Мастер Вэйтэк с изумлением разглядывал Трилистник на ладони сына, крутя ее то влево, то вправо. Затем шумно выдохнул.
– Поздравляю. Хорошего в этом мало, – вынес он свой вердикт.
– Это еще почему? – удивился Конэ-Эль.
– А потому…
Мастер Вэйтэк подошел к открытому окну, глянул на улицу. В задумчивости постоял несколько минут, затем закрыл окно и обернулся к сыну.
– Садись, я все тебе расскажу.
Конэ-Эль присел на край кровати и приготовился слушать.
– Трилистник проявляется только в том случае, когда необходимо найти священный меч Конхен.
– Вот это да! – воскликнул эльф.
– Погоди радоваться, – одернул его отец. – В этом нет ничего хорошего, я ведь уже сказал. Конхен пробуждается во времена смуты, в тяжелые времена. И те двое, кому суждено его найти, обречены на тяжелую участь.
– Двое?
– Да, двое. Так, что теперь тебе нужно будет искать второго Избранного.
– Зачем?
– Так сказано в легенде, что двое Избранных, дети двух Миров, встретятся. У каждого на ладони один и тот же символ – Трилистник. Контуры на ладонях необходимо совместить. Тогда появится Дарующий, который укажет место, в котором спрятан Конхен.
Конэ-Эль слушал отца с широко раскрытыми глазами.
– Отец, а зачем все это? И что значит «дети двух Миров»?
– Если бы я знал ответы на эти вопросы… Все, что мне известно, я тебе сказал.
Конэ-Эль задумался и почесал в затылке.
– Вот задача… Что ж мне делать-то? А?
– Пока не знаю. Я сам огорошен этой новостью. Мне необходимо подумать, посоветоваться.
– Отец, у меня к тебе есть еще одно дело. – нерешительно начал Конэ-Эль.
– Что еще? – напряженно спросил мастер Вэйтэк.
– Понимаешь, волчица… У нее…
В это время в дверь громко постучали:
– Мастер Вэйтэк! Мастер Вэйтэк! Вы дома?!!
– В чем дело? – недовольно буркнул отец Конэ-Эля и пошел открывать дверь.
На пороге стоял запыхавшийся подмастерье. Держась рукой за косяк двери, он учащенно дышал.
– Простите, мастер Вэйтэк, но вам необходимо срочно прийти в мастерские. С последним выплавленным Зеркалом что-то не то.
– Что значит «не то»? – нахмурился мастер Вэйтэк.
– Вам самому это нужно увидеть. Идемте, – умоляющим голосом произнес подмастерье.
– Прости, сынок, договорим позже, – сказал мастер Зеркал сыну.
– Хорошо, отец, ~ согласился Конэ-Эль.
Голова у него шла кругом. То, что он услышал от отца, не на шутку насторожило и даже где-то напугало. Много непонятного. Во-первых: второй Мир. Что это значит? Во-вторых: какие такие тяжелые времена? И почему он обречен? Размышляя, эльф направился в свою комнату. Волчица тут же приподняла морду, когда он вошел. Конэ-Эль сел рядом с ней на пол и погладил по голове.
– Девочка моя, девочка, – только и сказал он.
У Евы сжалось сердце. Столько грусти и безысходности звучало в этих словах. Но Еве понравилось, как эльф назвал ее «моя девочка». Волчица положила морду Конэ-Элю на руку и заглянула в глаза. Эльф удивился своим словам, сказанным спонтанно. Но ему и в самом деле хотелось считать волчицу своей. Зверь, а поди же ты, какие у нее глаза! Глубокие, умные, все понимающие и всепрощающие. Такие родные и теплые. В порыве Конэ-Эль обнял волчицу за шею и поцеловал в морду.
«Ох, ничего себе! – изумилась Ева. – Знакомы только полдня, а он уже целуется».
– Все будет хорошо, моя девочка, все будет хорошо… – сказал Конэ-Эль то ли волчице, то ли себе.
За окном смеркалось. Эльф сидел на полу возле волчицы и смотрел, как вечерние тени заполняют собой комнату. Ему захотелось запеть. Для себя, для волчицы.
Его голос звучал в полумраке вечера, как свирель пастушка на заливных лугах, так нежно и чарующе, что Ева боялась пошевелиться, чтоб не оборвать это пение. Ничего подобного она раньше не слышала. Да и никто раньше не пел для нее. Сильное желание сбросить личину волка и стать человеком, чтоб обнять Конэ-Эля, поцеловать, накатило на Еву
