– Я был здесь однажды с Жаном, когда мы были еще мальчишками. Мы влезали наверх по лестнице, чтобы посмотреть в окно на твоего дядю.
– Да, полагаю, что так и было.
Она вспомнила, хотя и старалась это забыть. Это было в то лето, когда она встретилась с Жаном. Они тогда играли все вместе – она, Жан, Равель и еще полдюжины кузенов Жана, которые были приблизительно одного возраста. Равель был чуть старше их, худой темноволосый мальчишка со слишком длинными руками и ногами, который несмотря на это двигался с небрежной грацией молодой пантеры. Его отец умер в августе того года, и она не видела его в течение нескольких следующих лет, хотя он и Жан ходили в одну и ту же школу, поддерживая знакомство друг с другом. Позднее они встречались на нескольких вечерах и одном- двух балах уже тогда, когда Аня с Жаном были помолвлены, но, по правде говоря, Равель получал мало приглашений, если не считать приглашений к Жиро.
– Не будет ли дерзостью с моей стороны спросить, как я здесь оказался? Я помню, как встретил тебя на тротуаре а потом – не помню.
Она вглядывалась в него, пытаясь понять, потому ли он не вспомнил о поцелуе, чтобы не смущать ее, или он действительно забыл о нем. Ее нервы напряглись до такой степени, что казалось, еще чуть-чуть – и они начнут один за другим рваться, как слишком туго натянутые веревки. Ее охватили сомнения и дурные предчувствия, а настойчивый взгляд черных глаз Равеля отнюдь не помогал ей овладеть собой.
Наконец она сказала:
– Я привезла тебя сюда.
– Это несомненно. Меня мучает вопрос, как?
– Я добилась, чтобы ты потерял сознание и уложила в экипаж.
– Ты?
Удивление, отчетливо прозвучавшее в его вопросе, вызвало у нее раздражение.
– Разве это невозможно?
– Не то чтобы невозможно, но маловероятно. Хорошо. Я понимаю, что у тебя были союзники, и я даже догадываюсь кто.
– Я сомневаюсь в этом.
– Судя по тому, как у меня болит голова, это были кузнецы твоего отца. Мне кажется, я слышал о том, что ты пеклась об их освобождении и нашла им работу в городе.
– Ты думаешь, я втянула бы их в подобное предприятие?
– Я не думаю, что ты втянула бы кого-нибудь другого.
– Ты имеешь полное право думать так, как тебе хочется. Он не должен знать ничего определенного, а она все равно ни в чем не признается.
– Даже при том, что у меня почти нет других прав?
Уголки его губ поднялись, но Аня не ошиблась, решив, что это вовсе не является признаком удовольствия.
– После того как ты пришел в себя, ты, наверное, не откажешься от бренди?
– Я предпочел бы виски, но не сейчас. Так почему, Аня?
– Ты, без сомнения, мог бы и сам догадаться. – Она скрестила руки на груди, приняв ту самую оборонительную позу, которую так осуждала у других.
Он смотрел на нее ничего не выражающим взглядом.
– Ты думаешь, что можешь предотвратить дуэль?
Она выдержала его взгляд и ответила твердым голосом:
– Я не думаю, я знаю это наверняка.
Его лицо побелело от гнева. С искаженным от боли лицом он приподнялся, поправил одной рукой повязку на голове, а затем бессильно уронил ее.
– Ты думаешь, что можешь вести себя до конца своей жизни, как девчонка-сорванец, и тебе это сойдет с рук? Что ты делаешь, пытаешься разрушить свою жизнь?
– Ты собираешься учить меня, как нужно жить?
– Никто не сделает это лучше меня, потому что я знаю, о чем говорю. Я наблюдаю за тобой несколько лет и вижу, как ты намеренно нарушаешь все каноны поведения настоящих леди, вижу, как ты превращаешь себя в женщину-фермера и хоронишь себя на этой плантации. Это не поможет, не вернет к жизни Жана!
Он пристально смотрел на нее. У Ани не было ни времени понять, что кроется в его словах, ни желания разбираться в этом – ее охватили гнев и отчаяние.
– Мне не пришлось бы хоронить себя здесь, если бы ты не убил Жана!
Его лицо исказилось от боли. Тихим срывающимся голосом он сказал:
– Ты думаешь, я этого не знаю?
– Тогда тебя не должно удивлять то, что я хочу спасти Муррея Николса от подобной участи.
– Это совсем другое дело. Я должен встретиться с ним на дуэли.
– Не в той ситуации, когда я могу помешать. А я могу. – Ее глаза горели, а губы были сжаты.
В течение нескольких мгновений он смотрел ей прямо в глаза, а потом отбросил в сторону одеяла, которыми был укрыт, и попытался подняться. Он сделал шаг вперед, но тут же смертельно побледнел и покачнулся. Его ноги запутались в цепи, и, потеряв равновесие, он упал на спину поперек кровати, ударившись головой о стену. Руками он ухватился за матрас и вместе с ним сполз на пол.
Аня подбежала к нему, опустилась на колени и попыталась поддержать его за плечо.
– С тобой все в порядке?
Он хрипло и тяжело дышал. Прошло несколько секунд, прежде чем он открыл глаза, почерневшие от гнева настолько, что Аня отшатнулась.
– Все ли со мной в порядке? – переспросил он напряженным голосом, прикладывая к голове дрожащие руки. – О, Господи!
Она поднялась и, гордо выпрямившись, стояла рядом, глядя на него.
– Приношу свои извинения за рану на голове. Ее бы не было, если бы ты не поцеловал меня.
Он опустил руки и искоса скептически посмотрел на нее.
– Было бы очень интересно узнать, как бы ты посадила меня на цепь, как собаку, не ударив по голове? Или ты хотела предложить мне стаканчик вина со снотворным?
– Возможно, что да, если бы я хорошо все обдумала, но у меня было мало времени рассчитывать. На самом деле они не собирались ударить тебя настолько сильно.
Некоторое время он сидел неподвижно, затем легко вздохнул и снова попытался подняться. Она протянула руку, чтобы помочь ему, но он даже не взглянул на нее. Аня отступила назад и сцепила пальцы опущенных рук перед собой, Наконец он приподнялся и тяжело сел на край кровати.
– Хорошо, – спокойно сказал он, – возможно, я заслужил это. Ты добилась своего. Сейчас ты можешь уже отпустить меня.
– Я отпущу тебя завтра в полдень.
– В полдень? – переспросил он, нахмурившись, но через мгновение его лицо прояснилось. – Ясно. Ты понимаешь, не так ли, что если я не смогу вовремя появиться на месте дуэли, я потерял свою честь? Ты знаешь, что меня будут называть трусом, что я стану предметом насмешек?
Она почувствовала неловкость, услышав это, но это не проявилось ни в выражении ее лица, ни в голосе:
– Ты – Равель Дюральд, идол всех зеленых юнцов города, человек, который больше десяти раз дрался на дуэли и убил как минимум троих из своих соперников. Ты всегда сможешь сказать, что ты заболел или тебе что-то помешало. Можно сомневаться в храбрости других, но не в твоей. А что касается твоей драгоценной чести…
– Не надо, – слегка язвительно сказал он.
– Очень хорошо, но не надо мне рассказывать, как это важно для тебя – драться на этой дуэли!
– Но на что ты надеешься? Дуэль всего-навсего будет отложена.
Она сделала рукой быстрый, нетерпеливый жест.
– Не надо, я читала дуэльный кодекс Хосе Кинтеро и слышала, как мужчины обсуждали Nouveaux Code du Duel[12] графа дю Верже де Сен-Тома. Дуэль, на которую один из