Хотя…
Некоторые парни очень даже любят взрослых женщин. Может, и Володька из таких?
Как он сегодня на нее смотрел… как держал за руку…
Маникюр. Массаж. Срочно! Первым делом! Как только прозвенит звонок на обед – рысью в парикмахерскую! Потому что после обеда Володька принесет ей какие-то материалы на анализ. И передаст их Женьке в руки. И рядом с его изящной рукой должна быть не красная, обветренная лапища с обломанными ногтями, а чистая, ухоженная женская – вот именно женская рука!
Женька вошла в кабинку. Попикала, подтерлась туалетной бумагой и только начала надевать джинсы, как кто-то с силой дернул дверь – и…
И она чуть не рухнула в унитаз, увидав на пороге Маринку… в задранном платье, в спущенных колготках и трусиках, со всеми ее голыми, аккуратненько выбритыми причиндалами!
Убиццо! Маринка?!
Она так и перла на Женьку, так и лезла на нее…
Жуть какая!
– Уйди, дура бессовестная! – прохрипела Женька, чувствуя, что сейчас сгорит со стыда. Поддерживая одной рукой джинсы, другой она так сильно толкнула Маринку, что та отлетела к раковинам умывальника, и поспешно выскочила из кабинки. Кое-как застегнулась и, опасливо глядя через плечо, ринулась к дверям туалета.
– Жень… Жень, ты что делаешь… – стонала Маринка, с трудом распрямляясь и путаясь в колготках.
Женька в сердцах плюнула на пол и выскочила вон.
Голова у нее шла кругом.
Ё-мое, твое и наше!
Маринка-то… Она, значит, не к Мальчикову клеилась! Она Женьку домогалась! Маринка ее приревновала к Мальчикову, а не Мальчикова – к ней! Маринка – лесбиянка, кто бы мог подумать?! Такая красавица, а в извращенки подалась! Убиццо, не – убиццо веником! Или даже медным тазом! Полный пушной зверек, ну полнейший!
Какой-то день сегодня ненормальный. Женька ну прям секс-символом лабораторным стала! То красавец Мальчиков за руку ее берет и называет
Никогда еще с ней такого не случалось! Никогда она не имела такого сокрушительного успеха!
И Женька украдкой покосилась в мутное стекло лестничной двери. Ничего там толком разглядеть было невозможно, только ее собственные, возбужденно блестевшие глаза.
Вот это денек!
Классный денек!
Денек – за-ши-бись!
Артема разбудил телефонный звонок.
– Да! – прохрипел он сонно, не глядя на дисплей.
– Артем! Это вы?
Голос Ирины Филимоновны, да какой перепуганный!
Артем мигом проснулся:
– Да. Что случилось?!
– Как что?! Вы обещали в девять-десять приехать, а сейчас уже пол-одиннадцатого…
– Как – пол-одиннадцатого?!
Он взглянул на кухонные часы… и правда! Проспал…
– Ирина Филимоновна, извините, я проспал. Извините! Не пойму, будильник же я ставил на семь… Хорошо, что вы позвонили. Как спалось? Как Лиза?
– Да я вот чего и звоню-то, – понизила голос Ирина Филимоновна. – Злая она, как не знаю кто! В свою квартиру рвется, а я ее не пускаю. Боюсь за нее. А она – ну просто из угла в угол мечется! Я уж притворилась болящей, лежу, ей неловко меня оставить и уйти, а я боюсь: уйдет – и что-нибудь случится. Сейчас-то она в туалет ушла, я и улучила минутку вам позвонить. Вы приедете?
– В течение часа буду. Продержитесь еще чуточку.
– Ой, приезжайте поскорее! – взмолилась Ирина Филимоновна. – Ой, все, она идет!
И в трубке раздались гудки.
Артем вскочил с раскладушки.
Как это он так проспал?! Вот же чудеса – он отчетливо помнил, что ставил будильник на семь… Или только хотел поставить? Упал – и как вырубился…
Какая молодец Ирина Филимоновна, что позвонила! Сама едва живая, а пытается еще и Лизу спасти. Вот чувство долга у старшего поколения! Или – любопытство?
Артем натянул джинсы, майку, поставил чайник и вышел из кухни.
И сразу понял – в квартире пусто, Вики нет, ушла. Даже не позавтракала, что ли? Впрочем, она любила завтракать в каких-нибудь кофейнях, кафешках, которых в их округе водилось если не в изобилии, то все же немало.
Отлично! Если ее нет, можно проверить свою догадку.
Пошел в прихожую – и сразу увидел, что его куртка на табуреточке лежит не так, как он ее вчера положил, рукавами внутрь, а просто кучей скомкана.
Может, свалилась? А Вика ее подняла и бросила обратно как попало.
Может быть!
Он поднял куртку и проверил внутренний карман. Там было пусто. Во всех других – тоже, нашлась только голубая коробочка мятных леденцов «Орбит» и почти пустая пачка одноразовых платочков «Zeva». Исчезла пятисотрублевая купюра, которая лежала в нагрудном кармане, под клапаном, а из внутреннего кармана исчезла бумажка. Тот самый листок, исписанный фиолетовыми чернилами.
Артем этого ждал… вернее, предполагал, что такое может случиться. Не насчет денег, понятно, – насчет листка с загадочным текстом. Предполагал – но сейчас, оказавшись правым, ударился он об эту правду, как будто лбом об дверь!
И что же эта правда означает?..
Огляделся – и вдруг осознал, что он один в квартире, что Вика не прошло ушла куда-то – она ушла совсем!
Он заглянул в комнату.
Беспорядок, мусор на полу, скомканная салфетка, фантик, кусок мандариновой кожуры, клок ваты, веером разлетелись какие-то глянцевые проспекты… а вещей Викиных нет. Шкаф настежь распахнут – и там пусто, остались только вещи Артема.
Хм… а не Вика ли отключила будильник, чтобы успеть собраться и сбежать втихаря? Понятно, почему ей нужно было именно сбежать – чтобы не услышать лишних вопросов! От него, от Артема.
Размышляя над всем этим, Артем пошел умываться. Разумеется, ванная комната была освобождена от многочисленных парфюмерных штучек, разнокалиберных полотенец и халатиков. Большое темно-синее, в золотистых звездочках, полотенце Артема – мамин подарок, между прочим! – тоже исчезло. Оно Вике очень нравилось. Наверное, прихватила его на память о прошлом – как и пятисотку.
Ну и ну…
Артем пошел за другим полотенцем обратно в комнату. Этот мусор на полу его бесил. Неужели нельзя было хотя бы проспекты ненужные выбросить?! А впрочем, наверное, она нарочно все раскидала, зная его ненависть к такому вопиющему беспорядку. Все сам и уберет, мол, занудный чистюля, никуда не денется!
И в самом деле – Артем все собрал и понес в мусорное ведро, скомкав какие-то рекламки моющих средств, выпускаемых местным заводом, в лаборатории при котором еще не так давно работала Вика, красочные изображения мыл, бутылочек с шампунями и девушек, ставших неземными красавицами благодаря этим мылам и шампуням… Среди всего этого мелькнул глянцево-черный, на фиолетовом фоне, портрет женщины средних лет с грубым лицом и пронзительными глазами. И крупными красными буквами – текст:
