Я подавил в себе жалость. Трое детей – это счастье, а не груз. Другой бы расхаживал – руки в карманы – и весело гордился. А этот сопли подбирает.
В кухне я не отказал себе в удовольствии исполнить небольшой буфф: заглянул под стол и в холодильник.
– Что ищешь? – подозрительно спросил старый приятель.
– Миллион. Когда уже ты наконец заработаешь свой миллион, Шульц?
– Скоро, – убежденно ответил зрелый рюх, – быстрее, чем ты думаешь. Считай, он уже в пути.
– Твое «скоро» длится пятнадцать лет. Пока ты заработал только свое брюхо.
– А что? – улыбнулся мой собеседник, протягивая мне стакан с прекрасно пахнущей жидкостью. – Тоже капитал...
– Сомневаюсь. Живот Шульца, отросший на моих глазах в последние три года, действительно сильно раздражал меня. Такой мешочек мягенького сала, постепенно нажратый на добром, вдумчиво и неспешно поглощаемом, обильном и сытном трехразовом питании. Добро бы его обладатель имел склонность к полноте – нет, Шульц остался таким же тонконогим и узкоплечим человечком, однако теперь в геометрическом центре его тела образовался овальный контейнер с жиром. По такому рыхлому, едва не полужидкому чреву хорошо с размаху ударить открытой ладонью, как по щеке, и звук получается похожий, звонкий; кстати, это очень больно и сильно подрывает боевой дух соперника.
Впрочем, боевой дух и Шульц – несовместимые понятия.
– Ты бы хоть позвонил, – промямлил он. – А то мне надо через пять минут бежать...
– Если бы я позвонил, ты бы убежал раньше, чем я приеду.
Отношения должника и кредитора противоестественны для человеческой психики и разрушают как личность должника, так и личность кредитора. Каких-нибудь полтора часа назад, в просторных хоромах банкира, я вел себя очень смирно, смотрел в основном на носки собственных ботинок, лебезил и осторожно подбирал слова – а сейчас расхаживаю по чужой комнате, словно хозяин. Потому что там я был должен денег, а тут – должны мне. Там я был кругом виноват – а тут, считай, Наполеон. А на самом деле кто?
– Зачем тебе, – спросил я, – вдобавок к двум сыновьям и дочери еще и собака?
– До кучи, – стеснительно улыбнулся Шульц.
– Тогда завел бы себе какую-нибудь дылду килограммов на сто. Чтоб квартиру стерегла.
– Большая собака много ест. К тому же красть у меня нечего. Денег нет, ценностей – тоже.
– Значит, пять тысяч для тебя не деньги?
– Какие пять тысяч? – удивился Шульц. – Откуда у меня пять тысяч...
– Значит, ты не приготовил для меня пять тысяч? Отец троих детей опустил глаза.
– Нет.
– Ты же обещал.
– Не получилось.
– А сколько – получилось? Три месяца прошло. Ты же знаешь – я сам терпеть не могу подобные беседы. Деньги – грязь и мусор, я ненавижу разговоры о деньгах. Я и так слишком много о них говорю и думаю...
Старый приятель с подозрительной сноровкой (тренировался, что ли?) запустил руку в карман штанов и выудил ключи. Поджал губы и произнес с трагизмом, показавшимся мне чрезмерным:
– Вот. Это от машины. Забирай. Я за нее не держусь. А наличных у меня сейчас нет.
– Старая хохма, – ответил я. – Ты брал у меня живые деньги, а отдать пытаешься ржавую колымагу. Сколько она стоит? Пятьсот долларов? И потом, согласно принципу обратного хода мысли, твоя тачка вряд ли хочет сменить своего хозяина...
– Слушай, – вдруг громко перебил Юра, – а почему он тебя совсем не боится?
– Я же сказал, мы – добрые знакомые, – аккуратно объяснил я. – Знаем друг друга пятнадцать лет. С тех самых пор, как ты нас свел. Бывало – он меня выручал. Бывало – я его выручал. В общем, я никогда не стану пускать его под пресс. И он это знает...
– Но он тебе задолжал! Полтора года не возвращает! У него – дом, вон – печка микроволновая, посудомоечная машина... Виски наливает! У него богатая жена! Пусть отдает!
– Видишь – не отдает.
– Давай-ка я с ним поговорю. Отдаст сразу...
– Не надо. Ничего он не отдаст. Нет у него. Всеми деньгами жена заправляет.
– Зачем мы тогда приехали?
– Ради тебя, Юра. Чтоб ты посмотрел, как наш умник распорядился пятнадцатью годами жизни.
– Не вижу изменений. Живот только. И больше ничего...
– Да, живот твой хорош, Шульц, – сказал я мрачно. – Прекрасный живот. Эстетичный, практически безупречный дзенский живот. Пупка не видно, но наверняка это тоже отличный, правильно расположенный дзенский пупок... Наличие такого живота и такого пупка свидетельствуют о прекрасно налаженных дыхательных и пищеварительных процессах, что, в свою очередь, указывает на стабильность в быту и вообще в жизни...
– Понимаю твое состояние, – горячо произнес бывший зрелый рюх. – Слушай, у меня хорошее время
