стоял невозмутимо, глядя учительнице прямо в глаза.
— Превосходно, — не разжимая зубов и прищуриваясь, заговорила Варвара Самсоновна. — Превосходно! Мы поговорим с тобой в другом месте. А сейчас… — Она сделала паузу и крикнула: — Выйди из класса! — Галкин медлил, нахмурившись, и учительница задрожала от негодования: — Слышишь, выходи!
По классу пробежал ропот недовольства. Сначала сдержанно, где-то в одном углу, потом громче раздалось:
— Не он это! Не Галкин! Нечего его! Не он!
— Прекратите! — снова крикнула учительница. — Все туда хотите?
Голубь, должно быть задремавший над дверью, испуганно вздрогнул.
Заметив это, кое-кто не удержался от смеха.
— Убрать птицу! — распорядилась Варвара Самсоновна.
Несколько мальчиков бросились ловить голубя, улюлюкая и размахивая руками. Голубь повертел головой и полетел к окну.
— Я жду! — снова обратилась учительница к Галкину, делая вид, будто не замечает, как мальчики, выполняя её задание «убрать птицу», откровенно балуются.
— Пожалуйста! — буркнул Галкин и направился к двери.
И тут опять бурно заступились за него ребята. Но Варвара Самсоновна прикрикнула на них, и Лёня вышел, а голубя, наконец, поймали и выпустили в форточку. Урок ботаники продолжался, но возбуждение, вызванное этим событием, мешало шестиклассникам сосредоточиться на такой обыкновенной штуке, как морковь. К тому же до конца урока то из одного угла, то из другого доносились неодобрительные реплики по адресу учительницы, которая ни в чём не разобралась и наказала совсем не того, кого надо.
Именно так, волнуясь и перебивая друг друга, объяснили происшествие и Таисии Николаевне, которая не замедлила явиться в класс на перемене, потому что Варвара Самсоновна сразу же сообщила в учительской о безобразном поведении шестого «Б». Таисии Николаевне рассказали обо всём без утайки — и о том, что голубя принес Лядов, а не Галкин, и о том, что Варвара Самсоновна знает только кричать, а не разбирается, кто виноват. То, что Галкин ни при чём, видели все, и Аня видела — она так и сказала: Лёня сидел на ботанике хорошо, а почему взял на себя вину, неизвестно.
Этот вопрос интересовал всех, но когда Таисия Николаевна спросила у Лёни, он ответил:
— Просто так.
Больше от него ничего нельзя было добиться.
— Ну, хорошо, — заключила Таисия Николаевна с иронией. — По-видимому, тут какая-то глубокая тайна.
— Но страдать он не должен, раз не виноват! — опять напомнили ребята. — Пусть Варвара Самсоновна не придирается к нему.
— Хорошо, — согласилась Таисия Николаевна. — Возможно, что в отношении Лёни Галкина Варвара Самсоновна оказалась не права. Но ведь она совершенно правильно возмутилась самим фактом: голубь-то на уроке всё-таки появился! И если уж вы так боретесь за справедливость, то почему не возмущаетесь тем, что в вашем классе произошел подобный случай? Или этот вопрос вас уже не касается?
Аня подумала, что в самом деле, обидевшись на Варвару Самсоновну, они забыли о вине Лядова, а Таисия Николаевна, как всегда, подходит всесторонне. Конечно, теперь классная руководительница примется за озорника. Но Таисия Николаевна сказала, что перемена на исходе, надо успокоиться и заниматься очередными уроками.
— А после пятого урока, — завершила она, — прошу не расходиться.
Ребята поняли, что разговор о Лядове будет продолжен после уроков, на классном часе. Естественно, что в течение всего дня не прекращались горячие споры. На большой перемене шестиклассники видели, как Лядов и Галкин долго говорили между собой. Кое-кто попытался ещё выспрашивать Галкина, почему он решил взять на себя лядовскую вину, но Галкин всех отогнал:
— Моё дело!
— Глубокая тайна! — насмешливо проговорил Гроховский, вспомнив, должно быть, слова Таисии Николаевны.
— Смотри, как бы я твои тайны не раскрыл! — пригрозил Лёня и повернулся к Зайцеву:
— Дай мне тетрадь по алгебре до завтра. Хочу переписать, что в классе делали, а то у меня вот… — Он с усмешкой взмахнул почти чистой тетрадкой. — Не заведена ещё.
— Возьми, — протянул Эдик. — Только не задерживай.
— Сказал, до завтра!
Аня подумала, что, может быть, у Галкина нет какой-нибудь и другой тетради, и предложила:
— По геометрии надо?
Но он обрезал:
— А ты не подлизывайся! Я ещё за старое тебе наподдать могу!
Аня вспыхнула. Да сколько же времени будет она расплачиваться за то, в чем совершенно не виновата? Из-за какого-то нелепого недоразумения Галкин до сих пор не желает с ней даже разговаривать!
— Вот и не за что поддавать! — воскликнула она. — Если хочешь знать — я на тебя никогда и не ябедничала!
Он недоверчиво покосился:
— А кто же?
— Это другой вопрос! Только не я. Я, если понадобится, по закоулкам скрываться не буду, а приду к вам прямо и всё твоей матери выскажу!
— Ну, ну, — предостерег Галкин, видно опасаясь, как бы она в самом деле не надумала прийти к ним и всё высказать. И, помолчав, добавил: — Ладно уж, не бойся, не наподдам.
— А я и не боюсь! — ответила Аня.
Он ещё раз покосился, но уже не сердито, а с добродушным любопытством:
— Ишь ты, какая храбрая!
Глава 18. Кто виноват?
Едва прозвенел звонок на шестой урок, ребята расселись на своих местах, ожидая Таисию Николаевну. Они были уверены, что классная руководительница продолжит разговор о происшествии на ботанике.
Действительно, она начала с вопроса о голубе.
Она пришла в класс вместе с Володей. Вожатый сел на последнюю парту, а учительница встала у столика, вынула из портфеля тетрадку с коричневыми корочками и спросила:
— Ну-с, кого же нам все-таки винить за сегодняшний случай на ботанике? Кто в конце концов виноват?
Выражая общее мнение, негромко ответил Зайцев:
— Лядов виноват.
— Лядов, — повторила учительница.
— Ну да! Он принёс голубя, — осмелев, погромче сказал Зайцев.
— И всегда шумит на уроках, — добавила Ляля Комарова.
— И убегал сколько раз!
— Так, — ответила Таисия Николаевна. — Значит, судя по вашим репликам, вам не нравится, как Лядов ведет себя?
— А что хорошего? — послышались голоса. — Ясно!
— Почему же вы не спросите, как он додумался сделать то, что сделал сегодня?
— Да разве скажет!
— А вы попробуйте!
