невольно искупавшись в волнах прибоя. Здесь уместно сказать, что наши уральские казаки были замечательными моряками, а также стрелками, почти все понимали татарский язык, некоторые из них имели кое-какие познания о растениях и насекомых, приобретенные в прежних экспедициях с Карелиным, двое весьма хорошо набивали чучела птиц.
Прибыв на корабль, мы снялись с якоря, взяли курс на юг, оставив справа банку Тюленью, и вечером прибыли к северо-восточному побережью острова Огурчинского, по-туркменски Айдак, куда заранее направили наше разъездное судно «Василий». 27 мая мы сошли на берег. Жара была невыносимой, а сыпучий песок, большей частью покрывающий остров, жег, так сказать, сквозь подошвы сапог. Мы пересекли остров, который тянется с юга на север на 35 верст, а в ширину — на 2 версты. Разрыв песок на глубину в 1 1/2 аршина, мы нашли чистую пресную воду. Карелин собирал растения и жуков, казаки настреляли много маленьких куликов, которые были совсем не пугливы и десятками летали вперед и назад за волнами прибоя, склевывая выбрасываемых на песок насекомых и т. д. Жаркое из них получилось очень вкусное. После обеда мы искупались в море, дно которого состояло из мягкого мелкого песка. Затем мы разбили палатку и провели ночь на берегу острова. 28 мая, утром, казаки поймали четырех овец, стадо которых паслось здесь без присмотра, равно как верблюды и небольшой табун лошадей. Жителей мы не обнаружили. Подстрелив еще несколько уток, куликов и одного фламинго, мы покинули остров. Посыльное судно присоединилось к нам. Снявшись с якоря, мы направились далее на юг ори свежем северо-западном ветре со скоростью 7 1/2 узла.
29 мая низменное, северо-восточное побережье не просматривалось; виден был только Белый бугор, напротив которого из-за слабого ветра мы вынуждены были стать на якорь. Качка была настолько сильной, что невозможно было что-либо делать. Так продолжалось 48 часов, и лишь 31 мая, рано утром, мы смогли продолжить наш путь. Белый бугор имел форму продолговатой усеченной пирамиды. Берет — очень низменный и ровный, покрытый низким кустарником; мы смогли приблизиться к нему на нашем судне только на расстояние 8 верст. В 4 часа пополудни мы бросили якорь против бухты Гасан-Кули, куда впадала река Атрек. На рейде стояли три судна, принадлежавшие астраханскому купцу Герасимову и занимавшиеся здесь рыбной ловлей. Некоторое время спустя нас навестили сыновья вышеупомянутого туркменского старейшины Киат-бека Яхши-Мамед и Хадыр-Мамед. С ними пришли несколько старейшин, которые жили со своими семьями в войлочных хижинах, разбросанных вдоль берега бухты Гасан-Кули. Мы их приветствовали пушечными выстрелами, роздали им подарки, угостили чаем и конфетами, а вечером, перед их отъездом на берег, выпустили несколько ракет, что привело их в неописуемый восторг, потому что они ничего подобного не видели. Яхши-Мамед, старший сын Киат-бека, был воспитан в Тифлисе (куда его доставил полковник Муравьев после путешествия в Хиву). Он бегло говорил по-русски и имел некоторое образование.
1 июня, в 3 часа дня, мы снялись с якоря и взяли курс на северо-восток. Ветер был слабый. К вечеру в далекой дымке показалась горная цепь Эльбурс, которая тянется вдоль всего южного побережья Каспийского моря. Восточное побережье моря очень мелкое, к нему нельзя подойти на судне.
2 июня, на рассвете, во всем блеске перед нами предстали Астрабадские горы. Восходящее солнце осветило вершину горы Гёздаг, которую окутывали белые как снег клочья тумана, а также легкие облака. Над глубокими долинами и ущельями в лучах солнца клубился туман. Постепенно туман, окутывавший поросшие лесом склоны гор, стал рассеиваться, и нашим взорам начала открываться одна картина прекраснее другой. Вид этого великолепного ландшафта радовал нас еще и потому, что мы в течение 18 дней не видели ничего, кроме однообразной пустыни моря и низких песчаных берегов восточного берега, островов Челекен и Айдак.
Рано утром термометр показывал уже 18° в тени. Мы взяли направление на восток-юго-восток, чтобы войти в Астрабадский залив. Наш баркас шел впереди, чтобы делать промеры глубин, и в 2 часа пополудни мы бросили якорь в прекрасной просторной бухте между устьями речушек Багу и Карасу (Черная речка). Казаки, посланные на нескольких лодках на берег, возвратились вечером с цветущими ветвями гранатового дерева и убитой белой цаплей.
3 июня поручик Фелькнер отправился с 25 вооруженными казаками на берег, чтобы провести геологическое исследование Мазендеранских гор. Мы проводили их до устья Багу, осмотрели местность и полюбовались прелестной картиной здешней природы. Темная зелень гранатовых кустарников вспыхивала ярко-красными цветами. На каждом шагу встречались огромные, обвитые виноградными лозами смоковницы, тутовые, ореховые и другие деревья. На плодородной почве росли всевозможные растения. На берегу мы увидели плантации хлопчатника, а еще больше — находившиеся сейчас под водой рисовые поля, испарения от которых вредны для здоровья. 4 июля я отправился на лодке вверх по течению Карасу, произвел ее топографическую съемку на протяжении около 3 верст, но дальше этому занятию помешал повстречавшийся на моем пути высокий камыш: воздух в зарослях камыша был душный. Ближе к полуночи вернулся поручик Фелькнер.
5 июня я вместе с топографом и 15 казаками отправился на остров Ашур-Ада, чтобы произвести его топографическую съемку. Длина береговой линии острова, частично поросшего камышом, — 2 версты. Здесь мы обнаружили гранатовые кусты. Казаки вырыли в песке несколько неглубоких колодцев, в которых показалась пресная вода. Мы спали под москитными сетками из муслина, однако мириады комаров не давали нам покоя, и мы поспешили рано утром закончить съемку острова и обеих его песчаных банок (западной и восточной) и вернуться на судно. Этот остров был вскоре превращен в главную базу нашей флотилии на Каспии с целью охраны прибрежных жителей от нападения туркмен со стороны Персии. Сейчас здесь построены дома, растут сады.
Тем временем топограф производил съемку берега между реками Карасу и Сермелле, а я расспрашивал прибывшего к нам недавно в гости Яхши-Мамеда. Он рассказал много интересных подробностей о племенах йомуд, гёклен, теке и других туркменских племенах, а также об их местопребывании. 8 июня мы собирались объехать Астрабадский залив, чтобы описать его. Все было уже готово, когда к нашему судну пришвартовался в своеобразной лодке-долбленке (кулас) туркмен и подал нам записку от нашего консула в Гиляне А. Ходзько,[42] в которой он просил нас о встрече. Карелин и я тотчас же отправились в лодке в персидский порт Сенгир, на речушке Карасу, и взяли на борт консула. С ним на наш корабль отправился Мохаммед Исмаил-бек, брат губернатора провинции Астрабад. Являясь оруженосцем его персидского величества, он, хотя и был магометанином, вылил у нас один целую бутылку портвейна. После обеда мы проводили их на берег, а пушки «Гавриила» отсалютовали им тремя залпами. Мохаммед Исмаил-бек от выпитого вина, закусок и подаренных ему трех хрустальных бокалов пришел в такой восторг, что в порыве чувств подарил начальнику экспедиции всю Персию. Стремясь выразить свою благодарность, он все время приставал к нам, чтобы мы потребовали от него что-либо невозможное, а он исполнил бы наше желание. Однако эта благодарность ограничилась 50 огурцами, которые он прислал нам на следующее утро. Когда А. Ходзько прощался с нами, он просил встретиться в Эшрефе, знаменитой летней резиденции шаха Аббаса Великого.[43]
9 июня мы на трех лодках отчалили от «Гавриила», чтобы начать путешествие по заливу. Нас сопровождали Яхши-Мамед и еще четыре туркмена. Мы направились к устью Багу, искупались там и отплыли на запад вдоль берега, мимо устьев речушек Сердэк и Сермелле до речушки Гезд. Здесь сделали остановку. Затем направились дальше, мимо устьев речушек Ливан и Дьяр (последняя образует границу между провинциями Астрабад и Мазендеран). Заночевали на берегу речушки Галига, а 18 июня утром осмотрели окрестности. По рассказам местных жителей, 20 лет назад море занимало всю низменность от нынешнего берега до цепи холмов, простирающихся по правому берегу Галиги. Выше виден холм, носящий название Гирей-Дюгюн. Здесь можно увидеть еще остатки батареи, построенной графом Войновичем[44] в 1782 г., когда он во главе русской флотилии стоял в Астрабадском заливе. Большая часть побережья занята здесь рисовыми полями. Вода в речках плохая, так что мы вынуждены были брать воду из колодцев далеко от берега.
Мы поплыли дальше к устью Ширшери. Здесь на сочной траве паслись сотни буйволов. Они принадлежали губернатору Мазендерана Мирзе Мамед-хану, который посетил нас вечером и преподнес несколько баранов, огурцы, буйволиное молоко и два больших куска льда. Мы отдарили его несколькими красивыми хрустальными стаканами, и он обещал нам прислать на следующее утро верховых и вьючных лошадей, а также проводника для поездки в горы.
11 июня, рано утром, в сопровождении 15 пеших казаков мы отправились в горы. До деревни Сераджи, расположенной у речки того же названия, мы проезжали по полям, засеянным пшеницей, частью уже скошенной. Затем пошли фруктовые сады. За околицей мы поднялись вверх по крутой тропинке. Вид с высоты на море и побережье с разбросанными селениями, садами и полями был прекрасен. Мы продолжали подъем через густой лес, как вдруг обрушился сильный ливень, промочивший нас до нитки и вынудивший вернуться обратно в селение. В то время как в горах лил дождь, в долине не выпало ни одной капли. Северный склон Эльбурсских гор покрыт густым лесом; могучие дубы, бук, клен, железное дерево и многие другие, которые могли бы быть замечательным строительным материалом. Растительность здесь вообще чрезвычайно пышная. Прибыв в деревню, чтобы обсушиться, мы заметили, что персидские женщины и девушки убегают при нашем появлении. Однако, когда мы стали раздавать им маленькие подарки, например зеркальца, иголки, ножницы и т. д., они стали смелее и принялись рассматривать нас с большим любопытством, так как мы были первыми русскими, посетившими их деревню. Вечером мы вернулись в наш лагерь в устье Ширшери, где нам ночью не давал спокойно спать жалобный вой шакалов.
12 июня, на рассвете, мы поплыли дальше на запад, чтобы продолжить описание побережья, миновали устья рек Сургуджу и Келек и остановились к полудню у устья реки Шагил, где и расположились лагерем. Мы тотчас же отправили переводчика Абдуллу вместе с несколькими туркменами с письмом к нашему консулу в Эшреф, чтобы предупредить его о нашем прибытии и закупить хлеб и другие продукты. Тем временем казаки убили двух диких кабанов.
13 июня, рано утром, Абдулла привел пять лошадей и столько же мулов с проводниками. Появление туркмен всполошило жителей Эшрефа, потому что они приняли их за врагов или лазутчиков. Для охраны лагеря мы оставили нескольких казаков, а сами отправились в путь. Пять верст ехали среди рисовых полей, затем дорога привела нас в лес, который простирался вплоть до Эшрефа. Лес был великолепен. Здесь росли гранатовые, инжировые, тутовые и другие деревья, вокруг которых обвивались необыкновенно крупные и толстые виноградные лозы.
Эшреф (Ашреф) — небольшое селение, построенное из кирпича-сырца. Дворовые постройки и стены-изгороди сделаны из того же материала. Сверху на них растет трава, или они покрыты соломой для защиты от частых дождей. Дома отделены друг от друга фруктовыми садами и утопают в пышной зелени или совсем скрываются между фруктовыми деревьями. Дворцы, сложенные из обожженного кирпича, окружены стеной, подобно крепости. Таков и дворец Сефиабад, стоящий отдельно на холме, к западу от селения. Дворцы расположены у подножия невысокой, но крутой горы, поросшей густым лесом. Кристально-чистая вода с горы течет в главный бассейн перед большим павильоном, в котором нас принял консул А. Ходзько и в котором мы ночевали. За стеной я насчитал пять дворцов и павильонов; посреди находится большой павильон; выше его, ближе к склону горы, по длинному руслу неглубокой канавы проведена вода в главный бассейн. Она переливается с уступа на уступ и протекает через середину большого павильона. Отсюда открывается великолепный вид на залив и полуостров Потемкин с его деревьями, возникающими будто из тумана. Во втором дворце живет правитель (хаким) Эшрефа. Третий дворец называется Серд-Аб (Холодная вода). Отсюда вода направляется во все каналы парка, которые перекрещиваются. Это лучший дворец из всех, но и самый ветхий. Четвертый дворец находится ближе к горе. Наконец, пятый, слева, самый большой, гарем. Его стены выходят на улицу, разумеется, без окон. Фасад этого дома очень красив, хотя и не оштукатурен.
Как говорилось выше, все дворцы построены из обожженного кирпича, выложенного красивым орнаментом; высокие арки облицованы глазурованным кирпичом и расписаны яркими узорами.
Дворцы Эшрефа были построены шахом Аббасом Великим (персидским Людовиком XIV) 200 лет назад. Тогда эти дворцы и сады были достойны своего создателя. Сто лет назад они были почти уничтожены пожаром и восстановлены печально известным завоевателем Дели — Надир-шахом. Некоторые дворцы были перенесены в другое место, но уже не было той роскоши и того вкуса, которые были характерны для Аббаса Великого. Тем не менее даже руины и сегодня еще прекрасны. Их красоту подчеркивает и окружающая великолепная природа. Кипарисы, кедры, лимонные деревья, гранатовые кусты, тополь, бук, вяз, орешник и фиговые деревья посажены либо аллеями, либо островками и теряются в темной зелени леса на склоне горы. Темно-зеленые стройные кипарисы стоят словно часовые вдоль каналов, края которых окаймлены белыми мраморными плитами, в которых видны еще отверстия, куда вставлялись факелы, чтобы освещать сады вечером во время празднеств шаха Аббаса. Другие кипарисы отражаются в воде бассейна. Ярко-красные цветы оттеняют темную зелень гранатовых кустов. На их фоне видны полуразрушенные дворцы с полукруглыми резными окнами, в которых блестят осколки разноцветных стекол. Их полуразрушенные изразцовые оводы, в трещинах которых уже растут гранатовые и фиговые кусты, как будто парят на фоне голубого неба, и из руин на землю спускаются виноградные лозы. Все это так живописно! Прибавьте еще воздух, напоенный ароматом, синий свод неба и месяц, льющий свой магический свет на всю округу. Должен признаться, что никогда раньше не видел ничего более прекрасного, чем сады и руины Эшрефа в июньскую ночь, которая никогда не забудется.
Персы и нынешние жители этих мест не умеют ценить этот рай, руины не представляют для них ценности. Во дворце, где находится главный источник, средний купол упал в бассейн. Куски кирпичей и изразцов запрудили выход из бассейна, так что кристально-чистый ручей должен пробивать себе дорогу в обломках. Сверкая в лучах солнца, он пропадает в гранатовых кустах, где соловей поет свою грустную песню, как будто сожалея о прошлом этих дворцов. Все изменилось. Там, где в большом бассейне, напротив первого павильона, когда-то перед шахом Аббасом купались красавицы гарема, радовавшие его взгляд, теперь устраивают свои концерты лягушки. В самом гареме теперь стойла ишаков и пол усеян миллионами блох. Дворцовые залы, стены которых раньше украшали изречения из Корана, теперь исписаны автографами приезжих.
Мы расположились на ночлег в большом павильоне, открытом со всех сторон, недалеко от ручья, журчание которого перебивалось кваканьем лягушек. Перед тем наш консул угостил нас замечательным ужином в персидском вкусе. Нам предложили крепкое вино из Шираза и кальян. Была чудная ночь, и я еще долго сидел у края ручья и, размышляя о бренности всего
