши дозорные галеры.
— Будет отстаиваться в гавани, — упрекнул он Голицына, — поднимай якоря, спеши к Аландам, надобно шведов отвадить навсегда. Как договорились, завлекай в шхеры и азардуй. Не позабудь абордажные лестницы.
Удача сопутствует смелым. Князь Голицын помнил напутствие царя. При встрече у острова Гренгам с превосходящей по силе шведской эскадрой не оплошал. Во-первых, завлек неприятеля в шхеры. При первых попытках развернуться, навести пушки шведские корабли сели на камни, а тут-то морская пехота взяла шведов на абордаж. Трофеи — четыре фрегата и четыреста пленных — привел генерал Голицын к устью Невы.
Сражения у Гренгама и Гангута удивительно совпали по датам — день в день — 27 июля, так и вошли в скрижали истории…
Тридцатого августа 1721 года Россия и Швеция подписали «вечный истинный и ненарушаемый мир на земле и на воде».
«Николи наша Россия такого мира не получала», — с облегчением вздохнул Петр.
На площадях трубили трубачи, палили корабельные и полковые пушки на Троицкой площади. На улицы выкатили кадки с вином и пивом, начались многодневные и многолюдные торжества в Петербурге, Москве, по всей России.
Петр жаловал генералов и адмиралов. Апраксин уже имел высший флотский чин, ему одному присвоили носить в море особый кайзер-флаг. Давно прощенный Крюйс стал адмиралом, Меншиков и Сиверс — вице-адмиралами. Первый чин шаутбенахта из русских капитанов получил Наум Сенявин…
Не остался без внимания подданных верховный иерарх виктории. Девять сенаторов, среди них Апраксин, просили царя принять титул «Отца Отечества, Императора и Великого».
После этого Апраксин поздравил императора с новым флотским чином. Создатель флота «в знак понесенных своих трудов принял от генерал-адмирала и других флагманов чин полного адмирала».
Петр ответил кратко:
— Конец сей войны таким миром получен не чем иным, токмо флотом…
На площадях для народа били фонтаны из красного и белого вина, вечером по городу сверкала иллюминация и вспыхивали фейерверки, берега Невы сплошь светились огнями. В полдень загрохотала тысяча орудий.
Любил царь веселиться, иногда и просто без причины, от души. Теперь повод был неординарный. Два десятка лет беспрерывных схваток с неприятелем, смерть товарищей, риск, напряжение сил, испытание стойкости. Теперь уж гулять так гулять. Началось веселье на берегах Невы, закончилось в Белокаменной…
Часть шестая
С чистой совестью
Труженик всегда найдет применение и приложение своим способностям, как говаривал Апраксин, «по силе ума своего».
В военной службе карьера неотъемлемая часть жизни человека. Здесь тоже, чего греха таить, не обходится и без кривых дорог, мздоимства и подношений, торговли должностями. Не брезговали этим в те времена боярин Шеин и фельдмаршал Шереметев, гноятся эти «язвы» в армии и по сию пору.
Апраксин всегда шел прямой дорогой, никого не «забижал», не отпихивал, не перебегал кому-либо дорогу и никогда не завидовал чужой славе. Ратный труд поднимал его по ступенькам службы соразмерно воинскому мастерству, исполнению воинского долга, личной храбрости и отваге на суше и в море. А море, как известно, таит в себе ежеминутно смертельную опасность и в мирные дни, когда не свистят пули…
Разными путями добывался достаток. Одни занимались открытым разбоем на дорогах, и не только «подлые» люди, а и именитые, как князь Одоевский. Другие мошенничали, третьи брали мзду, часто без предела. За всем не уследишь, но Петр по мере сил всегда пресекал зло. «Откуда деньги?» — был для него важный вопрос.
Немилосердно карал царь мздоимцев. Без колебаний отправил на эшафот князя Матвея Гагарина, казнил за подобные провинности других, не жалел и близких людей…
