Характеристику им дал сам шпион:
— Не люди, а барсуки, отупевшие от страха. Ни опоры среди населения, ни цели в жизни.
— Неужели ни одного порядочного не было? — спросил следователь.
— Был один, — последовал ответ. — Денис Дубовик.
— Чем же он от всех остальных отличался?
Филистович злорадно ухмыльнулся:
— Всем. Ни на кого не похож. Даже немцы его оценили, в офицеры произвели.
— И где же он теперь?
Лютая злоба взяла верх над собранностью, насторожённостью преступника.
— Где? — переспросил он. — Откуда мне знать. В одном уверен — не нашли вы его, не найдёте и дальше.
— Вы уверены в этом? — с трудом удержался от улыбки следователь.
— Да! — Филистович вскинул голову. — Будь он в ваших руках, давно бы устроили мне с ним очную ставку.
Разумеется, никто не пытался разубеждать его в этой уверенности. Если даже у прожжённого «представителя БНР» не возникло ни малейшего сомнения в истинной сущности «мстителя-одиночки», так нам и подавно такие сомнения не нужны. Кто может знать, не появится ли из-за кордона ещё один самолёт без опознавательных знаков…
И такой самолёт появился.
Он прошёл тёмной ночью на высоте около четырех тысяч метров от границы по направлению к городу Барановичи. Через некоторое время шум моторов был услышан юго-западнее Гродно, откуда до пограничной линии подать рукой.
Через несколько часов после этого один из наших радиоцентров зафиксировал работу американской радиостанции во Франкфурте-на-Майне. Очевидно, условными позывными она вызывала своего агента. Тот немедленно откликнулся на вызов короткой зашифрованной радиограммой.
Совпадение? Может быть. А если нет?..
И ночной визит неизвестного самолёта, и двусторонние радиопереговоры наводили на мысль, что одно событие неразрывно связано с другим. Напрашивался вывод: в приграничном районе, скорее всего в Налибокской пуще, сброшен на парашюте один, а быть может и несколько вражеских лазутчиков.
Надо было немедленно принимать меры к их розыску и обезвреживанию.
Утро ещё только начиналось, а в Минске и Барановичах уже были скомплектованы оперативные группы чекистов.
Едва они добрались до места, откуда было решено начинать поиски, как в одну из них поступило первое сообщение.
На рассвете к небольшому лесопильному заводу, находящемуся на реке Каменка, что неподалёку от деревни Рудня, вышли из леса два молодых человека. Старик-сторож, в одиночестве коротавший ночь, даже обрадовался появлению незнакомцев — хоть поговорить будет с кем. Приветливо встретив парней, он пожелал им приятного аппетита, когда те решили перекусить. А потом вдруг, ни с того ни с сего, втемяшилось в голову: «Что за люди? Проверю-ка я у них документы».
Сторож шагнул в сторонку, вскинул старенькое незаряжённое ружьё и скомандовал:
— Руки вверх!
Он и не ожидал, что получится из этой полушутливой затеи. Незнакомцы, будто их кипятком ошпарило, сорвались с места и во всю прыть кинулись к лесу. Перепрыгивая через изгородь, один из них зацепился лямкой заплечного мешка за сучок, тут же сбросил его и нырнул в кусты. Только треск по лесу пошёл.
Постоял сторож, послушал: никого…
Подошёл к мешку, развязал его и ахнул: поверх какой-то, поклажи блестит новёхонький автомат!..
Чуть ли не весь день прочёсывали чекисты и многочисленные добровольцы-колхозники окрестные леса, но так ничего и не нашли. Не нашли и в последующие дни.
Зато стало известно кое-что другое.
В управление МГБ в Барановичах позвонил по телефону бухгалтер хлебозавода Иван Фёдорович Семененко и попросил принять его по очень важному делу. Оказалось, что за неделю до звонка Семененко встретился в одной из столовых с человеком, отрекомендовавшимся Михаилом Акимовичем Бобровничи, московским электросварщиком, решившим перебраться на работу в здешние, родные для него места. За работой дело не стало, сварщики везде нужны, но вот жить Михаилу Акимовичу негде. Может быть, Иван Фёдорович знает, кто в городе комнаты сдаёт? Ищешь, ищешь, — все бестолку…
— А зачем вам искать? — предложил Семененко. — Идите ко мне. Живу один, без семьи, во всей квартире только глухая старушка. Веселее вдвоём будет.
Бобровничи обрадовался, горячо поблагодарил. Тут же, прямо в столовой, и документы свои предъявил: паспорт, выданный в Москве, и справку о том, что работал на одном из заводов Главного управления шоссейных дорог.
— В общем, так он и поселился у меня, — рассказывал Семененко чекистам. — Днём на стройке, а вечером из дома ни на шаг. Я тоже домосед. Подружились, повели разговоры о том, о сём. Иной раз вспоминали за рюмочкой, кто что делал во время войны. А когда я сказал, что служил в немецкой хозяйственной части, тут и пошло.
— Значит, мы с вами одного поля ягоды? — рассмеялся Бобровничи. — Тогда слушайте: вовсе я не москвич, а прибыл из Западной Германии, где встречался с людьми, желающими счастья белорусскому народу.
Очевидно, решив подавить хозяина квартиры этими сообщениями и окончательно подчинить себе, квартирант сыпал все новыми подробностями. За границей уже знают, у кого он живёт, и щедро отблагодарят Семененко. Бывший гитлеровский холуй не посмеет выдать чекистам закордонного гостя, а попробует выдать, получит из бесшумного пистолета пулю в лоб. Или после упекут в тюрьму за то, что приютил в своём доме шпиона. Пусть не думает, что Михаил Бобровничи прибыл из-за границы один. В Налибокской пуще сейчас таких, готовых на все, парней много.
— А поэтому, — закончил квартирант, — вот что я тебе предлагаю: или будешь работать с нами, или считай, что ты уже покойник.
«Или — или», извечная альтернатива, предоставляемая вербовщиками неустойчивым и слабовольным. Но Иван Фёдорович Семененко оказался не из таких. Он и в гитлеровскую хозяйственную часть пошёл лишь потому, что иначе пришлось бы умереть в концлагере с голоду. И недолгую, но позорную эту службу не скрывал от органов Советской власти. Теперь, когда свалилась новая беда, Иван Фёдорович только спросил:
— Что же я должен буду делать для вас?
— Подбирай людей, недовольных Советами. Или с рыльцем в пушку, таких же, как сам. Обеспечь встречи с ними. Остальное тебя не касается.
Обо всем этом Семененко и рассказал в управлении МГБ. Когда закончил, здесь ещё раз повторил тот же вопрос:
— Что я должен теперь делать?
— Помогите нам выловить этих врагов.
— А как помочь?
— Бобровничи пускай живёт у вас и дальше. Относитесь к нему так же, как и прежде. Но каждое его слово и каждый шаг должны быть нам известны. Вы согласны?
— Конечно.
— Постарайтесь ничем не вызывать у него подозрений, будьте очень осторожны. Квартирант ваш действительно опасный, готовый на все человек. Если нужно будет ещё что-нибудь, мы вам сообщим.
Успокоенный состоявшимся разговором, ободрённый оказанным ему доверием, Семененко ушёл.
А чекисты принялись за работу.
Стройплощадку, охотно принявшую «московского электросварщика», удалось разыскать быстро. Как и следовало ожидать, трудовая книжка Михаила Акимовича Бобровничи оказалась фальшивой. Очевидно, и паспорт такой же. Ничего, пускай пока работает, теперь ему из города не уйти. Те, что сбежали от сторожа лесопилки, все ещё где-то скрываются. Выходит, что трех человек перебросил в ту летнюю ночь самолёт
