Федор Иванович раскрыл было рот, чтобы возразить, но в это время из дыры выпал милицейский свисток. Он поднял его и громко засвистел. Из дыры полезла желтая рука. Федор Иванович понял, что сейчас свисток у него заберут, и засвистел еще громче. Рука сжалась в кулак, погрозила ему.
Он очнулся. Это был сон.
Повторяя «Глотов в комиссии! Глотов в комиссии!», он спустился за газетами. В почтовом ящике обнаружился конверт. Он распечатал его прямо на лестнице, стал читать, сразу пропустил заголовок «Протокол собрания комиссии ЖЭКа №…», впился глазами в состав комиссии. Фамилии Глотова там не было, и он с некоторым облегчением принялся читать дальше. Дальнейшее его не обрадовало. В пункте «Слушали» стояло: «Жалобу Глотова Н. М. по поводу повреждения имущества, другие вопросы.» В пункте «Постановили»: «Жалобу признать правомерной, возместить расходы за счет ЖЭКа. Другие вопросы принять во внимание.»
Брови Федора Ивановича вздернулись.
— Так мы, значит, «другие вопросы», — прошептал он с горечью. — Слава Богу, что хоть приняли во внимание.
Любовь Евгеньевна долго читала бумагу. Закончив, она подняла глаза на Федора Ивановича и произнесла:
— К Павлу Петровичу обращаться надо, Федя.
Федор Иванович вздохнул.
Павел Петрович Гутов был их бывший проректор. Несколько лет назад его пригласили на работу в мэрию, ведать там чем-то хозяйственным, чему никто особенно не удивился, — связи у Павла Петровича всегда были хорошие, всегда-то он мог все достать, кого-то пристроить, только обратись. Многие к Павлу Петровичу и обращались, в том числе, по слухам, сам ректор и его супруга. Не пользовался услугами Гутова один Федор Иванович. Ему, в общем-то, ничего такого не требовалось — квартиру он получил как заслуженный работник образования, машину тоже купил без труда, сын поступил и выучился сам, вот недавно кандидатскую защитил. Получалось, что ничего Федору Ивановичу от Гутова не нужно было, и Гутов поэтому проникся к Федору Ивановичу искренним уважением. Встречались — обязательно Гутов останавливался, куда бы ни спешил, о здоровье справлялся, обязательно спрашивал, не нужно ли чего. И неизменно Федор Иванович отвечал, что нет, благодарствует, ничего не нужно. Вот уж не думал, что придет время, когда ему от Гутова что-то понадобится.
Так что набирал номер Гутова он с тяжелым сердцем. Звонить пришлось по служебному — домашний свой номер Гутов никому никогда не давал. После короткого разговора с секретаршей в трубке раздался знакомый гутовский голос:
— Ба, Федор Иванович, вот ведь не ожидал!
Голос его был полон такой искренней радости, что Федору Ивановичу показалось, что Гутов действительно рад его слышать. Однако по рассказам он знал, что так Гутов разговаривает со всеми.
— Здравствуйте, Павел Петрович, — сказал он. — Звоню вот справиться о здоровье вашем …
Ему было мерзко выговаривать эти слова, но они сами выговаривались, словно без этого было нельзя.
— Здоровье прекрасное, — радостно сказал Гутов. — Все прекрасно. Как вы сами-то? Как почтенная Любовь Евгеньевна?
Гутов никогда не забывал ничьих имен.
— Потихоньку, — выдавил Федор Иванович, бросив взгляд на тревожно застывшую рядом жену. — Я вот, собственно, Павел Петрович…
Но тот уже все понял.
— Фе-одор Иванович! — с укоризной протянул он. — Ну что вы так-то, по телефону? Приезжайте прямо сейчас. Я на работе допоздна. Посидим, потолкуем.
Федор Иванович бросил взгляд на жену, та быстро кивнула.
— Где-то через час буду, — решительно произнес он.
— Вот и отлично, — обрадовался Гутов. — Ну, жду.
— Поезжай, Федя, — напутствовала Любовь Евгеньевна, когда он положил трубку. — Авось решится что-нибудь.
Федор Иванович вздохнул.
Приблизительно через час он был уже у здания мэрии. Кабинет Гутова помещался на втором этаже. Гутов встретил его, словно родного, даже приобнял. На столике уже их поджидал поднос с кофе и маленькими воздушными печеньями. Гутов не изменился — плотный, лысый, усатый, с многоопытными глазами.
— Вижу, что-то у вас, Федор Иванович, стряслось, — сказал он почти сразу же. — Вы никогда ко мне не обращались, и я, признаться… буду откровенен до конца… я ждал. Всем что-то нужно. Ко мне сейчас кто только не обращается. Откровенно скажу, помочь могу не всем. Но помочь все же могу, все же могу.
Он с улыбкой смотрел на Федора Ивановича, ожидая, что тот скажет.
Федор Иванович откашлялся и сказал:
— У меня, собственно, с соседом возникла проблема.
— Да?
— Да, с соседом. Ремонт он затеял, что-то перестраивал, стены растряс, так у нас вся квартира в трещинах.
Гутов наморщил лоб, будто что-то припоминая.
— А кто этот сосед? — спросил он, и Федор Иванович вдруг заметил в его голосе какое-то безразличие.
— Да бизнесмен один, — ответил он, внимательно наблюдая за реакцией Гутова. Тот отпил кофе из чашечки, поставил ее на поднос и переспросил:
— Бизнесмен? А фамилия его как? Я вам откровенно скажу — знаю всех без исключения бизнесменов в городе.
— Ну, такого Глотова вы знаете? — спросил Федор Иванович и увидел, что Гутов знает. Мало того, по глазам ли, по выражению лица, но Федор Иванович понял, что Гутов ничего сделать не сможет. И еще увидел Федор Иванович, что Глотов уже был здесь до него. Все это он сумел понять за пару секунд. Поэтому его не удивили слова Гутова:
— Не стану скрывать, что знаю. И довольно хорошо, ведь у нас с Николаем общее дело.
— Общее дело?
— Ну, партнеры мы, так сказать. По бизнесу.
— А я думал, — проговорил Федор Иванович, — что госслужащим запрещено заниматься бизнесом.
Гутов бросил на него изумленный взгляд.
— Так что же, что запрещено, — сказал он. — Откровенно вам скажу — сейчас им все занимаются, если, конечно, по уму. А так, ясное дело, запрещено.
— Так вы, значит, с Глотовым партнеры? — перебил его Федор Иванович. — Тогда мой долг предупредить вас — он очень непорядочный человек. Он может вас обмануть.
Гутов изумленно глядел на него.
— Ну вы даете, Федор Иванович, — наконец произнес он и рассмеялся. — Такое, по правде говоря, редко услышишь. А кто ж сейчас порядочный? Сейчас ухо остро надо держать.
Федор Иванович помолчал, а потом поднялся.
— Пойду-ка я, — сказал он. — Вы вот что, Павел Петрович, — увидите Глотова — передайте, что я этого дела так не оставлю. Я бы ему это сам сказал, но никак не получается, хоть и живу с ним на одной лестничной клетке.
— Не надо, Федор Иванович, — сказал Гутов. — Не затевайте вы этого. Николая многие знают, и он многих знает. Вы меня понимаете? Замажьте вы себе эти трещины потихоньку…
— Суд замажет, — неожиданно для себя дрожащим голосом выкрикнул Федор Иванович. И вышел вон из кабинета.
Не хотел вот кричать, а крикнул. Досадуя на себя за такой промах, шел он к дому — и постепенно остывал. Легко сказать — «в суд подам». До суда еще всяческие инстанции необходимо пройти, попытаться
