соцлагеря, убежден, что если бы после Второй мировой войны русские не «оккупировали» их, как они выражаются, то они бы сейчас жили на уровне цивилизованной Европы и Америки...
– Понимаете, – продолжал консул, – в Польше крайне негативно воспримут, если вы оскорбите негра, потому что это расизм. То же самое в отношении араба – это отсутствие политической корректности и уважения национальных чувств иностранцев. Оскорбить же русского, украинца или белоруса – это почти доблестный поступок. Потому что, оскорбляя русского, поляки таким образом борются с коммунистической заразой...
– Но ведь мы уже давно не коммунисты! – удивленно воскликнула Наталья Павлова. – Зачем же с нами бороться?
– А вы спросите это вон у тех молодчиков, – отвечал российский консул. – В Польше до сих пор иные ультраправые газеты называют нас большевистским отребьем.
– Смотрите-ка, – вдруг сказал адмирал Микляев, показывая в окно. – А вон тот, с собакой, это, кажется, их главарь?
Белокурый гигант со своей огромной немецкой овчаркой на поводке был хорошо виден из окна российского консульства. Он и в самом деле управлял происходящим на улице. Теперь он жестом показал своим молодчикам прекратить орать, и те его послушались, глядя на него вопросительно и ожидая дальнейших указаний к действию.
– Конечно, – отозвался российский дипломат. – Главарь он и есть. Мы уж его давно здесь заметили, эта группа фашистов не в первый раз возле нашего консульства появляется. Просили польские власти выслать его из страны, получили отказ: говорят, нет причины для этого, никаких законов он не нарушал. Его зовут Фриц, или Фридрих Зельге, житель Гамбурга, родители происходят из Гданьска, жили тут, когда тот еще назывался Данцигом.
– До войны, стало быть? – спросил адмирал.
– Конечно, – консул кивнул. – А его собачку видите? Правда, симпатичная?
Адмирал и Наталья Павлова удивленно переглянулись. Странно было бы применять слово «симпатичный» к такому огромному и жестокому зверю.
– Наши немецкие коллеги нам сообщили, – продолжал консул, – что на совести этого милого песика несколько человеческих жизней. Это собака-убийца, она специально натренирована по команде впиваться человеку в горло и загрызать насмерть. Живя в Германии, Фриц Зельге специально ходил в кварталы, где живут нелегальные и полулегальные мигранты, тренировал там свою собачку. Сколько именно человек она загрызла, так и не выяснили. Потом, когда в полиции ему сказали, чтобы он кончал так развлекаться, иначе будет худо, он перебрался в Польшу. Здесь он ее, как видите, пока держит на поводке. Неизвестно, как надолго.
В это время овчарка вдруг дернулась и впилась в лодыжку одного случайного прохожего, имевшего глупость проходить слишком близко от воинствующей нацистской компании. Укушенный охнул, в ужасе сел на тротуар, увидев разверстую над ним огромную зубастую пасть, стал на четвереньках отползать в сторону, при этом ткань его брюк в месте укуса отчетливо окрасилась в красный цвет
– Ну, это заурядное происшествие, – с грустной иронией прокомментировал консул. – Бывало и похуже. Этот Фриц Зельге, кстати сказать, в Гданьске весьма известная личность, его многие здесь знают. Каждый раз после подобных акций у него берут интервью, которые потом показывают по местному телеканалу, а иногда даже транслируют по центральному телевидению страны. И знаете, что он там рассказывает? Будто бы они вовсе не нацисты, а военно-исторический клуб, что никакой настоящей ненависти к полякам у них нет, они просто стилизуют форму SS и SA, а их выкрики не более чем необходимый антураж. Ну еще русских они не любят. Но русских в Польше все не любят...
– Немцев-то за что здесь любят? – не выдержал адмирал Микляев. – Что здесь эсэсовцы во время Второй мировой войны устроили!..
– Ну это вы преувеличиваете насчет того, что немцев здесь любят, – заметил российский консул. – Их здесь вовсе никто не любит, более того, их весьма серьезно ненавидят. Но демонстрировать эту свою ненависть никому не интересно. Германия сильная страна и в военном, и в экономическом отношении, а в Польше есть поговорка, схожая с нашей: «С сильным не дерись, с богатым не судись». Для желающих ненавидеть существует Россия.
– Германия вкладывает инвестиции в польскую экономику? – спросил Микляев.
– Еще как! – консул кивнул. – Особенно в Гданьске это чувствуется. За последние десять лет немцы скупили в Гданьске половину недвижимости, и заметьте, это не только жилые дома, но и заводы, фабрики. Понастроили себе коттеджей в самой лучшей части балтийского побережья. Немцы здесь только номинально в меньшинстве. Фактически же они негласно заправляют всем. А вон, кстати сказать, и один из них, герр Майшбергер собственной персоной.
К зданию консульства подъехал длинный черный «Мерседес», сквозь опущенное стекло машины было видно лицо сидящего за рулем. Это был пожилой мужчина, его довольно крупная голова с широким лбом была совершенно лысой, если не считать тонкой полоски седых волос на затылке.
– Про этого типа нашим спецслужбам также кое-что известно, – продолжал консул. – Рудольф Вернер Майшбергер, уроженец Данцига, служил в войсках SS под самый конец войны, принимал участие в карательных операциях. Эсэсовцы тогда свирепствовали еще больше, чем в начале войны, так что у этого респектабельного господина на самом деле руки по локоть в крови...
– Сколько же ему сейчас лет? – удивилась Наташа Павлова.
– Семьдесят с чем-то, точно не знаю, – отвечал консул. – Он для своих лет ничего, бодренький. Попадись он тогда, в сорок пятом, в руки нашей СМЕРШ, они бы его без особых разговоров к стенке поставили. Но Майшбергер, не будь дурак, перебрался в зону союзников. Когда образовалась ФРГ, получил ее гражданство, усиленно занимался бизнесом, быстро разбогател. Теперь вот вернулся в родной город. Преспокойно ходит по тем самым улицам, где он когда-то на людей облавы устраивал. Выкупил один завод, обещает наладить производство. Инвестиции в польскую экономику, как ни крути. Такого попробуй, тронь!
– Я вижу, Фриц Зельге его большой друг, – заметил адмирал Микляев. – Вон, смотрите!
Действительно, Фриц подошел к черному «Мерседесу», открыл заднюю дверцу, и его собака послушно запрыгнула туда. Сам Фриц уселся на переднее сиденье справа от водителя, захлопнул дверцу. «Мерседес» рывком тронулся с места и вскоре скрылся из глаз. Группа неонацистов около здания консульства тоже вдруг успокоилась, перестала орать нацистские лозунги и отправилась куда-то по улице.
– Отправились обедать господа немцы, – прокомментировал российский консул. – Пунктуальный народ! На сегодня политические акции закончены.
Консул устало кивнул, отошел от окна.
– Ну что ж, теперь, когда этот шабаш закончился, мы можем спокойно обсудить наши дела, – сказал он, усаживаясь за свой рабочий стол и жестом приглашая сесть своих гостей. – Как относятся в Польше к русским, вы видели. Так что происшедшему с вашим офицером, старшим лейтенантом Павловым, вы особенно не удивляйтесь.
– Мы и не удивляемся, – спокойно отозвался адмирал Микляев.
– Вот и славно, – консул кивнул. – Итак, как я понял, вы прибыли сюда для того, чтобы опознать найденное в порту обезображенное тело, которое польская сторона объявила как тело исчезнувшего накануне Сергея Павлова?
– Именно так, – подтвердил адмирал Микляев. – Кстати сказать, как польская сторона объясняет отказ выдать или даже показать это тело сослуживцам Павлова? Я ведь так понимаю, это нарушение мирового права, существующих на этот счет норм...
– Да, это нарушение, – грустно отозвался консул. – Действительно, обычно так не делается, только полякам на это наплевать. Они или никак вообще не объясняют свои действия, или говорят, что телу лучше пока полежать в местном морге. Мол, на учениях судно же не будет плавать с цинковым гробом на борту!
– Да уж, – адмирал Микляев хмуро кивнул. – Эти ваши коллеги-дипломаты всегда найдут, как вывернуть наизнанку даже самую простую и очевидную ситуацию.
– Этому нас всех долго и тщательно учат, – с усмешкой отозвался консул. – Впрочем, мы здесь тоже не дураки. И пока вы к нам летели, мы добились разрешения для Натальи Павловой на опознание
