Через двадцать минут умеренно-быстрой езды по пустым перекресткам и набережным, Владимир Александрович опять выбирался на тротуар:
— Спасибо! Очень выручили.
— Не за что. — «Аспирант» убрал деньги куда-то за пазуху, выжал сцепление и на второй скорости отправился дальше зарабатывать на жизнь себе и детям.
Огромная дверь милицейского Главка подалась не сразу — она и раньше казалась Виноградову неприлично тяжелой, а сейчас вообще не хотела открываться.
Пришлось рассердиться и, не взирая на боль от недавних ударов, с силой выдернуть ее на себя:
— Доброе утро! Адвокат Виноградов. Мне звонили.
Сероватый — по причине усталости и скудного освещения — сержант взял в руки удостоверение с фотографией Владимира Александровича.
— Да, пропуск выписан. Сейчас проводим.
— Я, собственно, здесь неплохо ориентируюсь.
— Не положено… Это быстро!
И вскоре его действительно уже вели по бесконечно-пустынному коридору.
Когда Виноградов возник на пороге, дверные петли негромко скрипнули.
— Что случилось?
По тому, как испуганно дернулся на звук со своего места задержанный, стало ясно: с ним уже успели психологически поработать. Хорошо, если только так…
— Здравствуй, Денис!
— Здравствуйте, Владимир Александрович.
Оперуполномоченный уголовного розыска младший лейтенант милиции Нечаев сидел на стуле посреди кабинета. Первое, что бросилось в глаза, — это высокие ботинки без шнурков. На запястьях — потертые наручники старого образца, оторванная пуговица на вороте рубашки, обмякшие плечи… Вдоль щеки, от уха до подбородка, грязно-розовой полосой вытянулся кровоподтек.
— Это что такое?
— При задержании! — ухмыльнулся из-за стола похожий на мультипликационную крысу инспектор из Службы внутренней безопасности ГУВД. Виноградов помнил его по шумной истории о поборах с проституток в международном кемпинге «Светино» — тогда пришлось поспешно расформировывать целое милицейское подразделение. Кого-то уволили, кого-то отправили на пенсию… Этот устроился значительно лучше остальных.
— Денис?
Нечаев отрицательно помотал головой из стороны в сторону и хотел было что-то сказать, но его опередил чей-то требовательный голос:
— Вы и есть его адвокат?
— Да, — обернулся Владимир Александрович.
Молодой человек в измятой за ночь форме с прокурорскими серебряными погонами тяжело вздохнул и потер глаза:
— И ордер имеется?
— Конечно! — С этой стороны у Виноградова все было обставлено безупречно.
— Позвольте полюбопытствовать?
— Пожалуйста.
Сначала «крысенок» наблюдал за диалогом со стороны — и в глазах его читалась смесь болезненного самолюбия и черной безадресной зависти. Потом не выдержал — встал, подошел к прокурору, взял у него адвокатский ордер, зачем-то посмотрел на просвет и брезгливо вернул обратно:
— Ну-ну!
— Что случилось? — повторил вопрос Виноградов, когда с формальностями было покончено.
— Владимир Александрович, я…
— Подожди-ка, Денис! — на полуслове оборвал он подзащитного. — Сначала хотелось бы этих господ послушать.
Не спрашивая разрешения, Виноградов снял куртку и положил ее прямо на свободный стол. Уселся, щелкнул замками дипломата:
— В чем подозревают моего клиента?
— Видите ли, этот молодой человек попал в очень неприятную историю…
А теперь с той перенасыщенной событиями ночи прошло уже больше двух суток. Установленный законом срок задержания гражданина Нечаева по подозрению в совершении преступления в порядке сто двадцать второй статьи Уголовно-процессуального кодекса неумолимо подходил к концу.
— По-прежнему один сидишь? — нарушил молчание Владимир Александрович, наблюдая, как Денис автоматически забирает с шелестящей фольги последнюю дольку шоколада.
— Один.
— Больше не трогают? — Виноградов показал глазами на почти незаметную уже полосу на щеке собеседника.
— Нет. Вообще только раз за все время и вызвали,
— Прокурор?
— Нет. Оперативники.
— Яс-сно. — Владимир Александрович поймал себя на мысли, что просто оттягивает время, не решаясь перейти к главному.
— Они меня все-таки арестуют?
— Не исключено. Если предъявят обвинение…
— Но ведь это же — липа! Полная. Разве так можно?
Виноградов хотел было сказать, что при нашей правоохранительной системе еще и не так можно, но прикусил язык — сейчас следовало обойтись с пареньком помягче.
— Нельзя. Но — сплошь и рядом!
Собеседник по-детски хлюпнул носом:
— Зачем они так, а?
— Значит, кому-то надо!
Провокация — штука древняя и в умелых руках бьет без промаха. Раньше, чтобы посадить человека, особо не церемонились: кому-то анаши в карман засунут, кому-то пару патронов при обыске положат за холодильник… Случайная потасовка на улице с «пьяной» компанией, разорванная блузка несовершеннолетней соседки по купе — да мало ли способов!
Теперь работают тоньше, особенно, когда надо убрать с дороги милицейского оперативника. Впрочем, судя по истории с Нечаевым, все новое — лишь хорошо забытое старое.
— Владимир Александрович, ведь ни какой же суд не…
— Конечно!
Меньше всего сейчас Виноградову хотелось углубляться в детали шитой белыми нитками провокации, которая привела его подзащитного в камеру. Какая разница, что за статья Уголовного кодекса будет значиться в обвинении? Аргументы, доказывающие абсолютную невиновность Дениса, лежали на поверхности и уже тысячу раз приводились Виноградовым письменно и устно во всех инстанциях.
— Ты этого не делал?
— Нет!
— Вот именно… Может, оно еще до суда развалится.
— С-свол-лочи!
— Прокуратура, блин… Сами сажают, сами же и за соблюдением законности следят. Так что месяцев десять-одиннадцать они тебя в «Крестах» продержат запросто.
— Но зачем? — повторил Нечаев.
— В том-то и дело! — Виноградов припомнил плакатно-суровое выражение лица помощника прокурора при их последней встрече. Почти два часа — обтекаемые формулировки, ни к чему не обязывающие рассуждения, пока, наконец, череда намеков и недомолвок не оформилась в определенное деловое предложение, которое следовало довести до сведения клиента.
