появление. Интересно, что я могу заметить нового? Два метра как было, так и останется. Наголо бритая в элитной парикмахерской мощная голова с серебряными колечками в ушах. Вытатуированный на ее плече амур в памперсе грозит стрелой. Связка гранат и наручников за поясом. А прохудившиеся за зиму ботфорты на вот такой подошве Машка заменила на армейские рифленые башмаки еще неделю назад.
— Леша!
Начинает психовать. Аж притоптывает. Но на меня ее психи не действуют. Я ж Машку знаю как облупленную. Ну, стрельнет для испуга пару раз в потолок, что с того? Нам и так давно пора потолок белить. Весь в дырах от Машкиных нервов. “Передача мысли на расстояние?” Девять букв? А разве не сотовый телефон?
Слышу лязг затвора.
А ведь может и не в потолок. Кто два дня назад стрелял в прокурора, сказавшего, что прапорщик Баобабова ходит на службу одетая не по форме?
— Ты покрасила волосы? — Принципиально буду продолжать решать кроссворд. Но пойду на некоторые уступки.
— Да нет же! Посмотри повнимательней!
— Сделала завивку? Отличная работа. В нос упирается ствол только что взведенного пистолета.
— У меня новый бронежилет, Лесик.
— Вот теперь вижу. — Сдаюсь под грузом опасности и доводов.
На Машке действительно новый бронежилет. Старый, латаный и штопаный, давно пора было сменить. А новый, сварганенный по заказу в лучшей оружейной мастерской города, не прятать в бельевом шкафу, а показывать всему миру на зависть. Знай наших швей и прапорщиков.
Две дюжины дополнительных кармашков для всяких прапорщицких мелочей. Отдельный карман для лишнего вооружения. Можно автомат запихать, а можно что и покрупнее. При особой специфике Машкиной работы — не последнее приспособление. Липучки новой конструкции. Чтобы отстегнуть, необходимо приложить усилие сто килограммов на одну липкую единицу площади. Только Баобабовой и под силу. Цвет нового приобретения прапорщика стандартный. Черный. Оголенные плечи, стоячий воротничок из титана. Из излишеств только глубокий, до пупа, вырез. Декольте, если по-женски перевести.
— Нравится? По личным выкройкам. Прочность бешеная. На стенде проверяли из гранатомета. Ни одной царапины.
— Смотря куда целиться. — Рассматриваю колечко на пупке напарника.
— Мужлан ты, Лесик, — вздыхает Машка и кружится, желая показать себя во всей красе. Короткая юбка из усиленного титановыми нитями кожзаменителя весело распускается колокольчиком, оголяя крепкие ноги. — Сельчанин, одним словом. В женщине все должно быть красиво. И армейские ботинки, и бронежилет.
— Ты не женщина. Ты прапорщик. Прапорщик Баобабова из отдела “Подозрительной информации”. Доложите-ка лучше результаты проведенного рейда на место последнего происшествия!
Я непосредственный командир Марии. Вроде начальника. Номинально, конечно. В нашем отделе “Пи”, занимающемся раскрытием особо таинственных случаев, всего два сотрудника. Я да вот… она. В новом бронежилете. А когда начальник и подчиненный сидят круглые сутки в одном помещении, хоть и за разными столами, тонкая грань подчиненности постепенно стирается. Возникают доверительные отношения, переходящие в дружбу. Это, с моей точки зрения, хорошо. Например, Баобабова меня не раз спасала. Грудью от пули преступной заслоняла. Я ее, конечно, тоже. Покажите мне хоть одного подчиненного, всем сердцем желающего заслонить своего начальника от бандитской пули? Один на миллион. Да и тот наверняка врет.
— Дело можно сдавать в архив. — За неимением зеркала Баобабова вертится, проверяя усадку бронежилета, перед оконным стеклом. Изображение некачественное, но в таком деле главное не резкость, а само действо.
— Заключение? Состав преступления? Кто виновный?
— Да какой там состав преступления? — возмущается напарница, смахивая пыль бывшего красного уголка с плеч. — Ты, конечно, Лесик, извини, но я не стала долго разбираться. Вправила кому нужно мозги и перекрыла весь стояк. Дождемся, пока водопроводчик под кличкой Жора-сантехник вернется из загранкомандировки. Уверена, его рук дело. Отпечатков пальцев полно, инструмент под раковиной именной, ботинки в прихожей. Все на Жору указывает. Можно даже в Интерпол заявку посылать. А у тебя есть что новое?
Выуживаю из секретной папки заявление товарища Пейпиво. Мария быстро просматривает скупые строчки информации. Несколько раз хмыкает, показывая два выбитых в боевой операции зуба. Или не показывая? Все относительно, как посмотреть.
— Не повезло парню. Я на его месте бросила бы все к чертовой бабушке и смылась куда подальше. В Мурманск, например. Ни одна мама не сыщет.
— А если сыщет и начнет являться по ночам вместе с образом брошенной жены? — парирую я. — В этом деле рано делать выводы. На выходных займемся. Ты, как всегда, в засаде посидишь, а я в Таганрог смотаюсь, мамашу придержу на трое суток. Посмотрим, что получится.
Вздрагивает на столе телефон. Приученный нервной Баобабовой не трезвонить во всю силу, звякает осторожно, но настойчиво. У Машки сегодня отличное настроение, и пистолеты остаются в кобуре.
— Отдел “Подозрительной информации”! — томно дышит Мария в трубку, теребя серебряное колечко в ухе. Амур в памперсе на ее могучем плече задумчиво улыбается и грозит мне острой стрелой. — Говорите же, проказники.
Трубка неожиданно громко изрыгает на весь кабинет голосом капитана Угробова: “Ко мне!” и выдает серию неопознанных пискливых звуков.
Под мощным натиском ладони трещит пластмасса. Баобабова нервничает.
— Капитан вызывает, — сообщает она, бледнея лицом.
— Кто пойдет?
В последнее время Угробов вызывает нас только за тем, чтобы пожурить за безделье. А кто виноват, что в нашем районе ничего примечательного с точки зрения подозрительности не происходит?
Прапорщик Баобабова решительно вытаскивает из-за пояса шестизарядный револьвер, высыпает на ладонь патроны, отбирает три штуки, вставляет обратно в барабан. Резко прокручивает его по руке, смешивая очередность.
— Кому не повезет, тот и пойдет. Вскидывает револьвер к виску и, не моргая, сухо щелкает три раза курком.
— Твоя очередь, Лесик. Вставляю дуло в рот.
— Аптечку приготовь.
Телефон тренькает еще раз и самостоятельно сообщает, что начальство желает видеть сотрудников вышеуказанного отдела в полном составе. Желательно без лишних дырок в голове.
Сваливается плохо закрепленный гвоздями график раскрываемости, выдвигаются и задвигаются ящики столов, злобно ухмыляется на шкафу бронзовый бюст французского завоевателя.
Со всей силой жму на курок, но он даже не шелохнется.
— Смазать забыла, — чертыхается Баобабова, заглядывая в черный ствол. — Извини, Лесик, в следующий раз не повторится. Пойдем, что ли? Угробов ругаться зовет.
В коридоре, освещенном двумя торцевыми окнами да рядом гудящих люминесцентных ламп, маленькая конопатая инспекторша из детской комнаты милиции втолковывает десятку подрастающих хулиганов основы жизни:
— Сила удара резиновой дубинкой в два, а то и в три раза сильнее удара ласковой маминой ладошкой по попе. Поэтому, для того чтобы быть достойными гражданами нашего общества, необходимо строить скворечники, обустраивать детские площадки, собирать металлолом и ходить строем.
— А мы не умеем ходить строем! — ухмыляется лопоухий пацан с синяком под глазом.
— А мы вас научим! — задорно отвечает инспекторша и свистит в свисток.
В коридор из дежурки вываливаются два омо-новца, выстраивают подрастающее поколение в колонну по одному и начинают отработку основных строевых движений. Лицом к стене, прямо марш по коридору и по одному для досмотра становись. Пацанам нравится. Особо смешливым веселые омо-новцы отвешивают
