– Вы будете смеяться, но я сейчас действительно именно это и думаю.
– Тогда сделаем вот что, – решила госпожа Акико. – Я внимательно прочитаю все стихи. Допустим, кто- то из наших дам хочет сохранить тайну и дает стихи переписать кому-то совсем постороннему. Может быть, своей служанке…
– Ни за что не поверю, что у служанки может быть такой почерк, – возразил Нарихира. – Даже если она выучится женскому письму, никакого изящества в почерке не будет.
– Не перебивайте меня! – возмутилась госпожа Акико. – Я допускаю, что стихи переписывает некая сказочно одаренная служанка. Проверим сперва все обычные возможности, а потом уж перейдем к необычным. Так вот, я попробую понять, кто из наших дам вообще мог сложить такие стихи, не думая при этом о почерке.
– Попробуйте. Я-то этого знать не могу, в вашем дворце я переписывался только с Гэн-но-тюро. И кое- что мне показывали…
Он замялся, не желая называть молодых придворных, которые хвастались любовными письмами.
– Подождите. Я должна читать очень внимательно, не отвлекайте меня, пожалуйста, – попросила госпожа Акико.
Фудзивара Нарихира довольно долго просидел перед церемониальным занавесом. Он в подробностях изучил узор на рукавах китайской накидки и платьев госпожи Акико, проскользнувших под край занавеса. Это были крупные ветки глициний на шелке цвета спелого винограда. Нарихира оценил вкус придворной даме и в подборе оттенков верхнего и нижних платьев – пурпурного, двух белых и трех бледно-лиловых. Потом он долго разглядывал собственный веер, думая, какой рисунок заказать мастеру. От этих мыслей его отвлекло созерцание циновки, на которой он сидел – великолепной, плотно сплетенной зеленой циновки с широкой узорной каймой, какие постилают только для самых знатных персон. А госпожа Акико все читала письма.
– Господин Нарихира! – вдруг позвала она. – Мне кажется, я поняла, в чем дело. Никакой придворной дамы, которая влюбилась в вашего друга, попросту нет! А пишет ему одна из служанок.
– Какая странная мысль! – воскликнул Нарихира. – Уж не хотите ли вы сказать, что служанка сочиняет такие прекрасные стихи?
– Нет, конечно! – и госпожа Акико негромко рассмеялась. – Я хочу сказать другое – это довольно начитанная служанка, что во дворце совершенно неудивительно. Она не сочиняет стихов – она довольно удачно применяет к случаю стихи одной замечательной дамы, которая умерла много лет назад. Во всяком случае, больше ста лет…
– И кто же эта выдающаяся поэтесса? – осведомился Нарихира.
– Оно-но Комати! – с торжеством объявила Акико. – Я не виню вас за то, что вы не узнали ее стихов. Теперь молодые люди хуже знают литературу, чем даже десять лет назад. Но вы оценили их по достоинству – и это тоже замечательно. Послушайте, какие великолепные строки!
И она прочитала:
– Все говорят, что очень долги ночи Порой осенней. Это лишь слова. Нам стоит встретиться – И сна не знают очи, И не заметим, как придет рассвет.
– Стихи действительно замечательные… – пробормотал Нарихира. – Как это я мог их не узнать!
– А прочитайте другие! – госпожа Акико подсунула под церемониальный занавес листок белой с легким узором бумаги, по которому стремительными ручейками неслись вниз причудливые строки:
– Предела нет моей любви и думам, И даже ночью я к тебе иду. Ведь на тропинках сна Меня не видят люди, Никто меня не станет укорять!
– Неудивительно, что юный Юкинари поддался этому очарованию, – сказала она, дав Фудзивара Нарихира время оценить стихи. – Ответьте мне лишь на один вопрос…
– Охотно отвечу.
– Была ли между ними… – госпожа Акико замялась, но все же спросила вполне открыто: – …любовная близость?..
– Я полагаю, что нет. И теперь никакой близости уже не будет, – твердо отвечал Нарихира. – Я еще допускаю случайную связь с женщиной низкого происхождения где-нибудь в дороге, на постоялом дворе… такова мужская натура… Но в государевом дворце, где столько родовитых красавиц? Это было бы уж вовсе нелепо!
– Жаль мне бедную девушку, – госпожа Акико вздохнула. – Она очень находчиво заморочила голову вашему другу. И некоторые стихи из тех, что вы принесли, мне незнакомы. Может ли такое быть, чтобы дворцовая служанка выучилась стихосложению?
– Вы слишком высокого мнения об этой служанке. Мало того, что почерк у нее превосходный, так она еще и стихи начала писать? – искренне удивился Нарихира. – Признайтесь, вы ведь немало лет провели во дворце, прежде чем ваш поэтический дар проявился полностью?
– Немало, – согласилась придворная дама, – и много значило то, здесь есть у кого поучиться. Я бывала в обществе замечательных поэтесс. Хотя, знаете ли, я поняла одну вещь – чтобы по-настоящему прославиться, нужно написать роман. Стихи помнят два-три дня, даже если сам государь удостоит их вниманием. А романы читают долго.
– Наши дамы только этим и занимаются, – согласился Нарихира. – Сами пишут, сами читают. Однако вернемся к служанке, хотя я и прошу прощения, что занимаю вас таким низменным предметом. Вы можете выяснить, кто эта девушка?
– Если вы поможете мне. Через кого ведется переписка? Кому ваш друг передает свои послания и от кого получает ответы?
– Ну, эта особа вне всяких подозрений! – рассмеялся Нарихира. – Не помню, как ее зовут, и не обременять же память такими именами… Ее привезли вместе с кошкой…
Тут Нарихира опять вспомнил странную историю с оборотнем.
– Девушка, которая смотрит за кошкой? – уточнила госпожа Акико.
– Ну да, она же передает и мои письма госпоже Гэн-но-тюро.
Фудзивара Нарихира понимал, что если не рассказать госпоже Акико про оборотня, она воспримет любовное приключение Юкинари как нечто крайне забавное, и не более того. А если рассказать – первым делом дойдет до госпожи Кокидэн, или, что еще хуже, до ее отца, господина министра. В конце концов, Нарихира и Юкинари выбрали из двух одинаковых зверьков госпожу кошку и привезли ее в Хэйан лишь на основании слов какого-то бродячего жирного бездельника. И хотя Нарихира собирался показать ее в столице какому-нибудь заклинателю с безупречной репутацией, да так и не собрался.
Сперва был день Крысы, когда все выезжали в луга собирать молодые травы и молиться о долголетии, а потом придворных ждал пир во дворце Дзидзюдэн. Почти сразу же за ним следовал пятый день первой луны – день повышения в ранге высших чиновников, что тоже влекло за собой пиры и увеселения. А седьмой день первой луны – и вовсе великое празднество Белых Коней, которых положено торжественно проводить мимо государя со всевозможными церемониями. Не успеет молодой придворный прийти в себя после этого события – его окружает толпа стариков, желающих, чтобы за них накануне одиннадцатого дня первой луны замолвили словечко. Старикам хочется получить во время Весеннего назначения хорошую должность в провинции, и они готовы лебезить даже перед самыми юными придворными дамами. И сколько же это вызывает смеха!
А когда и это развлечение само собой иссякает, то извольте готовиться к песенным шествиям, сперва мужскому, а потом и женскому… И при всем этом молодому человеку приходится находить время для занятий с наставником стрельбой из лука, потому что сразу после шествия – целых три дня состязаний.
Если же учесть, что нужно ежедневно менять наряды, заказывать новые, получать письма и отвечать на них – то сразу понятно, что господину Фудзивара Нарихира было вовсе не до оборотней.
Поэтому он промолчал.
– Мы поступим так, – сказала госпожа Акико. – Насколько я поняла, господин Юкинари сегодня опять придет к нашему дворцу с очередным письмом. Сопровождайте его и будьте неподалеку. А я прослежу за Норико. В конце концов, у госпожи Кокидэн еще длятся Дни удаления, и вовсе незачем, чтобы в это время кто-то из ее окружения принимал любовника… Если произойдет что-то неожиданное, я позову вас.
– Я возьму с собой слуг, – пообещал Нарихира. И в первую очередь подумал о старшем кэрае Кэнске. Его собственная свита столь блистательно опозорилась, когда в носилках обнаружились две кошки, что он уже
