назначили заболоченный пустырь. Целый день над оскверненной святыней разносились стоны и плач. Я сам стоял том до самой ночи, словно опавшее дерево, и слезы струились из моих глаз. С этого дня вся красота этого города уподобилась для меня змеиному яду. Мне казалось, что я нахожусь в долине зла, откуда изгнано всякое милосердие. Исполненный горечи, я оплакивал судьбу моих собратьев, терпевших столькие бедствия и этой несчастной стране. Ибо еврей почитается существом омерзительным. Его дозволено мучить, вырывать его волосы и бить до смерти, и, хотя он якобы находится под покровительством властей, насильников накажут не более, чем если бы они убили бессловесное животное. И долго после этого я пребывал в унынии, и воспоминание об этой ужасной картине не выходило у меня из головы даже ночью, когда я лежал в постели. Душа моя поражена была более, нежели их души, ибо они примирились со своей судьбой… Такова горестная участь моих братьев в этой варварской стране. Я могу лишь молить Господа, дабы Он освободил их из этих оков, дабы Он вывел их из тьмы и привел в Сион, где их увенчают, наконец, свет и ликование (XI, XII).
А.Бен— Шимон
Целая книга понадобилась бы, чтобы описать жизнь здешних евреев и их отношения с мусульманскими соседями, и у меня не достанет времени, чтобы сделать это удовлетворительно. Но я все же должен упомянуть об этом предмете, чтобы он не остался за пределами моего отчета. Н прошлом были мусульмане, которые почитали евреев за добропорядочных соседей, другие видели в них не более чем рабов, тогда как третьи обращались с ними самым возмутительным образом. Религиозный фанатизм побуждает мусульман к скверному обращению с немусульманами, ибо, согласно их представлениям, последние считаются неверными. Л но тому наши братья подвергались бесконечным бедствиям, которыми осыпали их мусульмане, так что многих вынудили обратиться в ислам или допели до безумия. Были и такие, что покидали город или уходили в дикую пустыню и там пропадали, a других убивали средь бела дня. Некоторых казнили власти вследствие ложных наветов. Одного убили недавно за безнравственный поступок, а другого казнили за оскорбление ислама (европейцы приложили немало усилий к тому, чтобы добиться большей свободы и более цивилизованных условий жизни в этом смысле, и почти преуспели). Еврею в этой стране запрещается носить такую же одежду, какую носят мусульмане, и красную феску. Часто можно увидеть на улице, склоняющимся в глубоком поклоне перед мальчишкой-мусульманином, позволяющим тому бить себя по лицу — традиционная мусульманская привилегия, которая может привести и к самым серьезным последствиям.
Обидчик в таком случае действует с полной безнаказанностью, ибо таковы обычаи с незапамятных времен. И множество подобных мучении терпят наши единоверны: «Я предал хребет мой бьющим и ланиты мои поражающим; лица моего не закрывал от поруганий…» (Исайя, 50:6). Потому еврей есть жертва всяческих оскорблений, ибо таков удел Вечного Жида в странах изгнания.
И они справляли праздник [Кущей] с великой радостью. И во все время празднества, днем и ночью, мужчины и женщины говорили только об Эрец-Исраэль, Земле Израиля!. И все евреи, бывшие в Сане, и все евреи Иемена сговорились между собой продать все свои дома и все свое добро, чтобы на эти деньги отправиться в свою страну. И почти никто из них не спал и не дремал но ночам от жгучего стремления и желания и страстного порыва любви к Эрец Исраэль. И так сильно эта любовь разгорелась в их сердцах, что они побросали все скоп деньги, продавая тома свои и имущество за восьмую часть их цены, лишь бы добыть денег на дорогу проезда по суше и по морю. Недавно прибывшие из Саны и окрестных гор застряли в Худайде. Турецкие власти запретили им выехать в Иерусалим. Приказ этот в высшей степени беззаконен, ибо генерал-губернатор Йемена решил воспрепятствовать их отъезду только после того, как эти несчастные распродали мусульманам все свое небогатое достояние. К сожалению, я ничего не могу сделать для них без распоряжения из Константинополя. Необходимо также, чтобы эти несчастные люди как можно скорее покинули Худайду, где им нечем заработать себе на жизнь. Один из этих бедняков, стремясь избежать голодной смерти, вынужден был недавно обратиться в ислам. К несчастью, меня известили о его отступничестве лишь после того, как он стал мусульманином; я еще надеюсь спасти его, отослав его в Иерусалим, как только окончится карантин и пароходы начнут принимать пассажиров…
В настоящее время в Худайде находятся сто семей несчастных, всего 300 мужчин, женщин и детей.
Письмо 2 ноября 1881 от Александра Луччана, французского вице-консула в Худайде, Йемен, к президенту в Париже.
Архивы (Франция, VIII).
Следуя на запад, йеменские евреи достигали Красного моря, откуда они добирались до Джедды, до Худайды и до Адена, где садились на пароходы, идущие в Египет, в Палестину и в европейскую часть Турции. Последнему каравану, покинувшему Хайдан, который находится на расстоянии одного дня пути от Саады, понадобилось три года, чтобы добраться до Яффы. Очутившись, наконец, на побережье, эти несчастные оказались без копейки денег и отправились на север пешком через весь Ассир; по дороге они работали на арабов — женщины шили, а мужчины делали ювелирную работу. Таким образом, прибыв в Джедду, они на брали себе денег на проезд морем в Яффу.
К середине октября в наш город (Иерусалим) прибыло десять халдейских семей из Урфы — на иврите Ур Касдим — родины Авраама.
Мы привыкли к тому, что на Святую Землю кучками стекаются евреи, всегда нищие, из России, Румынии, из Алеппо, из Багдада, Йемена и т.д. И то время как эти последние обычно малы ростом, слабосильны и тщедушны, пришельцы из Урфы поразили нас красотой своего обличия. Мужчины их высокого роста, крепкие и благородной осанки: женщины белокожи, с тонкими чертами липа, некоторые замечательно хороши собой. Со всех сторон ко мне обращались с вопросами о них, и, наконец, пришли они сами. Я не смог удержаться от искушения и сделал с них фотографический снимок. Я спросил их, почему они покинули свою страну. 'Нам жилось там очень хорошо, — ответили они. — Мы обрабатывали поля мусульман, весьма плодородные. Одну восьмую часть мы отдавали владельцу, а одну восьмую платили в виде податей. Но мы потеряли всякий покой со времени беспорядков…
В прошлый вторник, в три часа пополудни, множество евреев столпилось около новых складов или лавок па улице Яффо, напротив гостиницы Филя. Подойдя поближе, я услышал доносящиеся из одного из них жалобные женские вопли. Те, кто был внутри, изо всех сил пытались открыть двери, а полиция и кучка мусульманских молодчиков заваливали эти двери булыжниками, причем полиция била по рукам и головам тех, кому удавалось высунуться наружу. Я сразу понял, что означает эта ужасная сцена.
Несколько групп персидских евреев, которые покинули свою страну, стремясь, как уверяют, спастись от преследований, прибыли за последние два месяца через Яффу в Иерусалим. Называют цифры в 50 и 100 семей, но по моим сведениям их от 50 до 60 семейств, т.е. около 150 человек, включая детей.
Еврейская община выделила для поселения участок земли, но они, недовольные этим участком, вступили в перепалку с одним из раввинов-устроителей, а тот имел неосторожность вызвать для наведения порядка полицию. Это дошло до сведения паши (губернатора), который тут же телеграфировал в Порту (турецкое правительство в Константинополе) и получил приказ изгнать их из страны.
И вот теперь с самого утра полиция всюду выискивает персидских евреев, и с побоями загоняют их в импровизированную тюрьму на складе, где их собираются держать в неволе, словно диких зверей, до тех пор, пока не соберут всех и не отправят обратно в Яффу для посадки на корабль.
Мне рассказывали о женщине, которую схватили на улице и насильно потащили с собой, меж тем
