- А газ есть? А электричество?
- Какая дорога – асфальт или грунтовка?
- Лес рядом?
- А река есть?
- На общественном транспорте можно доехать?
- А что у вас там растёт?
Несколько раз супруги ездили показывать своё недвижимое имущество. Имущество нравилось. Покупатели прищёлкивали языками, ахали, вздыхали, щупали брёвна дома, нахваливали воздух, восхищались тишиной, но покупать не спешили.
В понедельник 11 октября глухой женский голос спросил:
- Это вы дом продаёте?
Елизавета приготовилась к расспросам об электричестве, реке и общественном транспорте, но глухой голос сказал только:
- Мне подходит. Я бы купила. Посмотреть только…
- Конечно! – засуетилась Елизавета. – Можно поехать в выходные. Или вы сами… - мы объясним.
Но глухой голос спросил:
- А завтра вы можете со мной съездить?
Елизавета испугалась, что позвонившая передумает, и немедленно согласилась ехать завтра, поёжившись от мысли, что нужно будет отпрашиваться с работы, и начав уже перебирать в уме, что именно придётся говорить. Они условились встретиться в десять утра на автовокзале. Покупательница представилась Натальей и заверила, что узнать её очень легко, поскольку она – «высокая блондинка». Елизавета представила безликую красавицу с укрывающими плечи волосами цвета спелой пшеницы, круглым алым ртом и похожей на мячи грудью. И отчего-то затосковала.
На другой день ровно в девять сорок пять супруги Станищевы, уладив каждый дела на работе, подъехали к автовокзалу. Оба волновались, озираясь и выглядывая сквозь автомобильные стёкла «высокую блондинку», точно с её появлением связывали появление в своей жизни чего-то нового и значительного...
По утрам на вокзале бывало оживлённо. Мимо машины Станищевых проходили люди, попадались и высокие блондинки, но ни одна из них не замедлила шага, ни одна не огляделась кругом себя в нерешительности, ни одна не взглянула в нетерпении на левое запястье. Толпа людей, из пёстрой летом постепенно чернеющая к зиме, казалась чем-то единым и внутренне связанным, точно лужица чернил, перетекающая и меняющая очертания от малейшего смещения плоскости или лёгкого дуновения. Иногда от этой лужицы отделялись ручьи и текли в сторону собственным руслом. Вот закутанная в платки старуха с каким-то нелепым посохом – наверняка прибыла из деревни на богомолье. Вон девчонка лет десяти с мороженым и рюкзаком за плечами; колготки собрались на тонюсеньких щиколотках гармошкой, а на красной куртке – белые сладкие подтёки. Никаких сомнений, что прогуливает школу. А вот неумело молодящаяся дамочка – ни узкие чёрные джинсы, ни распущенные обесцвеченные волосы не скроют и не остановят надвигающийся полувековой юбилей. Прохаживается взад и вперёд, потягивает какой-то киндер-бальзам из бутылки, судя по всему не торопится – ждёт кого-то. Может, свидание, а может…
Станищевы переглянулись, и в следующее мгновение Елизавета уже стояла перед дамой с бутылкой.
- Это не вы нам звонили? Насчёт дома… Наталья?..
- Да… Я звонила, - знакомый глухой голос в отсыревшем октябрьском воздухе показался ещё глуше.
Два часа, что были в дороге, не проронили ни слова. Станищевы, то и дело поглядывая на «высокую блондинку» в зеркало заднего вида, замечали, что она с таким интересом и любопытством смотрит в окно, точно намеревается купить не дом-пятистенок, а сотни десятин пахотной земли и леса вокруг. Когда же, проехав по деревне, остановились у дома, она вышла и сказала:
- Перспективная деревня…
Это были её первые слова за всё время. Станищевы переглянулись, и Елизавета почему-то вдруг поняла, что сделка не состоится. Но они всё равно ходили по дому и по заросшему бурьяном участку и даже спустились к реке, а после прошлись по улице.
Блондинка прихлёбывала свой киндер-бальзам и, как всякий городской человек, случившийся в деревне,
