чтобы мне отомстить. А я могу тебе помочь. Может, даже вытащить тебя отсюда. Через некоторое время…
— А вытащишь?
— Вытащу. Мне самому выгодно, чтобы ты исчезла после того, как дело сделаем.
— Исчезнуть можно по-разному.
— Я же не негодяй какой-нибудь, убийца, — он пожал плечами.
— Ладно, по рукам, — решила Джессика. — Душ сначала прими, — напомнил он, — клиент хочет по высшему разряду…
— Душ приму непременно, — пообещала она. — Ты клиента прямо в душ и пошли, там я ему устрою водную процедуру.
— Дама вас ожидает, — вернувшись, сообщил саксофонист.
А у самого сердце сжималось от страха — вдруг что не так получится? Отвечай потом перед хозяином: почему не вызвал Машку или Наташку, а задействовал незнакомую блядь…
Но хозяин уже ни в чем не мог его упрекнуть. Он лежал мертвый на скомканной простыне, запрокинув через подушку голову, и из уголка рта тянулась кровавая полоска от прокушенного в момент удушения языка.
03 часа 40 минут. Самый сильный мужик в городе по прозвищу Паша-мореход любил свою жену. Про него рассказывали, мол, он любит свою жену каждую ночь. Что Пашка-мореход исправно делал, упаси кто усомнится в его силе, пусть даже он сам. Ежесуточные любовные игры стали для него своего рода надоевшей, но необходимой процедурой, вроде тренировки в тренажерном зале, которую он тоже неукоснительно проводил.
Неожиданно на тумбочке у кровати затренькал мобильник.
— Ну, кто там? — он поднес телефон к уху, похожему на жеваный капустный лист.
Казалось, и жена была рада неожиданной помехе постельной утехе.
— Паша, — голос в трубке был тревожный. — Пахан накрылся, помер, понимаешь?
— Когда?
— Только что.
— Жалко Старика, — искренне сказал Паша-мореход. — Надо скинуться, похоронить батю по- человечески.
— Постой, Паша, не об этом речь…
— Может, памятник из мрамора? А то — мавзолей? Слушай, братан, мы что, на мавзолей не наскребем, а?
— Мудак ты, Паша. Старика еще когда хоронить, а вопрос надо сейчас решить…
— Какой вопрос?
— Кто на его место станет, Паша? Кто за городом смотреть будет?
— Ну, как братва проголосует… — Паша засопел.
— Какая братва, кто проголосует, ты что, о-уел? В общем так, слушай сюда: я, Влас и Затычка решили взять сторону Михея. Ты — с нами?
— Влас — еще ладно, а Затычка и вовсе мелюзга, — Паша-мореход поморщился. — Это ты охренел, Баклан? Ничего не скажу про Михея, нет. Котелок у него варит. Но у него же ни одной ходки. Он же халдеем в «Уюте» работал. А есть кандидатуры — хотя бы Адидас. Или Учкан? Его весь пригород поддержит. А там, знаешь, какие отморозки. Ну и абреков со счетов сбрасывать не стоит. Кто знает, чью сторону они возьмут…
— Паша, за Михеем не только мы стоим. Несколько газонокосильщиков из Москвы приехало. Михей подготовился…
— С какого хрена столичные пацаны в наши дела суются? Без них разберемся.
— Паша, может, ты сам на место Старика метишь? — подозрительно спросил абонент.
— Я войны не хочу. А если чужие в наши дела полезут, война будет, можешь не сомневаться.
— Ладно, Паша. Только не забудь, я тебе первому позвонил.
Человек, которого Паша-мореход только что называл Бакланом, отключил мобильник. В комнате, где собралось несколько человек, было душно. Кроме него самого, Михея, Власа и Затычки на диване, развалясь, сидели трое молодых людей, то ли одеждой, то ли выражением лица неуловимо похожих. Вроде, как из-под одного пресса вышли. И еще в углу сидел Некто, надвинув бейсболку так, что козырек закрывал почти все лицо.
— Отказался? — спросил один из троих похожих молодых людей.
— Я думаю, он нейтралитет возьмет, — Михей чувствовал себя неуютно.
— Так, — «Похожий» достал сигарету и сунул ее в уголок рта, не зажигая. — Кто еще представляет опасность? Как он его назвал — Адидас?
— Адидас воевать не станет, — вмешался Баклан. — Если мы его бизнес не тронем, если гарантии дадим — он согласится.
— А Учкан?
— Вот тут проблема, точно. У Учкана полсотни быков, да и абреки его поддержат. Он — авторитетный. У абреков с авторитетом строго.
— Еще какие кандидатуры есть?
— Остальные — мелкота. Остальные возьмут сторону того, кто круче.
— Значится так, — произнес молчавший до этого тип в бейсболке, которого местные бандиты поначалу приняли за личность незначительную, но по тому, как синхронно повернули головы в сторону говорившего московские боевики, переменили свое мнение. — Я тебя, Михей, поставлю над этим городишкой.
Сегодня и поставлю. А ты потом для меня кое-что сделаешь. Не бойся, денег это стоить не будет.
— Сколько у нас людей? — деловито осведомился Михей.
— У вас? — тип в бейсболке хмыкнул. — Три промакашки у тебя, а не люди.
Михею стало обидно, но виду он не подал.
— Если мы работаем вместе, — он старался, чтобы его голос звучал спокойно и солидно, — то должны быть откровенными… — так, именно так надо говорить с этим типом, решил про себя Михей: ровно, культурно. — Мне хотелось бы знать, какие у нас силы?
— Силы? Вот они, перед тобой, — тип в бейсболке махнул в сторону трех однотипных молодых людей.
— И все?
— И все.
— Но тогда… Нет, вопрос снят. Я, пожалуй, как Мореход, нейтралитет возьму.
— Поздно думать о нейтралитете, Михей, — предупредил тип в бейсболке. — О нейтралитете надо было думать прежде, чем старика подушкой задушили.
Присутствовавший при разговоре Затычка, а именно он держал удушаемого хозяина за ноги, почувствовал боль внизу живота, предшествующую поносу. От страха.
— Я думал… Я полагал… — промямлил Михей. — Не трусь, парень, — подбодрил человек в спортивной кепке с огромным козырьком. — К утру город станет твоим. А ты мне после окажешь небольшую услугу.
— Какую?
— После обсудим.
— Это несерьезно…
— Очень серьезно. Чтоб ты понял — на кону у меня целый вагон денег, хустящих таких «бабок» с портретами американских президентов. Можно, конечно, и конвертировать в другую валюту…
— А я думал, вы из-за мешка… из-за этого, который в банке в Камышевске взяли…
— Мешком опосля тоже займемся. Даже от малости бывает польза, как говорил Карабас, растапливая печку Буратиной.
— Нет, вы что? На самом деле хотите взять город всего с тремя боевиками? — и Михей искоса глянул
