Я улыбнулась. Я была уверена, что Милт все это придумал.
– Вы имеете в виду, молодой человек, когда он выбил четыре на пятой? – поправил мой отец.
Моя улыбка начала гаснуть. Дело принимало серьезный оборот. Раз Милт читал о бейсболе, то это наверняка была бейсбольная энциклопедия, в которой он со своей феноменальной памятью запомнил каждое слово.
– Нет, – покачал головой Милт. – Он сначала выбил только одно на пятой, что привело к ошибке Францетти.
– Ах, да, – сказал отец, немного подумав. – Вы правы, я вспомнил этот матч.
Моя улыбка окончательно погасла. Тут в дверях кухни появилась моя мать с открытой коробкой в руках.
– Мак! Иди скорее сюда! Ты только понюхай, как потрясающе пахнет этот пирог. Я думаю, Милт добавил в него бренди, как делала твоя мама, представляешь?
– Сейчас, детка, я приду. Я только хочу показать Милту свои футбольные награды.
Милт был доволен, а у меня явно намечались неприятности. Я ушла на кухню готовить десерт, проклиная Милта в душе.
Мой план провалился с треском. К тому времени, как мы с Милтом уезжали в воскресенье утром в университет, мой отец объявил, что «Милт чертовски умный парень, хоть и не занимается спортом». А мать решала, в какой цвет лучше одеть подружек невесты, в фиолетовый или розовый?
Моя дальнейшая жизнь превратилась в кошмар.
Я уверяла всех, что Милт больше никогда не появится в Ларксдейле, но это не удерживало моих родителей от вопросов о нем каждую неделю. Тем не менее я по-дружески распрощалась с Милтом после окончания учебы и проводила его в аэропорт, где очень солидная нью-йоркская фирма забронировала ему место в салоне первого класса. Я даже расцеловалась с ним на прощание. Это оказалось не так ужасно, как я думала. Я бы даже сказала, что это оказалось на удивление приятно.
Милт работал в Манхэттене в очень престижной юридической фирме. В те дни туда практически было невозможно попасть сразу после университета, даже если ваш отец был одним из старших партнеров в ней. Отец Милтона, естественно, им не был.
Странно, но на расстоянии Милтон стал мне дороже, чем когда он был со мной рядом, наверное, потому, что у нас было много общих чудесных воспоминаний. Надо сказать, что в письмах он раскрылся мне с неожиданной стороны. Милтон Грин писал потрясающие письма.
Единственное, что мне не нравилось в его письмах, так это упоминание о его семимильных шагах к головокружительной карьере.
От Милтона спустя два года после окончания юридической школы:
«Поздравь меня! Я – младший партнер!»
От Милтона спустя два года:
«Не думай, что сошел с ума, но я собираюсь получить степень магистра в бизнесе. Если будешь в Филадельфии следующей осенью, обязательно найди меня!»
В каждом письме он напоминал мне, что я должна его обязательно навестить, если мне вдруг посчастливится оказаться от него в радиусе, скажем, двух тысяч миль.
От Милтона еще спустя два года:
«Догадайся, кому поручили прощальную речь на выпуске?»
От Милтона неделю спустя:
«Угадай, кого только что пригласили на работу к «Маккинси и Ко?»
Консалтинговая фирма «Маккинси и К°» в Далласе имела годовой оборот примерно в 100 миллионов долларов. Для того чтобы устроиться в ней сразу после выпуска, нужно было или создать какую-нибудь процветающую компанию, скажем, на Луне, или победить в каком-нибудь межпланетном конкурсе, или совершить еще какие-нибудь феноменальные подвиги. Так что Милтон Грин спустя всего шесть лет после окончания нашей юридической школы стал считаться обладателем одной из самых светлых голов, работающих в крупной всемирной консалтинговой группе.
В то время как я успешно вскарабкалась от должности помощника поверенного до должности юридического советника в инвестиционном женском клубе, членом которого была моя мать.
Милтон был бы самым подходящим человеком для дела, которое затеяли женщины. Он как-то написал мне, что хотел бы иметь собственную компанию. Но у меня были большие сомнения по поводу того, стоит ли мне обращаться к нему.
Если честно, я ему очень завидовала. А еще меня смущала наша дружба. Годами я смотрела на студенческую фотокарточку Милта. Я думала, что это меня удержит от идеализации его образа в его отсутствие. Но, по правде говоря, чем дольше я смотрела на эту фотокарточку, тем больше она мне нравилась.
Кстати, она изрядно истрепалась за эти годы.
Прежде всего мне надо было убедиться, что я не выбрала кандидата, исходя только из личных причин. Моя память была не того уровня, как у Милта, но я на нее не жаловалась, так что прекрасно помнила о его степенях, его достижениях в работе и в личной жизни. Я пыталась припомнить о нем что-нибудь плохое, но это мне не удалось. За исключением того, что его привязанность ко мне была явно признаком легкого умственного расстройства.
Моя голова выдала мне конечный результат моего внутреннего расследования примерно за десять секунд, но сердцу для его подтверждения потребовалось немного больше. Я надела куртку и варежки и вышла прогуляться. Через полчаса у меня замерз нос. Поэтому я зашла в кафе и с чистой совестью выпила кофе с большим куском торта.
