известно о вторжении де Бриенна в Апулию…
Под недовольное сопение Сен-Жермена Робер осекся, и Григ продолжил читать:
«Фридрих принял нас тепло, разрешил поставить походные палатки неподалеку от своего шатра и пригласил на трапезу, от которой кади, сославшись на усталость после долгого пути, благоразумно отказался.
Тут случилось первое событие, о котором стоит упомянуть. Еще две недели назад гонцы, отправленные ко всем имамам палестинских земель, передали распоряжение из Каира, дабы муллы не проводили молебны на пути следования франков и не позволяли муэдзинам ничего провозглашать с минаретов. Однако, то ли по извечной нерадивости мелких духовных служителей, то ли из фанатичного религиозного пыла, многие муэдзины, не обращая внимания на многолюдный лагерь неверных, громогласно призывали правоверных к вечернему намазу. Мало того, один из муэдзинов проявил полное неповиновение, провозглашая на все окрестности отрывки из Корана, которые направлены против основ христианской ложной веры. Помимо прочего он провозгласил: „Возможно ли, чтобы сын Аллаха, Иса, был сыном простой женщины, Мариам?”»
Шатер Фридриха располагался невдалеке от этого минарета, поэтому он слышал, как кади укоряет муэдзина и запрещает ему продолжать свои выкрики. Наутро император спросил: „Что случилось с человеком, который кричал на минарете?” Кади, не желая показывать императору навозную яму, куда был посажен ослушник, ответил, что он испугался того, что его христианский гость будет разгневан, и скрылся. „Ты неправ, – ответил Фридрих, – почему ты считаешь, что можно ради того, чтобы мне угодить, оставить свой долг, свой закон и свою религию?”
После этой речи кади в беседе со мной высказал мысль, что правитель франков – не настоящий христианин.
На следующее утро мы продолжили путь и к вечеру уже находились у стен Аль-Кудса. В присутствии франкской знати и представителей города кади передал императору символические ключи. После чего Фридрих, под вопли обрадованных богомольцев, торжественно въехал в распахнутые ворота.
На этом наша миссия была выполнена, но император, живо интересующийся миром ислама, попросил кади на следующий день познакомить его с городом.
Не обращая внимания ни на христианские святыни, ни на древние языческие и иудейские развалины, Фридрих более всего хотел услышать, как мусульман призывают к молитве. Кади сопроводил его к мечети Омара, и тот был глубоко очарован ее видом. Он пожелал собственными глазами увидеть, как имам проводит службу, и кади, по своему обыкновению порывшись в памяти, изыскал в Коране несколько строк, которые оправдывали присутствие неверного на богослужении.
Когда император находился внутри, случилось еще одно знаменательное событие, о котором тебе непременно нужно знать, о визирь! В мечети к нему попытался подойти христианский священник с их священной книгой – Евангелием в руках. Фридрих вспомнил о договоре, который запрещал наносить любые оскорбления мусульманам в мечетях или ущемлять их религиозные права. Он разозлился на священника, прогнал его и пригрозил, что накажет любого христианина, который попробует войти в мечеть без особого дозволения. «Мы все слуги и рабы султана, – сказал он, – султан по доброй воле возвратил нам наши церкви, и мы не должны оскорбить его доброту!»
Весь день до вечера его приближенные репетировали церемонию коронации и ожидали, когда в Аль-Кудс прибудет главный священник из Акко, который, по назарейским поверьям, сможет освятить церемонию возложения короны на императорское чело, сделав ее законной в глазах их римского первосвященника.
Однако патриарх из Акры, все не появлялся. Тогда Фридрих приказал разбить замки в храме, который они называют усыпальницей пророка Исы, дождался, когда один из его военачальников положит на алтарь золотую корону, забежал внутрь, сам возложил ее себе на голову и выскочил оттуда так быстро, словно это был не храм, а перетопленная баня.
Когда мы с кади уже собрались покидать Аль-Кудс, ибо наша печальная обязанность была исполнена, и прощались с Фридрихом, из Трансиордании прискакал назарейский лазутчик, который немедленно был проведен к императору. Выслушав его, Фридрих призвал к себе нескольких военачальников, среди которых, однако, не было госпитальеров и тамплиеров, и начал им отдавать какие-то срочные распоряжения. Вскоре в сторону Газы, где сосредоточились всадники аль- Камила, помчался гонец. К счастью, толмач, которому Фридрих диктовал письмо, оказался столь жаден до золота, что пренебрег своим долгом и сообщил, что император во исполнение заключенного договора просит у султана помощи, дабы перехватить двигающийся из Багдада на Иерусалим рыцарский отряд. Ибо если посланники сии достигнут Святого Града, то и Фридриху, и султану более не видать Святой Земли, а воцарятся здесь дикие монголы[17]».
Мастер Григ остановился, и над прогалиной повисло долгое гнетущее молчание.
– Фридрих в Иерусалиме, – первым заговорил Сен-Жермен, – и нам навстречу движется отряд.
– Как они узнали о нас? – задал вопрос Робер.
– Предатели, кругом одни предатели, готовые сдать нас кому угодно за полденье со всеми потрохами, – ответил приор. – Я не имею ни малейших сомнений в том, что половина служек патриаршего квартала наперегонки доносят о каждом произнесенном там слове доверенным лицам императора.
– Слушай, уважаемый мастер Григ, – поинтересовался Робер, которого больше беспокоила практическая сторона вопроса, – а там дальше в письме этот предатель и соглядатай ничего не говорит о численности и боевом составе войска Фридриха?
– Не более того, что я уже огласил, – пробежав глазами пергамент, ответил мастер Григ.
– Сотни полторы или две отборных германцев, остальные – сержанты и прислуга, коих бессчетная толпа, – стал, нахмурив рыжие брови, прикидывать достославный рыцарь. – Ну, это для штафирки-неверного она бессчетная, для него и сотен пять пизанцев, чьи пики виднеются из-за ближайшего холма, уже показались бы стотысячным войском. На самом деле, если не брать безоружных богомольцев, там две, от силы три тысячи пехоты. Больше у Фридриха просто нет. Все свои силы он против нас не бросит, не больше трети. В быстром рейде рыцарям копейщики – только обуза. Значит, где-то за Амманом мы встретим пару сотен германцев, в худшем случае тевтонцев. Так о чем вообще разговор?
– Мы не можем рисковать, ввязываясь в кровопролитный бой так далеко от Иерусалима, – перебил его приор. – К тому же Фридрих послал за подкреплением к султану.
– Но ведь это означает, мессир, что путь вперед для нас закрыт! – не сдержавшись, воскликнул Жак.
– Не будь с нами Толуя с его обозом, – кивнул в ответ Сен-Жермен, – я бы, ни на миг не задумываясь, вышел навстречу врагу. Но ставки в этой игре выше не только наших жизней, но и нашей рыцарской чести. Переводи, – обратился он к киликийцу. – Хан Толуй должен знать обо всем, чтобы принять взвешенное решение.
– Давай-ка лучше я, – предложил Робер, который за время совместного путешествия уже успел неплохо освоить нелегкую для франка монгольскую речь. – По военным делам я с ханом и нойоном побыстрее объяснюсь, пожалуй…
– Я думаю, – продолжил приор, – что мы должны развернуться и двинуться по Пути царей. Не доходя до развалин крепости Керак, мы свернем в одно из ущелий, что спускаются к Мертвому морю. Пока отряд императора будет ждать нас в Аммане, мы пройдем вдоль побережья,
