Вскоре явились и Дима с Асей. Выслушав положенные благодарности, Лариса заторопилась домой и только попросила Диму зайти к ней на пять минут – у нее вроде дверца от шкафа собралась отлететь.
И был дан горнолыжнику и альпинисту жесточайший разгон. Припертый к стенке, Дима отбивался тем аргументом, что хоть и напозволял себе лишнего, но о последствиях слышит впервые.
За неимением времени на перебранку, Лариса ему поверила. Пора уж было искать выход из положения. Ведь Асе, в ее теперешнем состоянии, знать про мужнины подвиги не следовало. Она ждала второго малыша, хотя и Дениску-то родила, невзирая на запреты эскулапов.
Но мирились они свирепо.
ДИМА. Да люблю же я Аську, сама видишь! Но у нее одна хворь за другой, а я? Мне эти женские хворости уже поперек горла стоят. Постоянно ей врач все запрещает, я теперь – особенно! А я что, каменный? У меня тоже какие-то потребности имеются, и…
ЛАРИСА. Дать бы тебе по твоим потребностям!
ДИМА. Ты, что ли, в монастыре живешь? Я с тобой откровенно говорю, ты же свой парень, а ты?…
ЛАРИСА. Свой парень? Опять – старые боевые кони?
ДИМА. Какие кони? А-а! Ну, вроде того… Уж ты-то должна понять!
ЛАРИСА. Попытаюсь. Ладно… Будут вам боевые кони…
Разобравшись кое-как с этической стороной дела, они перешли к практической: как не допустить Димину случайную подругу до законной и реальной жены.
Вот и закрутилось все, и не повернуть назад. Вот и Дима удрал домой, и в окнах напротив свет погас, а Лариса все сидит и размышляет.
Два раза в течение дня боевым конем обозвали! И оба раза за то, что блудливым мужикам выкрутиться помогла! Ну, есть ли после этого справедливость на свете?
И принялась Лариса со всей жестокостью по отношению к себе, дуре бестолковой, вспоминать, как впервые встретила подлеца Кологрива, как он ничтоже сумняшеся со своей Валентиной ее знакомил, как недавно пирожным в буфете угощал, а она и растаяла, дуреха несуразная… И как она, еще в бытность его скромным выпускающим в многотиражке, грешки его мелкие покрывала, а сама ведь занимала там куда более важный пост – корреспондентский. И как помчалась вслед за ним в городскую газету – хоть уборщицей, хоть машинисткой! Вот и оказалась в итоге корректором… Ведь не переиграть, ведь не вернуть бездарно растраченного времени, вот что обидно. И вечера сегодняшнего обидного не переиграть.
И как же это так все получилось? Лариса посмотрела в оконное стекло прямо перед собой. По ночному времени оно не хуже зеркала отразило ее лицо. И стало даже странно, что не конскую морду…
И было тут Ларисе потустороннее видение.
Она явственно услышала голос, вещавший:
– Женщина! Как ты дошла до жизни такой?
Конечно, если во взбудораженном состоянии досидеть до четырех утра в гулком одиночестве, еще и не то услышишь. Но ведь сегодня с Ларисой уже произошло одно чудо, почему бы не быть другому? Или не было мистического шиповника?
Лариса принесла из прихожей сумку, пошарила в ней – и действительно вытащила ожерелье. Растянула на пальцах – не слишком длинное. Примерить? А почему бы и нет? И, глядя в оконное стекло, надела Лариса подарок судьбы, и легли прохладные плоды ей на грудь. И овеяла сердце приятная такая прохлада.
А внутри происходит что-то непонятное. Как будто возник клочок пустого пространства и начал расти, и обозначилось нечто пестрое, с золотыми и серебримыми проблесками… и с алым тоже… Все пристальнее вглядывается в себя Лариса, все отчетливее оно становится, и уже можно разглядеть наряд с черными, зелеными, белыми и красными ромбами.
Но оно, хоть и внутри, еще настолько далеко, что ни лица, ни фигуры разобрать нельзя, и только доносится куплет совершенно незнакомой песни:
Из чего можно заключить, что оно – женского рода, но с выводами лучше не спешить – а вдруг это и не оно вовсе поет?
Тем более, что странный головной убор обнаружился на нем – черная бархатная треуголка.
ОНО. Здорово ты себе все испортила, голубушка. Твой красавец Кологрив в тебе женщину в упор не видит.
ЛАРИСА. Сама виновата. Опустилась. Намажусь, оденусь, причешусь…
ОНО. И получишь дежурный комплимент. Или ты собираешься каждый день менять туалеты? Это на твою-то зарплату?
ЛАРИСА. А как же тогда быть?
ОНО. Давай думать. Раз он не оценил твою верность и стойкость, твое бескорыстие и готовность в любую минуту кинуться на выручку… Впрочем, и правильно сделал, что не оценил.
ЛАРИСА. То есть как?!?
ОНО. А это, милая, все – собачьи достоинства. Когда человек в них нуждается, он заводит собаку, с ней, кстати, и проще – знает свое место.
ЛАРИСА. Ну, спасибо… То конь, то собака…
ОНО. Сама виновата. Ты же первая забыла, а в результате и прочим позволила забыть, что ты – женщина. На юбку свою посмотри! А теперь повторяй за мной: я – женщина!
ЛАРИСА. Ну, я – женщина…
ОНО. Вяло. Еще раз.
ЛАРИСА. Женщина я.
ОНО. Вдохновения мало. Еще!
ЛАРИСА. Ну, баба я, баба я, баба!
ОНО. Так. И если меня не любили за мои достоинства, то полюбят за недостатки. Повторяй!
ЛАРИСА. То есть как?
ОНО. И если не замечают моих взглядов, я пущу в ход хитрость, увертливость и упрямство!
ЛАРИСА. Но каким же образом?
И тут буквально в двух словах наметило загадочное существо некий план и даже разбило его для доходчивости на ряд боевых операций. План был прост и забавен, хотя требовал некоторого риска, актерских данных и материальных затрат. Так что Лариса минут пять молчала в недоумении – и соблазнительна казалась ей эта затея, и нахальна, и вообще… А главное, в голове не укладывалось, как это она, человек уравновешенный, деловой и не склонный к авантюрам (если не считать совращения Соймонова), отважится на такие кошмарные деяния.
ОНО. Я понимаю. Ты еще не готова. Сегодняшних событий тебе мало. Ничего, не тороплю. Недолго осталось…
ЛАРИСА. Откуда ты знаешь?
ОНО. Твое самолюбие крепко задели. Еще два-три щелчка по больному месту – и порядок.
ЛАРИСА. И откуда же мне их ожидать?
ОНО. Отовсюду. Ты просто однажды очень отчетливо увидишь то, чего раньше замечать не желала… Ну, мне пора.
И тут только Лариса заметила, что странное существо достаточно к ней приблизилось, чтобы разглядеть его во всех подробностях. Костюм – чуть ли не шутовской, винегрет какой-то из разноцветных ромбов, но изящен и пикантен до крайности. Черный, сверкающий золотом и серебром корсаж падает на юбку дюжиной острых и длинных углов, и каждый такой хвост кончается красным шариком. Юбка из ромбов, широкая и довольно короткая, открывает ноги в белых чулках и красных башмачках. На цепочке, охватившей кисть руки, болтается веер. С уголков треуголки тоже свисают красные пушистые шарики. А на лице – бархатная маска, как будто это сиамская кошка нарядилась в женское платье…
ЛАРИСА. Коломбина?!
КОЛОМБИНА. Ха! Повелительница Коломбин! Но, говорю тебе, мне пора! Отдай душу Карнавалу, слышишь? Отдай душу Карнавалу!
Лариса уставилась на нее, не понимая этого странного призыва, а пестрый демон запел тихо-тихо, но
