дорожную пыль и выхлопные газы, мы обыкновенно, во время аналогичных поездок, приносим жертвы Голоду. Алтарём нам служит багажник. Поверх него мы раскладываем жертвенных тельцов из варёной картошки и холодной курятины, из селёдки и свежих овощей, из яблочного пирога и ветчины, из вездесущих солёных огурцов и чёрного хлеба. Чай, кофе - для возлияния. И непременная бутыль с вонючей жидкостью, которую приготовляет Люда и называет 'настойкой'.
Глаша приникла к окну и стала высматривать 'полянку'. Она решила не утруждать себя опросом общественного мнения с целью выяснить, кто из присутствующих, кроме неё, разумеется, желает трапезничать. Глаша словно бы вообще не подозревала, что она не одна.
Есть люди, чья непосредственная вера в свою уникальность забавляет. Правда, при коротких да к тому же нечастых встречах. Но, как вино, такие люди становятся опасными, если общение затягивается.
С 'полянками' нам не везло. Дорога наша лежала средь полей и болот. Ничьей вины в том не было. Но обстановка в машине начала накаляться, поскольку Глаша решила-таки найти виновного. Её выбор пал на нас - зачинщиков этой поездки. Но мы не сразу это поняли. Глаша избрала хитрую тактику нападения. Для начала она перестала ёрзать и отлипла от окна. Она замерла, как хищник перед прыжком. Помолчав некоторое время, она тихонько, но так, чтобы все слышали, голосом не евшего три дня человека проговорила:
- Как есть хочется!
В ответ наперебой послышались заверения в том, что вскоре мы будем в Суздале, и уж там-то найдём местечко под стенами древнего монастыря, может быть, даже на берегу пруда или речушки. Мы достанем свой провиант и с набитыми ртами полюбуемся памятниками русского зодчества, послушаем Суздальский перезвон, крики гусей и пенье петухов. А засим отправимся гулять и пожрём уже глазами весь город. Но Глашу петухи не интересовали.
- Да, очень есть хочется, - опять прошептала она на весь салон. Потом она нервно засмеялась и опять громко зашептала:
- Почему, ну почему им трудно остановиться, когда все просят? Почему надо этого бояться? - И снова засмеялась.
Мнительные и неуверенные в себе люди частенько прикрывают раздражение или неприязнь эдаким противным тихохоньким смешком.
- А здесь был дождь, - вдруг прошипела она, завидев воду в придорожной канаве. - И какой!.. Точно! Здесь был ливень, сильнейший ливень. Каки-ие лу-ужи!
Помолчали.
- Да и в Суздале идёт дождь. Ну, точно - вон там, впереди тучи.
Между тем, и 'вон там', и вот здесь свод небесный был так чист и светел, что, казалось, дождя не будет ещё месяц.
- Боже мой! - вдруг восторженно выдохнула Люда. - Суздаль - это чудный город! Это не поддаётся описанию! Я в жизни не видела города лучше! Такие улочки, церковки кругом!.. Там русский дух! Там Русью пахнет. Русалка на ветвях сидит. Пойдёт направо - песнь заводит, налево - сказку говорит… - 'процитировала' она. - Боже мой! Это так-кая красота!.. Сказочный город! Просто сказочный…
- Лучше Москвы, что ли? - недоверчиво осведомилась Глаша, забыв о мучившем её голоде.
- Тоже нашла красоту! - Люде такое сравнение не понравилось. Она скривила губы и возмущённо зыркнула на Глашу. - Суздаль - это… это… это - песня в камне! Я только однажды там была, но запомнила на всю жизнь. Он мне иногда снится. - Люда блаженно закатила глаза.
- Кто?! - Глаша испугалась.
- Да Суздаль! 'Кто!..' - Люда опять зыркнула. - Там у них главный храм стоит на такой площади, - продолжала она, - а площадь та - зеркальная! Идёшь, самого себя видишь. Это чтоб перед тем, как в храм войти, человек на себя посмотрел бы и грехи бы свои вспомнил… И по площади той, вот прямо по зеркалам, павлины ходят! Хвосты распуши-и-или! Головами кру-у-утят! - и Люда попыталась изобразить, как ходят павлины.
- А павлины-то зачем? - удивилась Глаша. - Да они зимой перемёрзнут!
Но Люда не успела ответить, потому что в разговор вступила Таня.
- Врёшь ты, Люда! Нигде я зеркальных полов не видела. Даже в Москве до такого ещё не додумались... А тут какой-то Суздаль - и вдруг зеркальные полы. Где это они зеркал столько набрали?
