Так нет. Надо крепиться. И получать удовольствие. Запомнить на всю жизнь. Что запомнить-то? Как Барашкин неумело пытается ее очаровать, глядя по-собачьи в глаза и неприятно приближая свое юношеское, опушенное свинским волосом лицо? Леша, иди в баню! И зачем она с ним поцеловалась?.. Теперь, того и гляди, притащится, переодеться не успеешь.
Ее каблуки скользили по железной обивке ступеней. Она схватилась за поручни, чуть не свалившись. Черт-те что… Горела тусклая круглая лампа перед входом в застекленный зал. А в нем царил полный мрак.
Мила споткнулась о чьи то мешки и больно ударилась ногой чуть выше колена. Зашипела и стала усиленно тереть ушибленное место. Ну все, синяк будет.
Она стала пробираться между рядами намертво пришитых к полу стульев. Удивляясь про себя тому странному повороту головы, при котором ей лучше всего было видно окружающую обстановку. Со стороны — это зрелище. Как баран какой-то иду. Шампанское и бессонная ночь заставляли ее глаза, измученные еще за время экзаменов, упорно сходиться у переносицы. И в какой-то момент она подумала, что нет смысла их все время разгонять по углам. Им так удобнее, как кошке, которая сворачивается клубком, а не спит по стойке смирно.
Когда она нашла свой рюкзак, силы оставили ее окончательно. Она села на стул, неграциозно расставив колени, разбросав руки и уронив голову на грудь. Странно было то, что опьянело только тело. Сознание бдело. И думало — во как мы сидим красиво, видали? Но через секунду она стала отчаянно клевать носом. Ну вот, как алкоголик в метро. Жаль, соседа нет. Она уже собиралась забраться с ногами на сдвинутые в рядок кресла, подложить под голову рюкзак и укрыться своим свитером, но, посидев две минуты отчетливо поняла, что все-таки придется искать туалет. Иначе ей не заснуть. Она натянула свитер прямо поверх выпускного платья и потащилась обратно. Уж походка! Уж осанка! Ужасанка! Ей стало безумно смешно. Это они придумали с Настей, когда, погибая от смеха, волочились однажды на полусогнутых домой. С тех пор так и повелось. Ужасанка!
Туалет где то был. Это она помнила точно. Куда-то под лестницу и…Чего-то не то. Возвратимся опять. Под лестницу и… Вот это что-то похожее. Две двери напротив друг друга. Она попыталась открыть одну наугад. Ой, извините. На нее с негодованием смотрели два явно прерванных на полуслове мужика. Ухожу, ухожу. Она попятилась спиной и захлопнула дверь.
Да вот же он, родимый. И буковки такие правильные WC. Как хорошо под Москвой найти такое по- русски названное заведение. ВЦ — это, конечно, Вижу Цель. Как, черт возьми, верно подмечено.
Но видеть цель и добраться до нее — далеко не одно и то же. Уже в тот момент, когда она протянула руку, чтобы открыть дверь, неведомая сила рванула ее, и она ударилась спиной о противоположную стену коридора. Совершенно не понимая, что происходит, она почувствовала, что пол меняет положение и лезет прямо в руки. «Ну, это же надо так напиться», — пронеслось в ее совершенно трезвом сознании.
Но тут под ногами, где постоянно ощущался размеренный гул двигателя, что-то заскрежетало и треснуло, как пораженный артритом сустав. Неожиданно погасла тусклая лампочка, стало темно и как-то странно тихо. Слышен был только плеск воды. Так отчетливо. Совсем рядом. И когда она решительно сделала шаг к лесенке, чтобы выбраться наверх, оказалось, что ноги ее шлепают по воде. «Кран, что ли, прорвало?» — подумала она и почувствовала, как сердце звонко ухнуло прямо в горле. Лесенка заваливалась на левый бок, в то время как Мила уже была совершенно трезва.
Наваливаясь на перила и опираясь ногами о стенку, она на четвереньках вылезла на верхнюю палубу и увидела, что левый ее край зачерпывает волны. Она поскользнулась и съехала по доскам к самому краю, как в детстве съезжала с горки с той лишь разницей, что по дороге расцарапала себе все ногти в кровь, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться. Вода обожгла неожиданным холодом. С этой стороны палубы не было ни одной живой души. Она была одна. Откуда-то издалека слышался визг.
«Круг, — пронеслось в голове. — Я же видела. Где? Должен быть». Но его нигде не было. Палуба накренилась сильнее и вдруг стремительно стала уходить под воду. Милу накрыло с головой. Все это было похоже на страшный сон. Только холод был резкий и совершенно реальный. Страх парализовал руки и ноги.
Нет! Я не хочу! Она глотнула воды и инстинктивно стала барахтаться. Десять метров по-собачьи она бы еще могла проплыть. Если бы не захлебнулась. Нет! Так нелепо! Воздуха не хватало, она кашляла и уходила под воду опять. Она слышала только свое истеричное дыхание, периодически перебивающееся секундами полной тишины под водой. В голове мигающей красной лампочкой билась паника. Нет! Она беспорядочно молотила руками и тратила силы почем зря. Ведь где-то здесь, совсем рядом, все наши. Крикнуть. Но хлебнула она основательно и не то, чтобы крикнуть, никак не могла как следует вдохнуть. Ну кто-нибудь, Господи!
Она сдавала позиции и уже понимала, что уходит под воду. Тянула подбородок вверх, и вдруг ее жадные руки нащупали опору. Она изо всех сил вцепилась в нее, пытаясь подмять под себя и вынырнуть над водой как можно выше. На секунду ей это удалось. Но уже через мгновение спасительная опора стала оказывать отчаянное сопротивление.
Отброшенная чьей-то ногой, Мила отлетела в сторону и опять окунулась с головой. Рядом с ней слышалось фырканье
— Отвали от меня! — прошипел кто-то сдавленно.
Она среагировала на звук и рубанула в этом направлении рукой. Рука вцепилась во что-то мягкое. Чье-то лицо? Рядом глухо застонали, и ее рука была отцеплена.
Но Мила не собиралась умирать от скромности и чувства такта. Воздуха не хватало. Жизнь, ее жизнь казалась мыльным пузырем, который вот-вот лопнет. Ей удалось из последних сил прокашлять «Спасите!» Последний слог она говорила уже в воду, булькая и захлебываясь. Еще пара движений руками перед собой — и отчаяние. Хвататься стало не за что. Она устала от своих беспорядочных движений. И перед глазами поплыла черная муть воды. Вот она, смерть. Так близко.
Но что-то вытащило ее на поверхность. Оказавшись на спине, она увидела над собой чуть посветлевшее небо. И чей-то локоть не давал ее подбородку опуститься в воду. Она опять затрепыхалась в надежде схватиться руками. Но хвататься было не за что.
— Не дергайся ты, дура! — услышала она над ухом задыхающийся хриплый голос. — Дыши!
И она судорожно вдохнула, закрывая глаза от брызг, которые сыпались на нее сбоку от мощных гребков спасавшего ее человека. Дышать. Дышать. Кроме этого ничего и не нужно. Носоглотку саднило от попавшей туда воды, горло было обшарпано будто наждаком. И все еще нестерпимо хотелось кашлять. Она кашляла до хрипоты. Наконец, дыхание кое-как восстановилось.
— Больше за меня не хватайся, идиотка. Поняла? — запыхавшийся от борьбы голос был для нее все равно что труба ангелов. И вдруг Мила, как в пропасть, опять рухнула в невесомость. Свистящий вдох. Успела набрать воздуха и опять погрузилась в ватную тишину. Вынырнула, услышала плеск волн и шум ветра.
— Все. Плыви, — сказали ей отрывисто. — Туда. К своим.
И рука подтолкнула в нужном направлении. Она перевернулась на живот и изо всех сил погребла по- собачьи обратно к нему, поймав под водой за ногу. Нога больно лягнулась, но Милка ее не выпустила. Только опять на секунду наступила давящая на уши тишина. А потом снова стереоэффект открытого воздуха, фырканье и отплевывание водой.
— Я не умею! Ну, помогите же! — в отчаянии проорала она.
— Твою мать! — ругательство потонуло под водой. — Учись! — услышала она, не веря, что такое вообще возможно.
— Помогите! — она опять пошла под воду.
Теперь на поверхность ее вытащили за косу. И какое-то время тащили. От этой безумной борьбы у нее перед глазами забегали белые мухи. Она была по уши в воде, поэтому ей казалось, что дистанционным управлением ей вырубили звук. Только изредка, когда волна откатывала, она успевала услышать тяжелое дыханье. Свое или чужое, она не понимала…
Ей казалось, что это никогда не кончится, что это будет длиться всю оставшуюся жизнь. Она старательно тянула голову к небу, но волны от плывшего чуть впереди человека то и дело накатывали ей на лицо. Она слышала только свои прерывистые выдохи и судорожные свистящие вдохи. Это были единицы ее времени. А фоном для них был страх. Страх того, что под ними глубина, такая же, как если смотреть вниз с
