условиях представлялся идеальной кандидатурой — личный приятель Виноградова, к тому же натаскан на экстремальные ситуации. Он-то уж точно не растеряется, если надо будет нажать на спусковой крючок.
— Надо же… я и не знал, что ты тоже с нами.
— И я про тебя не знал, — согласился Головин.
— Наверное, так даже лучше! Им виднее… — почесал переносицу Владимир Александрович.
В голосе его прозвучало плохо скрываемое сомнение. Конечно, конспирация — великая вещь, и в этом отношении Генерал не имел себе равных, но Виноградов не мог не замечать, что их замкнутая на узкий круг профессионалов организация буквально на глазах превращалась в некое подобие масонской ложи.
Работа в глубоком подполье здорово деформирует психику — постепенно даже к собственному народу начинаешь относиться, как к населению враждебного государства. Высокие, благородные цели все меньше оправдывают выбранные для их достижения средства — и незаметно вытесняются сугубо профессиональными тактическими задачами.
— Ага, вот мы и на трассе! — В отличие от Владимира Александровича, Головин не любил и не мог долго думать об отвлеченных материях. Ему постоянно требовалось действие и смена обстановки. — Скоро приедем…
Действительно, судя по огромным светящимся указателям у замысловатой транспортной развязки, до столицы оставалось около двух часов езды.
А, может быть, и того меньше. По обе стороны ярко освещенной магистрали мелькали бесчисленные ряды фонарей и дорожные знаки. Леса как-то внезапно кончились, и на некотором удалении от автострады можно было угадывать очертания спящих населенных пунктов.
Несмотря на позднее время, по встречным, отделенным бетонными ограждениями полосам то и дело пробегали на юго-запад грузовики и легковые автомобили. Те же, кто двигался в попутном направлении, в большинстве своем очень скоро отставали от несущегося, по трассе рефрижератора с российскими номерами. Конечно, изредка и их самих кто-нибудь догонял и перегонял… Что же, вполне нормальное явление для распластанных по земле спортивных «поршей» и сверхмощных «мерседесов».
Ведь ограничения скорости, если они и встречались, предписывали всего-навсего не превышать отметки в сто двадцать километров в час.
Дорога была отличная, водитель действительно классный — и тем непонятнее была неожиданная остановка рефрижератора прямо на мосту через не очень широкую, но весьма полноводную реку.
— Ты чего это? — поинтересовался на правах старого знакомого Головин. Вместе с майором он напряженно осматривал окрестности в поисках незамеченной опасности. Не выпуская, впрочем, из поля зрения и самого сидящего за рулем человека.
Водитель, не тратя времени на дискуссию, включил «аварийку» и обернулся:
— Давай! Надо выбросить. — Он уже достал из-под брошенной рядом с сиденьем куртки снабженный глушителем пистолет и теперь протянул ладонь капитану.
Тот кивнул и отдал пригретый под боком автомат итальянского производства.
Очевидно, это соответствовало полученным им ранее инструкциям.
— А это — тоже? — Головин показал надешевенький, с перемотанными изолентой наушниками плейер.
Молчаливый «шофер» отрицательно покачал головой, дождался, когда на всем видимом протяжении трассы не будет ни одного автомобиля, и пружинисто спрыгнул на асфальт. Подойдя к перилам моста, он примерился и с размаху зашвырнул оружие на самую середину реки. Правильно! Так и не понадобившиеся стволы теперь становились опасны в первую очередь для самих путников.
— Что это? — спросил у приятеля Виноградов, показывая глазами на плейер.
— «Крикун». Слыхал?
— Знаю. — Штуковина, замаскированная под отслужившую свой век безделушку, представляла собой специфическую разновидность радиомаяка. В случае опасности устройство выдавало в эфир сверхкороткий, но очень мощный импульс — сигнал опасности, способный преодолеть практически любые естественные и искусственные радиопомехи — говорят, вплоть до полярного сияния. Главное — успеть нажать на заветную кнопочку как раз в тот критический момент, когда справиться своими силами уже нельзя, но еще очень хочется сообщить об этом, кому следует.
Головин опять дисциплинированно переложил «крикуна» куда-то поближе к себе — и как раз в тот момент, когда водитель забрался в кабину.
— Все в порядке?
Человек за рулем пожал плечами, выключил аварийную сигнализацию, тронулся с места и, стремительно набирая скорость, двинул машину дальше по трассе.
Опять справа и слева от дороги замелькали полосатые столбики ограждения. Свет фонарей отсекал скуповато отмеренное автомобилям пространство от сонного мира молочных заводов, коровников и коттеджей.
— Приедем на место — сожру чего-нибудь. Мясного… — мечтательно сообщил Головин.
— Неплохо бы! — согласился Владимир Александрович. Выпитый в лесу кофе давно уже покинул желудок, оставив после себя только приятные воспоминания.
Проскочили очередную бензоколонку с неизменным буфетиком за стеклянной витриной, но никому из спутников даже в голову не пришло остановиться — судя по указателям, разогнавшийся рефрижератор скоро достигнет чисто выметенных пригородов одной из красивейших столиц Скандинавии.
— Красиво идет! — Виноградов загляделся на плоский, похожий на мыльницу автомобиль с тонированными стеклами и антенной на крыше. Без труда поравнявшись с российским «дальнобойщиком», скоростная машина какое-то время шла в соседнем ряду, а потом, издевательски полыхнув фарами, ушла вперед.
— Пижон…
— Дорогая штучка. Даже здесь не каждому по карману.
— Ну номера-то, кажется, немецкие… Нет? — покосился Виноградов на сидящего за рулем коллегу.
Тот кивнул, с тихой завистью профессионального автомобилиста наблюдая за стремительно удаляющимся чудом техники. Вскоре красные точки габаритных огней великолепной машины исчезли за поворотом трассы.
Еще некоторое время ехали молча.
— Во, гляди!
— Попа-ался… — высунул мятую физиономию из-за шторки капитан Головин. — А что? Правильно! За удовольствие надо платить.
— Ой, Вадик, ему этот штраф — как тебе высморкаться, — махнул рукой Владимир Александрович. — Выпишет чек…
— Ничего, богатые, как говорится, тоже плачут!
— Могут прав лишить, если пьяный. — Водитель со знанием дела оценил обстановку. — А то и посадят!
Они уже почти поравнялись с тем местом, где совершил вынужденную остановку пижон на «мыльнице».
Картинка получалась вполне очевидная. У бетонного столбика по-хозяйски расположился то ли черный, то ли темно-синий «фольксваген» — казенного вида, но без опознавательных знаков.
Рядом стоял мужчина в комбинезоне — в ритмичных отблесках укрепленной на крыше автомобиля «мигалки» его фигура с длинноносым полицейским радаром казалась' загадочным персонажем из какого- нибудь мультипликационного сериала про пришельцев. Напарник в штатском, но с портативной рацией на кожаном ремешке, наклонился над водительской дверью прижатого к обочине лихого автотуриста из Германии.
В момент, когда рефрижератор уже почти поравнялся с «фольксвагеном», из-за могучей спины того, кто держал прибор, высунулся третий полицейский. Дав короткую отмашку светя щимся жезлом, он потребовал остановить и их грузовик.
— Коз-злищ-щи! — в этом коротеньком слове-шипении сконцентрировалась почти вековая и интернациональная неприязнь человека за рулем к стражам порядка.
— Но мы же вроде не нарушали?
